– Подожди, сейчас объясню.
Павел повернул направо в первый же проулок, затормозил и остановился в удобном кармане.
– Зачем? – вновь спросил Василий.
– Затем! Встречать нас должны были люди на «пазике» из транспортного агентства, и не сегодня, а послезавтра, кажется. С какого, спрашивается, этот за нами притащился? К тому же на своей «Ниве» приехал за шестерыми! Как мы все вместе, да еще и с вещами в нее поместились бы?
– Н-не… знаю. Но все равно, это же его машина. Он нас встретил, подвез, а мы угнали.
– Да не угнали мы. – Павел достал непромокаемый пластик, где хранились паспорт и деньги, отсчитал несколько купюр, которых с лихвой хватало, чтобы оплатить и доставку, и водку, которой угощал водитель, и еще не купленный им коньяк. Убрал деньги в бардачок, извлек из него засаленную записную книжку с карандашом и оставил следующее послание: «Извиняемся, уважаемый. Из-за подозрительных личностей хулиганов пришлось уехать со стоянки. Плата за работу и все остальное – в бардачке. Спасибо!»
Предъявил написанное совестливому Василию и, вылезая из машины, положил записную книжку, заложенную карандашом, на водительское сиденье.
– Василий, чего расселся, пойдем быстрее отсюда. Он, как только машины хватится, за ближайший угол побежит искать и здесь окажется. Элементарная психология.
– Но если машину кто-то еще угонит? – спросил тот, тоже выбираясь на улицу.
– Сомневаюсь, что станут столь приметную тачку угонять, можешь мне на слово поверить…
* * *
– Что дальше делать будем? – спросил Василий минут через пять после того, как они покинули «Ниву» человека-миноги.
– Пока не знаю. Мне бы в Москву как можно скорее. Понимаешь, когда выяснится, что на базе произошло, меня из Хабаровска не выпустят. Пусть уж лучше в Москве допрашивают.
И, подумав, добавил:
– Да и вообще. Дома у меня хоть неплохие связи имеются. Все-таки заместитель главреда популярного журнала, иногда на рыбалку с большими людьми выезжаю, а потом их фотки на обложке размещаю. А здесь… боюсь, все эти катастрофы и потери повесят на нас с тобой… Там, в Москве, больше вероятность, что поверят нашим рассказам.
– Не надо ничего рассказывать, Павел.
– А что говорить?
– Лучше говорить как можно меньше. Ну, там… вертолет улетел… на базе пожар. Пытались добраться по реке. Чуть не утонули. Как выплыли, не помним. А от того момента, когда на берегу оказались, можно и в подробностях. Мы ведь все-таки два полуутопленника, такими нас все видели. И водитель подтвердит, в каком виде мы были, и киевляне.
– Подожди, – перебил Павел. – Киевляне…
Он вытащил так и лежавшую в рюкзаке пустую бутылку из-под старки и вновь стал ее рассматривать.
– Если помнишь, киевляне говорили, что сбежали сюда почти сразу после катастрофы и вот уже вторую неделю в тайге живут?
– Не очень четко, но припоминаю, – кивнул Василий.
Павел показал бутылку обратной стороной. Там, на обратной стороне, через стекло виднелся расплывчатый чернильный штамп «Белоцерковский ЛВЗ. Дата изготовления: 30 апреля 1986 г.».
– Помнишь, что в 86-м было? Это они чернобыльскую аварию имели в виду! Ты понимаешь?
– А с тех пор прошло… – Василий наморщил лоб, прикидывая.
– С тех пор, почитай, три с половиной года прошло!
– Да-а, – протянул Василий. – Пожалуй, вряд ли из них кто-то что-то подтвердит…
Они присели на пустую лавочку, чтобы перевести дух и подумать.
– У тебя как с деньгами? – спросил Василий. – На билет хватит? Я бы помог, но дома, честно говоря, столько может и не набраться.
– Обратный билет есть. Белявский денег не жалел, оплатил первый класс. Если повезет, удастся улететь – лишь бы место нашлось на одном из рейсов.
– Эта проблема решаема. Здесь неподалеку есть автостанция, там телефоны-автоматы. Пойдем, жене позвоню, она в аэропорту старшей смены работает.
Автостанция действительно оказалась рукой подать, и там путешественники увидели три телефонные будки. Однако в трех экземплярах наличествовали только сами будки – в одной оказалась оторвана трубка, во второй телефонный аппарат вообще отсутствовал, третью же оккупировала какая-то толстая женщина. Руки ее были заняты хозяйственными сумками, трубку женщина прижимала щекой к плечу и что-то в нее повизгивала. После нескольких минут ожидания Василий в нетерпении побарабанил пальцами по стеклу будки, но женщина даже голову в его сторону не повернула. Василий постучал вновь – ноль внимания. Павел сунулся в свой пластиковый пакет и вынул из него служебное удостоверение, после чего распахнул дверцу в будку и по примеру Титова, когда майор заявился к нему домой в Москве, сунул раскрытые корочки женщине под нос и сказал с напором:
– Гражданка! Задерживаете оперативные действия органов госбезопасности. Срочно освободите пространство!
Трубка вывалилась из-под щеки и заболталась на проводе, говорливая женщина выскочила на улицу и засеменила прочь.
– У тебя хоть двухкопеечная монета имеется? – спросил Василий, глядя ей вслед.
– Вообще нет мелочи, – ответил Павел. – Ни меди, ни никеля.
– А у меня что и было, так в кошельке, который сейчас где-то на дне Кура покоится. – Василий вывернул пустые карманы.
– Как думаешь, на автостанции рубль разменяют?
– Может, и разменяют, но там обязательно очередь, а может, еще и технический перерыв…
– Нуждаетесь в двушечках? – сказал кто-то за их спинами. – Могу выручить по сходной цене.
Павел с Василием обернулись и, к своему изумлению, увидели… Миногу. Но… нет, все-таки это был не водитель, который всего несколько минут тому назад привез их на своей «Ниве» в столицу Хабаровского края. А вот за дальнего родственника его вполне можно было принять, очень уж похожа была манера держаться. Но этот был в сапогах, галифе и поношенном солдатском кителе, на котором болтались самодельные колодки от неизвестных исторической науке медалей.
– Сколько даешь на рубль? – спросил Павел.
– Десять монеток, – скромно улыбнулся тот.
– Ты совсем, что ли, обалдел, спекулянтская рожа?! – возмутился Василий. – Это ж получается – за двушку – гривенник! Один к десяти!
– Нормальная цена, вы бы все равно двушек не нашли и гривенники в телефон кидали, – невозмутимо пожал плечами мелкий спекулянт. – Я не настаиваю, мое дело предложить…
– Черт с тобой, давай. – Павел протянул ему рубль, спекулянт быстренько спрятал купюру в карман галифе, из другого выудил мелочь и отсчитал в подставленную ладонь Павла ровно десять монеток.
– Эй, эй! – вновь возмутился Василий. – Ты чего это старые гривенники подсовываешь? Их же нигде не принимают.
