— Везло? — одно-единственное прозвучавшее слово раздулось от презрения и скрытой угрозы. — Ты думаешь, мне просто везло?
— Ну, не просто, наверное, но тебе все равно легче, чем другим. С такой-то внешностью.
Глаза Марики-двойника недобро сверкнули.
— Значит, по-твоему, все мои усилия сводились к раздвинутым перед мужиками ногам? Ты так обо мне думаешь?
Приятельница отставила чашку и замерла, пытаясь определить, где и что сказала не так. Попыталась неуверенно оправдаться:
— Слушай, ну такая квартира, две машины, должность директора…
— Владельца.
— Тем более, — Эмили не уловила разницы, — мы всегда с тобой знали, как такого добиваются…
— Дура ты. Всегда была и всегда останешься.
Теперь на лице Марики читалась злоба; экс-подруга распахнула глаза и обиженно поджала губы.
— Если бы ты знала, сколько я работала, чтобы получить все это. Если бы знала хоть сотую долю того, через что мне пришлось пройти. И где. И как.
Шелковый халат, подрагивающее в бокале вино и наползающая на глаза тень — голодная недобрая тень, собирающаяся попировать.
— Но тебе ведь не понять, правда? Таким как ты — плоским и примитивным — никогда не понять, каково это: днем пресмыкаться перед директором-идиотом, а ночью читать книги по бизнесу. Успевать делать двадцать дел одновременно и тратить все силы на достижение целей. Ты не ходила по тем горам, не мерзла по ночам в палатке, не…
Марика у кухонной стойки на мгновение запнулась, погрузившись в ей одной известные воспоминания, затем дернула головой, будто очнулась, и резко продолжила:
— Для тебя существуют только ноги, ведь так? Ноги, которые можно раздвигать? Что ж, в этом всегда была вся ты, Эмили. И как я теперь вижу, ты нисколько не изменилась.
Лицо подруги под белокурыми кудрями сделалось бледным. Взгляд застыл поверх плеча в шелковом халате, на щеках выступили пятна.
Пальцы на тонкой фарфоровой чашке дрожали.
* * *
— Зачем я ей так сказала? Арви, зачем?
Она почему-то неосознанно начала называть его этим именем — длинноухого сервала, подобравшегося к брошенной на траве толстовке. То ли начал доверять, то ли решил напомнить о своем существовании, чтобы получить еды.
Марику трясло. Четвертый кристалл погас. Над головой кружили тяжелые низкие тучи, ветер усилился.
Не замечая собственной дрожи, она смотрела не то в желтые кошачьи глаза, не то внутрь себя, где, казалось, навечно отпечатались не то ее, не то чужие воспоминания, вытянутые из глубины камня.
— Я ведь могла промолчать, да? Могла? Или вовсе не звать ее? Зачем позволила себе вспылить? Зачем вообще…
Вопрос повис в воздухе, как и предчувствие чего-то нехорошего.
Плевать! Плевать на эту Эмили, она заслужила то, что получила, и незачем корить себя.
Подумаешь, бывшая подруга… Кому нужны такие друзья, залипшие на дне, не способные ни научиться, ни достичь чего бы то ни было?
Хлестанул по лицу порыв ветра, Марика втянула голову в плечи и нахохлилась воробьем.
Нужно узнать конец сказки, завершить начатую камнями пытку, заставить себя досмотреть: вдруг все еще исправится? Как-то наладится, изменится, перетечет в правильное русло? Ей просто показали неприятные ситуации, и всё, это ничего не значит. В жизни всегда находится место хорошему и плохому; не стоит зацикливаться на последнем.
Она попыталась припомнить собственную радость, испытанную при виде горы денег, на которых валялась в кристалле номер один, но не смогла впустить ее внутрь, отторгла. Радость почему-то отдавала плесенью.
Ну давай же, давай! Все просто: гора денег, столько счастья, столько восторга, власти и свободы! Делай что хочешь, иди куда хочешь, говори с кем хочешь…
Вместо восторга в памяти всплыла череда кафе, тоскливый взгляд и тлеющая в пепельнице сигарета…
Тогда Марика, хмурая и подавленная, с дрожащим подбородком и плотно сжатыми губами, двинулась к пятому кристаллу.
Она верила и не верила.
Не верила глазам, но сердцем знала, что такое возможно. Что все темное, что скрыто внутри, можно при определенных условиях вытянуть на поверхность, заставить алчного, дикого и безобразного монстра проснуться, заставить его захотеть кушать, пробудить жажду к уничтожению и потерять над ним контроль.
Неужели так и случилось?
Чья эта роскошная яхта, кто и в честь чего дает вечеринку, и почему она, Марика, танцует на одной из верхних палуб босая? Придерживает юбку, дико хохочет и кружится в демоническом танце на глазах у полупьяных зрителей?
Что это за странная трубка, которую она курит в каюте вместе с холеным хлыщом, а после целуется с ним так жадно, словно она обдолбанная нимфа, и позволяет лезть себе под лиф платья?
Совсем очумела?!
А что это за комната, где полно народу и все валяются на полу полуголые?
Ведь это не оргия, упаси Создатель, ведь не оргия?
Нет, вроде бы нет, просто последствия буйной вечеринки, где гости не смогли доползти до собственных спален. Вот лежит и она на бордовой софе. Одетая. Почти одетая.
Несмотря на промозглый ветер, по вискам тек пот, а сердце билось как ненормальное. Марике хотелось отнять ладони от кристалла, отлепиться, отодрать себя прочь и тут же стереть волшебной резинкой память. Не надо кроссовок, умывальных принадлежностей и легкой куртки. Только один магический ластик, тотемы, только один, чтобы навсегда забыть увиденное. Ведь она стала ведьмой, сорвавшимся с цепи монстром…
Какая оса ее укусила? Какую дыру в собственном сердце она, та новая Марика, пыталась столь тщательно заткнуть подобными действиями? А кровавый фонтан горечи лишь усиливался — дыра разрасталась.
Что же ты делаешь? Что? Зачем?
А через секунду — новая картинка: опять вечеринка, но уже другая — в темном зале с множеством красных и синих прожекторов. Почему все в масках? Буйволы, собаки, пантеры, орлы… Что за маскарад? «Скотный двор» пил по-животному. Курил, хаотично двигался в полумраке и танцевал под странную музыку.
Марика, не сумевшая узнать себя ни в ком из присутствующих, отчаянно надеялась, что ее двойника здесь нет. Но ведь наверняка есть, раз перед глазами эта комната?
Дура, зачем ты пришла сюда? Ведь мне не зря это все показывают! Какой бардак и разврат. Не хочу быть тобой, не хочу, слышишь?!
Она не сдержалась, зажмурила глаза и опустила голову, не желая видеть продолжение. Опираясь ладонями на кристалл, едва не поскуливала от стыда за собственные действия, пусть еще не совершенные.
Нет, она не будет такой. Ведь не будет? Какой-то распустившейся дурой, потерявшей все ценности и приоритеты, ушедшей вразнос, при таких деньгах позволившей себе стать размазней. Хуже… Прогнившей, никчемной, озлобленной размазней.
