По рыбацким понятиям, место было шикарным во всех отношениях: и другая вода – еще более чистая, свежая, молодая, и обратное течение чуть выше слияния рек, и омут под противоположным берегом, и хорошо заметная русловая бровка – с меляка на глубину. Здесь просто не могла не держаться рыба, да еще и в большом количестве! В чем Павел вскоре убедился.
Ленок постоянно атаковал рыболовную обманку, иногда не подсекался, иногда срывался с крючка, но ловился буквально на каждом третьем забросе. Причем экземпляры попадались хорошенькие, весом около килограмма и даже больше. Не прошло и пятнадцати минут, как Павел выполнил норму, заданную дедом Иваном, – шесть хорошеньких ленков заняли место в пакете, который он положил в рюкзачок. Но удержаться от продолжения ловли знатный рыболов, как говорится, не имел физической возможности. Захватил азарт, и Павел вновь и вновь забрасывал блесну, вновь и вновь подсекал и вываживал рыбу, тут же ее отпускал и возобновлял ловлю.
Спиннингист в очередной раз приготовился сделать заброс, когда вдруг его обхватили сзади чьи-то мокрые руки. Павла словно током тряхнуло. В голове промелькнули кадры из какого-то фильма ужасов, сопровождавшиеся мыслью «Белявский». Он рванулся было вперед, но руки удержали, и одновременно до его шеи дотронулось что-то влажное. Еще бы мгновение-другое, и рыболов бы совсем запаниковал, но тут до него дошло, что это поцелуй и что целовать его могла только Катюша…
Тут же забылись все появившиеся после прибытия на базу невеселые мысли. Он выронил спиннинг, одной рукой прижал ладони девушки к своей груди, другую завел назад и погладил по мокрым волосам. Она же, не прерывая поцелуй, прижалась к нему всем телом. Еще в Москве он вспоминал, как каждая, даже мимолетная, встреча с Катюшей приносила нечто новое, и теперь осознал, что никогда прежде не испытывал такого особенного чувства эйфории.
Стараясь не потерять это необычное ощущение, он аккуратно высвободился из объятий и развернулся лицом к абсолютно голой и мокрой девушке, видимо, только что вылезшей из речки. Она выглядела восхитительно! При этом еще и в чем-то необычно, странно. Хотя что может быть странного в женской, пусть даже и очень привлекательной для мужчины груди? Но что-то и еще было такое…
Павлу захотелось отвлечься от этой необычности, но вдруг и сразу он осознал, в чем она заключается. Маленькие круглые соски Катюши были бирюзового цвета – точно такого же, как вода в Ярапе. Такой цвет иллюстраторы детских книжек придают глазам русалок. У Катюши не было ни чешуи вместо кожи, ни хвоста вместо ног, и волосы не отдавали в зеленый цвет, но соски… Он же видел Катюшу раздетой, и не раз. Или тогда не таким было освещение… а может, что-то еще сейчас другое… влияет река, несущая рядышком свои искрящиеся воды?
Он стоял, разглядывая невозможное, в течение тех секунд, пока Катюша с обворожительной улыбкой разглядывала его. Потом она шагнула ближе и потянулась губами уже не к шее, а к губам Павла, и это вновь оказалось чем-то особенно прекрасным…
* * *
На базу Павел возвращался в почти полной темноте и в совсем уж полной эйфории. Ноги слегка гудели, в одной руке он нес спиннинг, в другой – открытую бутылку пива, за плечами – рюкзак с достойным уловом, в голове – сонмище мыслей, подавляющее большинство которых занимала Катюша. Забылись и сомнения, и собственное критическое отношение к происходившему во время весенней поездки. Забылись все мысли, беспокоившие его в Москве.
