Дедушка на льдине почувствовал себя в родной стихии: тут вовсю инженерили, продуманно, надёжно и местами даже остроумно. Станция запитывалась от «тумбочки Ильича», электричества было с избытком. Лунки не сверлили, а выплавляли, проливая кипятком стальное кольцо с перфорацией – так удавалось без особых усилий пройти насквозь до трех метров льда, а глубже просто не пробовали за ненадобностью. Большую полынью держали чистой, перемешивая в ней воду насосами. Татушка на станции проводила максимум полчаса, затем её спихивали в полынью, цепляли к торпедолову, тот уносил модернизированную подводную смерть к месту, где ей положено таиться, ронял там и шёл за новой. Основные потери времени приходились как раз на ожидание торпедолова и суету под льдиной. Собственно технического персонала на станции находилось четверо, считая энергетика и оператора лебёдок, остальные – две бригады водолазов и минимально необходимая обслуга. Водолазы бодрились, особенно перед дедушкой, но заметно было, что самостоятельно прокормиться, обсушиться и прибраться они смогли бы только через силу. Трудно им приходилось.
Дедушка обнюхал на станции всё оборудование и расспросил каждого специалиста; его вопросы у некоторых вызвали лёгкую оторопь и желание встать «смирно». Товарищ маршал знал, для чего на «ЛРС» буквально каждая гайка, и ему было очень интересно, как эта гайка себя чувствует. Кое-что он посоветовал оторвать, чтобы не мешало. Но не выбрасывать – а вдруг проверка.
Сумерки наступили рано, но до полярной ночи ещё было далеко. Станция щедро залила светом пространство вокруг себя, на льду кипела работа, дедушка наблюдал, как электронщики возятся с татушкой, и очень старался не лезть с советами. Похоже, ему здесь всё нравилось – и техника, и люди.
И в воду тут падали, только когда надо.
Дедушка подумал, что на сегодня хватит с него, и так очень много впечатлений, надо их систематизировать, предварительно слегка подкрепившись, и пошёл к камбузу. Дверь распахнулась ему навстречу, появился кок с ведром. Содержимое ведра парило на лёгком морозце.
– Товарищ маршал! – обрадовался кок. – Пойдёте медведя кормить?
– Достали уже с этим медведем, – сварливо заявил дедушка. – А вообще… А давай!
* * *
Солнце жарило вовсю, ни облачка на небе, видимость миллион на миллион. Ледовая ремонтная станция работала в штатном режиме.
Расположение сил и средств «ЛРС-28» на момент инцидента было следующим.
Водолазы дежурили у лунок, готовясь встречать торпедолов.
Неподалёку от полыньи лежала тяжёлая атомоходная торпеда со вскрытой боковиной. Над ней колдовали двое техников. Блок распознавания застрял в гнезде, и они морально готовились рвать его оттуда «с мясом», заранее себя жалея: новый ставить – только с паяльником, и заливать всё герметиком, это возни минимум на полчаса. А если по-хорошему, лучше бы отвезти торпеду на базу, пускай там с ней корячатся.
На взлётной полосе «Ан-12» прогревал двигатели, готовясь к отправке, когда инспектор будет готов.
Из двери камбуза показался маршал инженерных войск: штаны на вате, лётная куртка, валенки с галошами, шапка-ушанка. В руке маршала было ведро с хорошо различимой надписью «ПОМОИ». Он шёл кормить медведя.
А подо льдом избитый торпедолов приковылял к станции на одном моторе. Не повезло, торпеда врезала сзади, пробила защитное ограждение левого винта, и его заклинило прутьями решётки. Субмарина уже собиралась подвсплыть, когда ей пришёл новый крепкий пинок в корму.
Наверху водолазы услышали глухой подводный удар и приготовились нырять за торпедой.
Тем временем лодку затрясло так, что того и гляди порвутся трубопроводы. Невероятно: татушка повредила второй винт и согнула лопасти. Вот же тварь поганая, ни чужих, ни своих не жалеет.
– Стоп правый! Включить транспондер.
Командир поглядел вверх.
Старпом последовал его примеру.
– Кто не спрятался, я не виноват, – устало сказал командир.
– А может, как-то…
– Как? Перископом снизу постучать, чтобы подвинулись? Всплываем!
Уже отдав приказ на всплытие, командир подумал: отбить по льду сигнал перископом, возможно, не самая глупая идея. Шансов, что тебя расслышат и поймут, где-то около ноля, зато хоть совесть чиста, да и в бортовой журнал записать можно: проявили свойственную нам морскую смекалку… Но было поздно.
Рубка субмарины с громким хрустом пробила лёд примерно в двадцати метрах от крайнего домика станции.
На это явление ошарашенно уставились водолазы, техники, начальник станции, дежурный матрос и медведь Михаил Иванович. Только лётчики ничего не заметили, у них движки ревели вовсю.
Огромная торпеда, лежащая на льду, тоже смотрела на лодку – прямо носом. Торпеда включила силовую установку. Над хвостовой частью взвился фонтан снежной крупы. Вспарывая лёд винтом, издавая оглушительный скрежет, торпеда поползла вперёд, медленно, но неудержимо.
Техники переглянулись. В руках у одного был блок распознавания. Вырванный «с мясом», назад не вставишь.
Торпеду водило из стороны в сторону, но в целом курс она держала верно. Двигалась к неопознанной цели, нарушившей правило: нельзя всплывать. Проломил лёд – ты покойник.
Начальник станции открывал рот и жестикулировал, но его никто не слышал и не понимал. Водолазы, смелые ребята, дружно бросились к торпеде и вцепились в носовые буксировочные проушины, но удержать этого монстра, скользя ногами по снегу, было нереально даже всей толпой. Прибежали ещё двое, волоча за собой трос, и остановились в растерянности, глядя на снежное облако, плотно укрывшее корму торпеды. Нет, ну зацепить можно. Натянуть трос лебёдкой, чтобы эта гадина не ползала. Но… Тогда она прямо тут, посреди станции, долбанёт? Ой, мама…
Подскочил начальник, отчаянно семафоря руками: полундра! Спасайся, кто может! Его поддержали техники. И тут до всех дошло, что, собственно, назревает.
Боевая часть снялась с предохранителя и может взорваться в любой момент. Лёгкое сотрясение её, возможно, не активирует, но небольшой толчок… Никто не знает, какой силы он должен быть. А там внутри триста килограммов. Триста! Кого взрывной волной не ухайдакает, того осколками достанет, кого не достанет, всё равно станция вдребезги, это к гадалке не ходи. А вода – холодная…
На крыше рубки субмарины открылся люк. Из него высунулась голова вахтенного офицера. Офицер услышал визг и скрежет, увидел, что к лодке ползёт торпеда, а от неё во все стороны разбегается народ. Зрелище произвело такое сильное впечатление, что офицер застыл, уронив челюсть.
А потом его позвали: «Эй, сынок!»
Офицер посмотрел налево. Там на крыше рубки лежала толстая льдина, а на льдине сидел невесть откуда взявшийся дедушка без знаков различия и с помойным ведром. Дедушка выглядел мирно и даже смиренно, но у него были такие интересные глаза, что офицер сразу всё понял и без знаков различия.
