2036 год
Возвращаясь с работы, увидел перед зданием правительства
огромную толпу, скандирующую лозунги. Многие потрясали плакатами, растягивали
слоганы. Все получалось красиво, умело, профессионально. Чувствовалась не
только рука опытного устроителя шоу, но и натренированность участников митинга.
Думаю, если присмотреться, можно эти же лица увидеть в толпе протестующих
против истребления диких животных, в поддержку переворота в Белоруссии, в
защиту политических прав курдов и даже за легализацию абортов в Италии.
В последнее время сформировались команды, которые за
определенную плату способны вывести на площади определенное количество народа и
устроить демонстрацию защиты или протеста, в зависимости от целей заказчика.
В прейскурант обычно включается как оплата всем участвующим, так и
дополнительные услуги: почасовость, забрасывание гнилыми помидорами или тухлыми
яйцами, битье стекол и даже поджоги автомобилей, если это будет оговорено и
оплачено.
Я все никак не мог рассмотреть надписи, наконец вспомнил про
недавно вмонтированный в бровь и подключенный к нейронам чип, напрягся и начал
зумить изображение, приближая, как в трансфокаторе, стараясь не терять
четкости. Со стороны это, наверное, выглядит несколько странно, если не смешно:
мужик вдруг напрягся и застыл, глядя перед собой бараньим взглядом, тужится
так, словно старается испачкать штаны.
Конечно, со временем научусь делать это одним движением
мысли, а пока вот так, напрягаясь так, что дрожат мышцы даже на заднице.
Устройства, теперь чаще именуемые гаджетами, измельчились настолько, что
мобильники, к примеру, стали носить в ухе. Женщины щеголяют новыми
функциональными серьгами, что поддерживают связь со всем миром, понятие
роуминга ушло в прошлое, мужчины же, чтобы не назвали педерастами, сперва
прятали то за ухом, то в ухе, а затем начали имплантировать в ткань.
Они же первыми научились включать и выключать небольшим
мышечным усилием: «Подумал, а оно возьми и включись! И жена все услышала…»
Женщины же долгое время красивым жестом вскидывали руку и то с веселым, то с
отработанно задумчивым видом касались кончиком пальца уха.
Но это начиналось только с мобильника, постепенно же
измельчились и остальные девайсы, под кожу ушли чипы с документами, в том числе
и на автомобили, квартиры и прочее-прочее, но уже через три года эти устаревшие
чипы кто выковыривал, а кто оставил: есть не просят, не беспокоят. Все эти
данные теперь хранились в Сети Единых Служб, а человеку достаточно иметь в себе
чип, удостоверяющий, что он – это он, а остальное проверит компьютер.
Но все это, вызывающее гневные филиппики Аркадия и брюзжание
Леонида, было цветочками. Первым прорывом было избавление от очков. Когда-то компьютеры
занимали огромные машинные залы, потом умещались в одной комнатке, затем на
рабочем столе, наконец пришла эра ноутбуков, в конце концов в дужке очков
разместились компьютеры в сто тысяч раз мощнее, чем первые гиганты. Они
обеспечивали разделяемую и подправленную реальность, что для кого-то гы-гы и
ха-ха, источник приколов, для кого-то источник информации, как было с
Интернетом.
Уменьшить до размеров пшеничного зерна оказалось нетрудно,
как и спрятать под кожу, сложности начались с подключением к нервным волокнам.
Не к зрительному нерву, это было бы слишком, но все-таки к нейронам. Непросто
еще оказалось научиться управлять таким чипом. У самых чувствительных уходит не
меньше недели, у других – почти месяц, а половина из пожелавших
имплантировать девайс так и не сумели освоить сложное управление. Им пришлось
остаться со старомодными очками, что, увы, показатель, как раньше, разделил
людей на освоивших компьютеры и боявшихся к ним прикоснуться.
Митинг выглядит нескончаемым, народ все прибывает, машина пробирается
осторожно, впереди пробка, я рискнул выбраться на тротуар и полз со скоростью
три километра в час, наконец в человеке на помосте с изумлением узнал Колю. Он
размахивал левой рукой, а правой прижимал к губам нечто, заменившее мегафон, и
выкрикивал нечленораздельные лозунги. Однако его понимали, отвечали дружным
ревом и вздымали плакаты.
Я приспустил стекло, крикнул женщине на тротуаре:
– Против налогов?
Она отмахнулась.
– Если бы! Протестуют, что уже третий ликероводочный завод в
Москве закрывают.
Я удивился.
– Ну и что? И так все пьют больше импортное.
Она засмеялась.
– Вы с Луны свалились? Импортное в магазинах не берут.
– Почему?
– Спрос упал, – объяснила она, – ниже некуда.
– Ничего себе новости, – удивился я.
Она присмотрелась, в живых глазах вспыхнул интерес.
– А вы, видать, совсем непьющий?.. Вообще-то у меня есть
свободные полчаса. Муж вернется с работы еще нескоро, а у тебя, смотрю, машина
просторная.
– Рад бы, – соврал я, – но спешу.
– Так пробка же, – напомнила она.
– А я переулками, – сообщил я. – Этот район хорошо
знаю.
Осторожно пробираясь дворами мимо припаркованных
автомобилей, мусорных ящиков и оградок, я думал о колоссальном ударе, что
нанесен так называемому цивилизованному употреблению вин. До этого пьянство
считалось уделом только нижних слоев населения, а вот высшие, дескать, не
пьянствуют… всего лишь на том основании, что пьют дорогие вина. Однако всеобщая
волна интереса к здоровому образу жизни уже подорвала могущество коньячных
баронов и магнатов выпуска рома и виски, пошатнула столпы империй водочных
королей и даже обеспокоила производителей мускатов, кагоров и даже шампанского,
без которого не обходится ни один праздничный стол.
Что ж, пусть Коля орет и созывает народ на митинги, дни
беспробудного пьянства подошли к концу, а умеренное пьянство не столь
романтично, тоже незаметно уходит. И неча прикрываться красивыми лозунгами
насчет марочных или коллекционных вин. Алкоголь и есть алкоголь, с этой базовой
платформы нет разницы между самодельным вонючим самогоном и коллекционными. И
те и другие туманят разум, бьют по печени. Да и по карману, если уж совсем
честно.
В ухе пропищало, знакомый код, я сосредоточился и сказал
шепотом: «Да, Света, на связи». На стене здания напротив появилось огромное, но
видимое только мне, лицо Светланы, улыбающееся, с растрепанной прической. Тут
же исчезло, сменившись им же, только постарше, с едва заметными морщинками у
рта, а прическа уже гладкая, в стиле прошлого века.
– Привет, – сказала она, – еду мимо тебя, угостишь
кофе?
– Заезжай, – ответил я. – Как случилось, что в
наших краях?
– Нужно было проверить филиал нашей фирмы. Действительно,
Москва так разрослась, что проще в Сибирь слетать, чем на другой конец
пробиться.
Я поднялся в свою квартиру, настроил голосом аппаратуру,
чтобы, как только появится гость, автомат сразу начал готовить кофе на двоих.