Он не находил слов, какими мог даже самому себе описать все, что чувствует. Как можно передать словами ситуацию, когда восхитительной красоты обнаженная девушка страстно тебя целует и одновременно раздевает, после чего увлекает за собой в не очень-то теплую воду сибирской реки и там – в воде и под водой – вы занимаетесь любовью. Ни с чем не сравнимой, страстной, в чем-то жесткой, но и бесконечно нежной любовью! Любовью на грани жизни и смерти, когда в объятиях Катюши, будучи полностью под водой, Павел осознавал необходимость немедленно наполнить легкие воздухом, осознавал, что, если этого не произойдет, он захлебнется, погибнет. Но страсть оказывалась сильнее, Павел получал все новые и новые порции счастья, и под водой ледяной сибирской реки ему было хорошо…
Прохлада дала о себе знать, когда вконец измотанные и удовлетворенные Павел с Катюшей вышли, вернее, выкарабкались на берег. Смеркалось, и над рекой уже начала проявляться полоска тумана. Павел вспомнил о прихваченной металлической фляжечке с коньяком, и они стали к этой фляжечке по очереди прикладываться, буквально вырывая ее друг у друга. Но при этом еще и прижимаясь, и, чтобы согреться, растирая друг друга ладонями, и целуясь, целуясь, целуясь…
Он не подозревал, что способен на такое, но уже на берегу, взглянув на Катюшу, как будто забыл о только что происходившем и начал все сначала… Иначе как фантастикой назвать это не мог. Катюшу же стал позиционировать как создание, занимающее место выше существующей реальности.
Все эти мысли не имели значения после слов Катюши во время их расставания на месте слияния двух сибирских рек – Ярапа и Кура.
– Я тебя вспоминала. Иногда так подступало, что, казалось, сейчас завою по-звериному, прямо как росомаха, – призналась Катюша, прежде чем отстранила от себя руку Павла и скрылась в прибрежных зарослях. А он так и остался сидеть на песке.
Сидел на песке голый, мокрый и осмысливал, задавался вопросами. Выла, как росомаха? Разве росомахи могут выть? Всем известно, что воют волки, собаки… Люди тоже порой воют – от навалившегося несчастья, от безысходности… Катюша выла – по нему?! Да, он в Москве тоже скучал по красавице сибирячке, его тянуло к Катюше, но чтобы выть… Или же она под этим термином подразумевала что-то другое? Да какая разница, что она там подразумевала! Сейчас такая ситуация, когда радость, эмоции перехлестывают через край. Ему попросту хорошо, ей наверняка тоже. И не надо ни о чем задумываться…
Доставать фонарик Павел не стал – и с батарейками лучше быть поэкономней, и ориентировался он ночью довольно-таки неплохо – привык во время службы на границе, да и тропинка не так уж сильно петляла. Вон впереди и приметный валун, от которого до базы всего ничего.
«Чмок…» – раздался неподалеку незнакомый звук. Однако Павел, в очередной раз приложившись к бутылочке пива, даже не замедлил шаг, чтобы прислушаться. Обогнул валун и только тут, почувствовав неправильность в окружающем его мире, остановился. Слева от тропинки, где густел лес, на земле валялись свежие щепки. Во всяком случае, по дороге на рыбалку он их не заметил. Откуда же они появились? Поднял глаза на ближайшее дерево и увидел… хамелеона. Не обычного маленького зоопарковского, а едва ли не динозавра от хамелеонов, величиной никак не меньше взрослого человека! Или это и был динозавр?
Жирная, с большой головой рептилия распласталась по стволу лиственницы, обвив его тонким хвостом и вцепившись, даже врезавшись в дерево огромными когтями задних лап. Кстати, а какие у обычных хамелеонов когти? У этого – непонятного и необъяснимого – каждый из когтей был похож на лезвие топора.
Рыболов осторожно отступил назад и уперся спиной в валун. Зверюга повела на него одним глазом и издала еще одно чмоканье, не обещавшее наблюдателю ничего хорошего. В этот момент над головой Павла метнулась летучая мышь – довольно крупная, величиной с голубя. Разглядеть ее подробнее он не успел: опять «чмок» – и летучая мышь исчезла. Похоже, хамелеон-динозавр поймал ее своим языком, как лягушка ловит комаров. Существо повернуло голову и уставилось на Павла обоими глазами.
