«Делай, что я говорю! — зыркнула на него требовательно. — Разве не видишь, что работает? Делай!!!»
Тэрри уловил мысленный посыл, тяжело вздохнул и закрыл веки. Нахмурился, тоже что-то зашептал. А через несколько секунд засветилось и четвертое, последнее четверостишие.
Мгновением позже что-то случилось — свет залил всю поляну. Залил так ярко, что потерялись в сиянии собственные пальцы, исчезли страницы, пропал из поля зрения лес. Марика едва успела подумать об исчезнувших тенях и «станет ничего не видно», когда сзади — наполовину болезненно, наполовину восхищенно — простонал дед.
— А теперь мне! Активируй его мне! — орал Тэрри и тряс ее за грудки. — У меня тоже кашель не проходит, я тоже хочу, как Бенджамин: встал — и здоровый! Давай сделаем, слышишь?!
Голова гудела и плыла — видимо, ритуал отнял часть сил, — Марика кое-как разлепила веки. На краю плиты, свесив ноги, сидел дед; выбивающиеся из-под шапки волосы потемнели, или ей показалось? Напротив застыло жадной гримасой лицо прыщавого попутчика.
— «Нашедший может активировать Источник лишь единожды», — хрипло процитировала она прочитанные во сне строки и брезгливо сбросила с кофты мужские пальцы, — так что отвали от меня.
Они все пребывали в прострации. И все хотя бы раз подумали о том, как здорово было бы запустить Источник еще раз. Ведь они люди, все люди. И если Тэрри в этот момент горевал и даже негодовал, то Марика откровенно радовалась: ей удалось увидеть во сне нужную информацию, осознать ее, вышло запомнить правильную последовательность действий. А у них всех получилось вылечить деда.
И какая разница, что немножко не хватило на себя. Конечно, когда на твоих глазах совершается чудо, хочется, чтобы направлено оно было именно на тебя, но это жадность. Жадность и зависть. А от этих вещей, как говорил Майкл, придется избавляться.
У него действительно потемнели волосы, и Бенджамин впервые на ее памяти снял шапку. Он стоял перед Марикой, глядя не мутными, как раньше, а ясными, как осеннее небо в хорошую погоду, глазами. Зрячими глазами.
— Возьми.
На его ладони лежало семечко. Единственное, что у него была.
— Ты что, дед?
Теперь его и «дедом» называть не пристало. Скорее, пожилым мужчиной. От смущения она невесело хохотнула и сделала шаг назад.
— Оставь себе, пригодится.
— Я хотел попросить зрение. А теперь оно у меня есть. Возьми.
— Не возьму.
Марика уперлась; внутри клокотала странная смесь из чувств, в которой преобладала благодарность. Благодарность небу за то, что все получилось так, как получилось. С ветки, крикнув, вспорхнул орел; наверное, досмотрел то действо, что хотел увидеть. Она проводила его взглядом и помотала головой. Хотелось плакать.
— Твое дело — предложить, мое — отказаться. Так будет правильно.
Он не стал спорить. Вместо этого подошел и обнял ее за плечи. Держал долго, говорил «спасибо». Она чувствовала.
Расходились молча, как незнакомцы.
Сдержанно и отстраненно кивнула Лизи, скрылась в кустах — мелькнул меж веток светло-голубой платок. Похлопал, прежде чем уйти, на прощанье по плечу Рон. Улыбнулся, Марика улыбнулась ему в ответ. После Тэрри остался на поляне лишь след от дымящей сигареты и грустного разочарования.
Деда покинула она сама.
Попрощалась, пожелала доброго пути, подозвала сервала и вернулась на тропу.
А после долго сидела на камне у ручья — наполовину выжатая, наполовину счастливая — и смотрела на помятый прямоугольник карты, с которой пять минут назад исчезли прежние символы испытаний, а взамен возникли два новых — изображение листа (такие неопытные художники рисуют на осенних деревьях) и бабочки.
Всего лишь лист и бабочка. А дальше пилон.
Вот и все. Почти все.
Майкл пришел еще до заката с зажатым в руке воздушным шариком. Ярким, красным, праздничным.
— Это вам! — широко улыбнулся.
— Правда? Спасибо.
— Поздравляю!
— С чем?
Прежде чем ответить, он долго смотрел на нее — радостный, даже восхищенный.
— Вы набрали тридцать баллов. Представляете? Тридцать!
— Где набрала? О чем вы?
Марика пребывала в откровенном замешательстве.
— Вы разве не знаете? Ну да, конечно… я иногда забываю, что этот планшет только у меня. Вот, посмотрите.
Проводник достал из наплечной сумки электронный планшет, нажал несколько кнопок — высветилось ее имя, а напротив — не то сводка, не то статистика с колонкой цифр:
…
+2
+1
+10
+2
+10
Итог: 30
Марика с удивлением смотрела на итоговую сумму; качался на тонкой ниточке, пытаясь улизнуть вслед за ветром, привязанный шарик.
— Что это значит?
Майкл поднял на нее ясные серые глаза.
— Каждый, кто проходит испытания, получает от Уровня некоторый набор очков — показатель того, сколько человек понял, чему сумел научиться, где смог преодолеть себя. И поверьте, каждый балл получить очень сложно, я знаю, о чем говорю. Конечно, никто не уходит с нулем, все что-то для себя приобретают, но тридцать…
Тридцать — это максимум, после которого испытания исчезают и человека ждет прямой путь до пилона.
Ей бы, наверное, радоваться, но она вдруг почему-то загрустила, почти запаниковала. Вдруг захотелось вцепиться в лес невидимыми руками, прижаться к земле, раствориться между деревьями, чтобы подольше. Подольше…
— Так вот, я знаю, что предыдущие десять баллов вы получили за прохождение Долины Страхов. Но за что новые? Что такого вы сделали сегодня? Расскажете?
Марика несколько секунд смотрела ему в глаза, а затем отвернулась.
— Вы не хотите? Не хотите мне рассказать?
«Дело не в том, — хотелось ответить ей, — не в том, что я не хочу рассказать. Просто понимаете, я не сделала ничего особенного. Просто сделала то, что должна была».
Они сидели на берегу маленькой речушки; медленно опускалось на верхушки сосен солнце; у ног, обутых в потертые, почти развалившиеся сапоги, дремал Арви.
— Я просто нашла Источник, который не был обозначен на карте. И сумела его активировать. Сделала это не для себя, а для другого человека. Так было… правильно.
Не хотелось кричать: «Какая я молодец! Я вылечила человека, я сумела объединить команду, я сумела все понять и привести в действие!»
Бравада здесь ощущалась столь же чуждой, как пьяный хохот в городской библиотеке. Не нужно. Ей хватило того, что чудо свершилось на ее глазах и что-то изменило внутри. Раскрыло крылья, как сияющая небесная птица, и сказало: «Я есть. Теперь ты видишь? Веришь?»
