– Здоров, это Андрей звонит, – послышался голос Кастета.
– Здоровее видали. Что у тебя?
– Да я только что узнал. Баллона и его братву Чухонец послал за телкой той.
– Какой телкой?
– Которую они искали. Я тебе ее фото давал.
– Они нашли ее?
– Выходит, да.
– Давно поехали?
– Ну я минут сорок назад с Баллоном говорил. Он как раз в машину собирался садиться.
– Ах ты черт! Сколько их? На чем они?
– Не знаю… Человека три, наверное. У Баллона машина – «буммер» синий, битый, трешка.
– Номер?
– Я че, Мари Кюри или Менделеев все помнить?
– Хорошо, Кастет, – кивнул я. – Спасибо.
– Спасибо не отделаешься. За тобой бабки.
– Не вопрос… Если живы будем…
Я дал отбой и кивнул Робину:
– В машину! Быстрее! Давай за руль!
Глава 32
Кобра посмотрелась в мутное зеркало в обшарпанном коридоре съемной квартиры. Она выглядела изможденной, старше своих лет. Впрочем, все это неважно. Возраст, время уже не слишком волновали ее. Потому что ее время кончалось. Она была совершенно уверена в этом.
Боялась ли она скорого будущего? Жалела себя? Нисколько. Она никогда не жалела других. И крайне редко жалела себя. И никогда эмоции не сбивали ее с главного пути. Потому что идти по главному пути и было ни с чем не сравнимое, самое сильное переживание в ее жизни.
Она отдала этому пути все – здоровье, счастье, всю себя.
Всмотрелась в зеркало, и ей показалось, что она видит в нем неясные тени недавно ушедших соратников – Лекаря, Заура. Еще дальше реяли десятки других, кто погиб на тернистом пути.
Вспомнился ей разговор с Маридом после того, как они узнали о гибели Лекаря и Заура.
– Ты грустишь по ним? – спросил он.
– Мы потеряли верных бойцов, – сказала она.
– Не страшно, – усмехнулся он. – Все к лучшему.
– Ты столько прошел с Лекарем…
– И рад, что он сдох.
– Почему?
– А потому что он уже недостоин жить. Он отжил свое. С ним нужно было решать что-то.
– А Заур?
– Заур был не так безнадежен. Он работал за деньги, а они хороший якорь. Но он тоже иссох. Лучше, что они умерли. Их кровь уже была не горяча. Они стали обузой.
– А я?
– А ты достойна править миром…
– Или уничтожить его.
– Нет. Вот это уже моя привилегия, – как-то делано засмеялся он.
Как ей хотелось отнять у него эту привилегию.
– Мы лишь гости на этой земле. И наша задача оставить след. Как можно более яркий след. Избранным дано уйти в очистительном взрыве, – продолжил он.
Как же он был прав.
Очистительный взрыв. Это звучит как симфония. Ей хотелось оставить свой след. Она делала все, чтобы его оставить, но в изменчивом мире следы заносит быстро – как волнами на песчаном пляже. Но этот след продержится куда дольше остальных.
О ней будут помнить долго.
После того как ее не станет…
Она ударила кулаком в зеркало, и тени соратников исчезли. Прочь! Они в прошлом. Им не место в ее жизни.
И в ее смерти.
Марид обещал, что они выживут. Что они увидят, как разгорится зажженный ими пожар. Но она не верила ему. Она знала, что это последний штрих в их общей картине, которую они писали столько лет.
Серафима отошла от зеркала и презрительно огляделась. Ее раздражала скудность окружающего мира – квартира обшарпана, нет эстетики и красоты. Она достойна, чтобы последние дни прошли в красивых интерьерах, среди прекрасных вещей и природных красот. А было все донельзя убого – съемная однокомнатная квартира, унылый промышленный пейзаж за окнами. Это ее как-то обижало и удручало. Но ненадолго. Потому что впереди был их триумф – ядерная смерть!
Да, Марид всегда надеялся выбраться из этой передряги живым. А она не надеется… Может, и могла бы, но не хочет!
Это деяние должно стать последним у них. Ярким завершением их яркой жизни. И Мариду тоже не нужно будет после этого жить. Обыденная жизнь и мелкие деяния сведут на нет красоту этой вершины их совместного творчества. А этого она допустить не должна.
Да, они умрут. Умрут оба. Она заберет его в расцвете величия и славы!
Черт возьми, а ведь это у нее не предчувствие смерти. Это планирование смерти. Красивой. Которая явится шагом в вечность…
Решение созрело – они умрут оба. Оно зрело давно, но сейчас оформилось в чувствах и словах.
И в ее душе вдруг все запело. Она вдруг четко осознала то, что хотела с детства, – умереть!
И она умрет красиво!
Повеселев, она приосанилась. Пора идти. У нее сегодня еще много дел.
Серафима Коваль поправила перед зеркалом прическу, пригладив жиденькие волосы. Застегнула легкую джинсовую куртку. Подкрасила губы фиолетовой помадой. Проверила, на месте ли в сумочке верный «браунинг». Улыбнулась своему отражению.
– Пора.
Она повесила на плечо зеленую дорогущую сумку из крокодиловой кожи. С усилием повернула язычок вечно заедающего дверного замка. Толкнула дверь. Шагнула за порог.
И свет померк в ее глазах, а дыхание перехватило.
Она получила сильнейший удар кулаком в живот и упала бы на пол, если бы ее не поддержали стальные мужские руки.
– Ну что, добегалась, сучка, – услышала она заглушенный ее болью грубый мужской голос.
Ее взяли за руки и потащили по лестнице вниз.
«Не успела, – в отчаянии подумала Серафима. – Совсем немного не успела».
Глава 33
Робин водил машину виртуозно – даже лучше отчаянного лихача Мамонта. У него были идеальные координация движений, ощущение дистанции, габаритов и чутье. Он мог бы стать великим гонщиком, если бы не стал снайпером.
Я дал ему приказ – гнать быстрее. От мерно капающих и стекающих в вечность секунд сейчас зависело очень многое.
Бандиты выехали за Серафимой Коваль. Если они опередят нас и возьмут подручную Марида, мы ее никогда не увидим. Ниточка оборвется. А мы не могли этого позволить. Это понимал я, это понимал и Робин. Поэтому он гнал как сумасшедший.
Мои ощущения от той гонки были не менее острыми, чем от полета в самолете, выделывающем фигуры высшего пилотажа. Встревоженные звуки сигналов, проносящиеся в миллиметре корпуса попутных и встречных машин, удары по днищу и стук колес, которые, по идее, должны были отлететь к чертям.
