— Чувствуете что?
— Что беспокоит людей. Вот вы, — одна из его рук оторвалась от посоха — длинной кривоватой палки — и указала на нее пальцем, — вы сумели избавиться почти от всех страхов, но не от одного. Правильно?
— Какого? — спросила, будто тестируя, знает ли дед правильный ответ, сможет ли ответить на вытянутый с парты профессора билет.
— Болезни, — спокойно ответил тот без запинки. — Вы боитесь болеть.
— Все боятся болеть.
— Нет. Не все.
Белые длинные локоны колыхнулись, когда старичок покачал головой.
Они вновь замолчали. Странно, но Арви не проснулся — не почувствовал неладного; это успокаивало. Ведь в случае опасности дикий кот оправдал бы свое «звание», а тут сопит, будто беда не ходит рядом.
— Давно у меня не было гостей, очень давно…
Дед продолжал ее рассматривать из-под кустистых бровей, Марика чувствовала себя неуютно. Что это — очередное испытание, которого не было на карте? Но ведь тридцать баллов набрано, испытаний больше нет, путь почти завершился. Ловушка? Опять же — зачем? Ведь Майкл говорил, что с этого момента только бонусы…
Призрак с посохом на это слово тянул едва ли.
— …А вы гостья. Что ж, я рад. Позвольте представиться, Хранитель Зеркального Грота.
Чертов кот. Не мог привести в другую, менее значимую пещеру?
— Марика, — нехотя представилась Марика, чтобы хоть что-то ответить.
Как теперь спать? Как ей теперь спать с призраком под боком?
Старичок все еще о чем-то думал и с места не двигался.
— Я могу вам помочь, Марика.
— Помочь чем?
Она чувствовала себя настороженной мышью, у которой под носом возили ароматным сыром: где же скрываются пружины мышеловки?
«С этого момента только бонусы… бонусы…»
— Хотите понять причину своего страха? Хотите перестать бояться?
Хотела ли она вновь пройти через очередную Долину Страхов? Едва ли. Хотела ли перестать бояться болезней? Возможно. Решится ли ответить старику согласием? Наверное, нет…
«Но ведь завтра уходить, — пропел внутренний голос, — завтра уже все, возможностей не будет».
Черт! Черт, черт, черт… почему ее всегда заносит в неприятности? Или же звать это приключениями?
— А будет страшно?
— Нет, страшно не будет. В этом и смысл. Я просто расскажу вам кое-что. Покажу.
Дед улыбнулся, и сделалось чуть спокойнее.
— Пойдемте за мной. Просто шагайте, я посвечу.
Он развернулся и поплыл вглубь пещеры — ни шороха подошв, ни шелеста одежды, ни стука упирающегося в камни посоха.
Не уверенная, что делает правильно, Марика пошла следом.
Они пришли в округлую подземную комнату. Под ногами мягко светился голубоватый песок, потолка свет не достигал — высоко, — терялся на полпути во мраке. Обтесанные до идеальной гладкости камни мерцали черными поверхностями — мерцали гротескно, красиво и, несмотря на страх, спокойно, — тянулись вверх, будто гигантские зеркала.
Марика терзалась сомнениями, сможет ли выйти назад, — шли долго.
— Выйдете, не беспокойтесь. Я зажгу для вас проводник, он укажет путь.
Призрак читал мысли, не иначе.
— Хорошо.
Что дальше? Она в подземной пещере, сверху — скала, снизу — лабиринт из туннелей, палатка осталась у входа. Неприятно и нервно, несмотря на уверения в том, что все будет отлично, глухо стучало сердце.
— Что вы хотели мне показать?
— Сейчас-сейчас, — дед приблизился к одному из зеркал и положил на него ладонь. — Да вы перестаньте уже волноваться, просто посмотрите и послушайте, я же говорил, что все будет хорошо, а Хранитель Грота никогда не обманывает.
Она сделала шаг вперед — под ногами, совсем как на пляже, зашуршал песок.
— Зачем, как вы думаете, людям даются болезни?
— Чтобы испортить жизнь?
Его глаза вблизи оказались голубыми — ясными и прозрачными, словно контуры модели-голограммы.
— Будут ли другие варианты?
— Чтобы наказать? Чтобы напомнить, что существует небесная кара?
Дед смотрел задумчиво и молчал. Затем плотнее прижал ладонь к камню, и тот засветился, как огромный экран телевизора: на поверхности возникли два портрета одного и того же усатого мужчины — слева бледного и взъерошенного, справа чуть розовее и уже причесанного. Марике мужчина показался незнакомым, и симпатичным его нельзя было назвать — слишком одутловатыми и мясистыми выглядели черты его лица.
— Юнас Ургенсон, — заговорил Хранитель. — До болезни артритом страдал приступами агрессии, едва мог контролировать злость. После болезни сделался очень терпимым, смягчился, перестал выплескивать на окружающих негативные эмоции, от которых по большей части страдал сам. Сумел излечиться.
Дед убрал руку и шагнул к экрану правее, Марика автоматически отступила. Со второго камня смотрело мимо нее вглубь пещеры лицо женщины: пухлые губы, по-рыбьи выпуклые глаза, курносый нос.
— Ида Лестетчер. До того как заболела приступами мигрени, часто впадала в депрессии, пребывала в беспричинных расстройствах и меланхолии, не умела найти способ радоваться жизни. После излечения приобрела совершенно иные качества характера: неиссякающий оптимизм, веселость, легкость. Далее: Эдгар Даткинс, машинист, живущий в Ревенпуле…
— Зачем вы мне все это показываете? — прошептала она, глядя на очередные два портрета «до» и «после», где на «после» человек выглядел неизменно лучше.
— Пока просто смотрите, слушайте, пытайтесь анализировать. Больше вам подобной сводной статистики никто не предоставит. Итак, Эдгар Даткинс: до болезни Гаррисона страдал излишней обидчивостью, постоянно искал в других причины собственных неудач, считал, что идеален, но никто этого не замечал. После излечения научился видеть хорошее в людях, выискивать в них положительные стороны…
Марика во все глаза рассматривала портрет обрюзгшего, похожего на грызуна мужчины — это он-то идеален? Вот уж где самомнение…
— Мика Лайван, исключительно эгоистичный и самовлюбленный человек, вдруг перестал быть таковым, когда сумел избавиться от смертельного недуга — поражения кожи вирусом Краго — и основал фонд пожертвований в помощь бездомным, а также создал новый исследовательский институт.
Старичок неторопливо двигался по периметру пещеры: зажигались и гасли под его рукой зеркала, беспрерывным потоком сменяли друг друга незнакомые имена. Марика слушала, затаив дыхание.
— Эстель Бьенсон… очень завистливая особа… подхватила болезнь Шугуа, причем сразу в четвертой стадии, что случается крайне редко… знаете, насколько сильно она поменялась, излечившись? Вы не поверите… А Раян Бэйли? Этот человек презирал всё и всех, не было ни единого человека, которого бы он уважал… Болезнь почек… Излечился… Здесь у нас Саманта Роуз: она любила хаять не только людей, но и Творца. Каждую ночь, вымещая злость… Заболела ахронемой печени… Не вылечилась. Доминик Пойнт… Эмилио Блант… Рашель Миллиони…
