Тогда больно, очень больно всем.
Вернусь к этому позднее…
Пока мне надо писать. Переписываю.
* * *
Вторая часть страницы: эпилепсия, детский аутизм, детская шизофрения.
– Татьяна Владимировна, мы ее привели. Вызовите нас без очереди, пожалуйста.
Ох, как трудно мне бывает вызвать кого-нибудь без очереди! Но тут очередь сама расступается и пропускает «значительную» больную. «Значительную» потому, что у нее под сто килограммов веса при росте около метра семидесяти.
Тоже одна из особенностей. Дети с умственными нарушениями частенько страдают ожирением.
У этой девочки – шизофрения. Она обучаема, занимается в спецшколе и получает там отличные оценки. Сейчас она собирается в санаторий по бесплатной путевке в сопровождении мамы.
На приеме с ней вместе и мама, и бабушка.
– А что это за санаторий? – спрашивает девочка. – Зачем мне этот санаторий? Там же плохо кормят! Там плохо кормят! Плохо кормят! Зачем мне этот санаторий?
– Там очень хорошо кормят, – уверяет внучку бабушка. – Мы же там были в прошлом году.
– Там плохо кормят. Плохо кормят.
Бабушка что-то еще пытается ей объяснить. Может, получится…
Родители детей с психическими заболеваниями бывают умны и даже неординарны.
Вот эта бабушка занималась когда-то наукой, и мама – с высшим образованием. Обе любят поэзию и могут многое рассказать о театре, который всегда любили и продолжают любить. Они и сейчас посещают спектакли, зная, когда можно купить билет за сто пятьдесят рублей и посидеть во втором ряду партера.
– Татьяна Владимировна, вы не представляете, какой прекрасный спектакль! Почему вы не хотите пойти?
– Да нет у меня ни времени…
Я могла бы еще много «ни» поперечислять в ответ на приглашение.
– Вы не представляете, что вы теряете!
Может быть, и теряю…
В одной из семей, в которой растет девочка с аутизмом, оба родителя закончили МГУ. Все другие дети в этой семье обучались на дому, заканчивали школу на год-два раньше положенного. Один из детей поступил в МГУ в четырнадцать лет.
И вот, на тебе. Аутизм…
Вот еще один мальчик с детской шизофренией. Отец, человек восточной внешности, воспитывает его один. Подробно о том, куда делась мать ребенка, отец не рассказывает.
«Гуляла, бросила нас», – вот и все.
Вызывает врача отец не часто, раза два-три в год. Мальчик обучается в интернате, но, когда заболевает, отец всегда забирает его домой.
У них двухкомнатная квартира без всяких следов женского присутствия. Жилье скорее аскетичное, чем комфортное.
Однажды отец этого ребенка подвозил меня с вызова до поликлиники.
– Саша вроде бы стал активнее и разумнее, – сказала я отцу в машине.
Это не было такой уж правдой. Просто мне хотелось как-то подбодрить этого одинокого человека.
– Но я же его лечу, – ответил отец.
– Каким образом?
– Вы же не знаете… я экстрасенс.
– Давно?
– Ну, способности у меня давно. А практикую года три.
– Дома?
– Нет. Есть место. Нас – несколько человек. Это особая система. Если желаете – я мог бы кое-что рассказать вам.
Эта фраза означает, что мне начали доверять. Если он практикует три года и только сейчас решается сказать об этом.
До этой беседы мне казалось, что отец мальчика – мусульманин, и ни в какие околорелигиозные разговоры я с ним не вступала.
Я ответила:
– Вы, наверное, знаете, что я православная. Отношение к экстрасенсорике у меня отрицательное.
– Но вы же сами видите, что Саша лучше стал!
Нет, не стала я его разуверять…
– Сейчас – лучше, а дальше? Вы не понимаете, какому риску подвергаете его и себя.
Этот одинокий человек молчал. Мне было искренне жаль и его, и Сашу.
– А что может быть еще хуже? – вздохнул он.
«Ох-ох-ох!» – по-женски отреагировала я. А вслух сказала главное:
– Дело касается спасения души.
Мои слова утонули в скрипе тормозов. Мы приехали к поликлинике.
– Если хотите… – начала я.
– Спасибо, – прервал он. – Я понял.
После этого разговора прошло больше года. Отец Саши ежемесячно приходит в поликлинику, чтобы взять бесплатный рецепт на молочную кухню. Вызывая меня на дом и приходя в поликлинику, он больше не касается этой темы.
Нет, не буду я делать выводов. Не буду говорить о гордыне и тоске, о нереализованных амбициях и о перенесении на детей этих самых амбиций, что приводит человека к еще большей тоске, так как его притязания и амбиции снова не реализуются, не реализуются, не реализуются…
Возможно, так происходит из рода в род. Генетически закрепляется. Возможно, это не только амбиции, а нечто большее и более страшное.
Так и вертятся порочные круги, наматываясь один на другой, перекатываясь от прадеда к правнуку…
Как часто наши умозаключения напоминают умозаключения первоклассников – например, о мироздании или о том, почему в семье родился умственно отсталый ребенок… (Это я сейчас о себе.)
Святая воля Божья на все.
Ну а насчет экстрасенсорики столько уже сказано, что, вероятно, не следует повторяться.
Однако люди все покупаются и покупаются на дешевый сыр из мышеловки, отдавая по цене временного призрачного «улучшения» цену собственной бессмертной души.
И рай, и ад мы носим в себе. В основном ад… Только здесь, в нашей теперешней жизни, мы не замечаем этого. Нам кажется, что мы живем «нормально», не хуже, а может, и лучше других. «Стяжаем» мы не духовные блага, а материальные.
Какое замечательное слово: «норма»! Какое растяжимое!
Мы с удовольствием предаемся развлечениям, осуждению, обжорству, пьянству. Это нормально! Гневаемся, жадничаем и прелюбодействуем. Нормально! Властвуем над слабыми и пресмыкаемся перед сильными мира сего. Нормально! Все так делают, и мы тоже!
ПЛАЧ АДАМА О РАЕ
Дает нам Господь много,
Нам кажется мало:
Ничем мы не насытимся,
Ничем не наполнимся;
Очи наши – ямы,
Руци наши – грабли,
Очи завидущи,
А руци загребущи:
Что очи наши завидят,
То руци наши заграбят.
Не можем мы, братие, ничем ся наполнить:
Дает нам Бог много, нам кажется мало
[8].
Все, даже неверующие, знают, что Христос пришел в мир ради спасения наших душ. Только для многих это было и остается пустыми, а иногда и надоевшими словами.
