Я киваю, девушка рисует в блокнотике и уходит.
– Другого выхода не было, сестренка. Я все тогда обдумал. Мозги им крутил. Убедительно крутил. Я же актер.
Берет мою ладонь, смотрит на кольцо:
– Ты счастлива?
Вот прицепился. Надо убрать ладонь…
– Ладно, я пойду, – кладет. – У тебя встреча?
– Подожди, вон мартини несут. Да, встреча. Ольгу Иванну помнишь, директора Бултыхов?
– А, эта…
Изобразил.
Похоже. Не выдержала, улыбнулась:
– Ага, самая. Короче, хочет там все реконструировать. Усадьбу, все.
– Как наш театр?
– А что ваш театр? Над вашим театром «Веста» поработала, радуйтесь теперь. Я по-другому все предлагала.
– Был сегодня там. С Маркычем, потом…
Пьет мартини.
– И что потом?
– Суп с котом.
– И что собираешься делать?
– Искать. Актер ни на какие роли не требуется? Могу сыграть брата или…
– «Или» – не надо.
– Не можешь немного одолжить? – поднимается. – Как устроюсь, отдам.
– Куда ты устроишься?
– Ну, пока Дедом Морозом, а там посмотрим. Есть идеи.
– Лёник… Лёва!
– Да?
– Только честно. Не колешься?
– Нет. Ты не волнуйся, я верну.
Застегивает куртку. Наклоняется, целует в щеку.
– Пока, сестренка. Не кашляй. Не забывай, мы с тобой еще должны в Арктику.
Смотрю, как идет между столиков.
Выходит, проходит мимо окна.
Ловлю себя на том, что глажу пальцем место поцелуя.
«Лёнька! Лёпсик! Смотри, я какой гриб нашла!»
Подбегаю к нему:
«Смотри, какой большой!»
Лёник строго смотрит на гриб:
«Ну, и что радуешься? Ядовитый».
«Сам ты ядовитый! Смотри, какая шапочка. Это сыроежка».
«Сри-бери-ежка».
Лежим на траве, отдыхаем. Рядом сосна поваленная. Муравьи щекочутся.
«Лёнь!»
Тишина.
Приподнимаюсь на локте:
«Лёня…»
Он лежит, болтает ногой:
«Я не Лёня».
Подползаю:
«Ты Инопланетян опять, да? Лёнь, я серьезно, три-три – вне игры!»
«Я – человек. Но меня зовут не Лёня».
«Я сказала, не играю…»
«А я честно. Меня из детского дома взяли».
«Ну Лё-онька…»
«Я не придумываю. Честное пионерское».
Поднимает руку, делает салют.
«А мои настоящие родители были полярники».
«Честно-честно?»
«Да. Фамилия у них, фамилия была… Джонсон. И они были американцы, просто в детстве в СССР приехали. Выросли здесь и полюбили друг друга на всю жизнь. А потом… погибли. Понимаешь? Оба погибли. Корабль на льдину натолкнулся, и спасли только детей, на вертолете. И всех – в детский дом, и меня».
«Лёнь, а меня тоже в детском доме взяли?»
«Нет, тебя родили. А вот меня, знаешь, как по-настоящему? Марсель. Запомнила? Марсель Джонсон. Красиво, правда? Только никому не говори. Клянешься? Клянись клятвой рыцарей Северной Звезды».
«А это как?»
«Просто скажи: клянусь клятвой рыцарей Северной Звезды. Но это очень страшная. Одна девочка поклялась, а потом проболталась, и на нее самолет упал. Даже косточек от нее не нашли… Нет, я этих маму с папой тоже люблю. Но они, конечно, не полярники».
«Да, особенно мама…»
«Поэтому, когда вырасту, стану полярником, уже решил. А ты будешь моей женой. Ты же мне не настоящая сестра. И поедем в Арктику, будем исследовать северное сияние. Согласна?»
«Но только чтобы без поцелуев и чтобы ты в маминой комнате спал!»
С пригорка спускается мама:
«Они здесь! Ну что, грибнички, богато грибов набрали?»
Мы вскакиваем и бежим к ней наперегонки.
Часть II
Муравьиный царь
Первая часть дороги прошла нормально. Город кончился, мелькнул магазин запчастей. Еще один магазин, снова запчасти… «Работа для настоящих мужчин!», «Дома, бани, коттеджи». Замелькал березовый лес, серый, зимний, нормальный такой лес. Проползла и отстала электричка.
Михалыч включил снегоочистители.
Мать сидела на заднем, мотала головою и спала. Дорога была новая, недавно уложенная, но и ямы, как без ям? Потряхивало. Мать открывала глаз, снова закрывала и мотала головой. Когда последний раз открыла и поглядела, Михалыч хотел спросить: не холодно, может, печку? И не спросил, а просто прибавил. Мать часто злилась на холод, пока у них жила. Лена любила всё нараспашку, и мать надевала по квартире пальто.
Подъехали к переезду. Несколько машин стояло у шлагбаума.
– Михалыч… – позвала мать.
Пристроился в очередь, обернулся.
– Что баню устроил?
– Музыку поставить? – Михалыч убавил печку и пошарил в бардачке.
– Что?
– Музыку?
– Ну, давай. Какая там у тебя?
– Не знаю. Лена накидала.
Поезд, подняв пургу, прошел, Михалыч газанул, переезд исчез в зеркале. Мелькнула еще пара щитов. «Чудо-сказки для детей и взрослых со скидкой 50 %», «Я горжусь тобой!» Михалыч подметил, что щиты стоят непрофессионально. Включил музыку, какая попалась под руку. Когда-то увлекался роком, а сейчас по фигу, лишь бы не тишина эта.
Березы, осины, мать снова зевнула. Что-то сказала одними губами. Часто теперь так говорила, с выключенным звуком. Погода была то солнце, то хрен его знает, то снег теперь, и мать вытащила зеркальце.
– Сергею позвони.
Серега был его на четыре года старше. Значит, уже сорок один. Прошлый раз даже не стал его с днем поздравлять. По детству они, конечно, общались. На карьер бегали, в деревню вдвоем их отправили, Василия в санаторий, а их к бабке Марусе старой. А после армии дороги уже разошлись по-разному. У Сереги в жизни свой интерес, алкогольный, а Михалыч был не любитель.
– Позвонишь?
– Что сказать?
– Ну, что меня отвез.
Михалыч кивнул. Позвонит, конечно, если получится. Посмотрим.
Зазвонил мобильный.
Убавил песню, глянул номер.
– Михалыч, ты где?
Голос Татарина.
