– Мне иногда хочется уничтожить тебя… – опять всплыло в памяти…
Если он проиграет, что станет с Авророй? В голове всплыло одно слово «долг», заставив его почувствовать угрызения совести.
Он тихо, стараясь не нарушить безмятежный покой любимой, поднялся и, одевшись, огляделся. В глубине комнаты, на столе, лежали письменные принадлежности, к которым он решительно направился. Бриар склонился над столом и написал записку:
«Я люблю тебя больше всего на свете и сегодня же поговорю с Френсисом о нашей свадьбе. Целую, Бриар».
Но неожиданным образом все пошло кругом в его голове, перед глазами возникла пелена тьмы, а донесшийся откуда-то издалека знакомый голос заставил его вздрогнуть.
– Из всех твоих чувств я ощущаю только одно – чувство голода. Ты ее не любишь!
Огромные, как плошки, глаза выглянули из мрака.
– Шишимора?
Существо усмехнулось.
– Я хотел предостеречь тебя тогда, но ты сделал как всегда по-своему. Теперь я скажу, а ты послушаешь…
– Замолчи! – прошипел Бриар, хватаясь за голову.
– Страсть, влюбленность затуманили тебе разум. За что ты любил Лиссу восемь долгих лет? Она яркая, необузданная, импульсивная, даже бешеная. Жизнь в ней била через край. Ты даже закрывал глаза на многие ее выходки, только чтобы быть рядом с ней…
– Почему ты мне это говоришь?
– Я твоя совесть! Не обманывай себя, ты не любишь Аврору! Вспомни, ты постоянно себя сдерживал с ней. А теперь поздно…
Возникшие в сознании слова растворились прежде, чем Бриар успел осознать их смысл. Перед мысленным взором возникли две женские фигурки: Лисса с высокомерной ухмылкой и горящими глазами и застенчивая Аврора, ласковая, нежная. Эти фигуры поплыли друг к другу и, слившись в одну, взорвались в голове фейверком.
Предрассветное небо, озарившееся ярко-оранжевой полоской близкого восхода, было без единого облачка. Волны тихо плескались о камни набережной. Тишина нарождающегося дня сопровождала Бриара, когда он, вдохнув полной грудью морской воздух, решительно направился в сторону своего дома.
– Сегодня надо решить много проблем, – сказал он самому себе, – и вздремнуть не помешало бы.
Гнетущее чувство тревоги, не покидающее Бриара второй день, усилилось при пробуждении. Недолгий сон не ослабил беспокойных тисков, сжимавших его. Вошедшая с чашечкой кофе Марго остановилась у кровати и, чувствуя его напряжение, внимательно посмотрела на молодого человека.
– Может, еще что-то?
– Пока нет, Марго. Сейчас приду в себя, а потом, может быть.
Бриар мысленно позвал домашнего духа, в надежде, что он прояснит свои странные ночные выводы, хотя где-то в глубине души заворочался червячок сомнения: а вдруг он прав?
– Нет! – решительно качнул головой Бриар.
Домовой, обиженный на Бриара, проигнорировал его зов.
– Еще друг называется, – пробурчал он в тишину, нарушаемую лишь мерным тиканьем старинных часов.
Где-то пронеслось недовольное бурчание. Бриар вздохнул и начал одеваться.
В двенадцать часов дня он уже входил в приемную господина Моро. На лавках, у кабинета выстроилась очередь жаждущих аудиенции.
– Однако… – искренне удивился Бриар, входя в кабинет.
Моро, прижав мокрый платок к голове и закатив глаза, пытался сосредоточиться на рапорте одного из служащих, стоящего по стойке смирно напротив.
«Да, настроение у босса сейчас на высоте», – подумал Бриар, вставая перед ним и приветствуя кивком головы.
– А-а-а, Конте… – протянул Моро ворчливым голосом, – давненько не виделись.
Потом сощурив глаза, Моро сообщил:
– У меня сегодня рабочий день!
– Вижу, – с усмешкой произнес Бриар, – и сочувствую.
Бриар демонстративно повернул в сторону босса табличку: «Выходной», аккуратно напечатанную по случаю его ответственным секретарем.
– А если так?
Моро со злостью смахнул табличку на пол.
– Я сегодня работаю! – опять повторился он, срываясь на крик.
Бриар улыбнулся:
– А не о работе, можно?
Служащий, пользуясь случаем, испарился.
– Валяй, – недовольно пробубнил Моро, макая платок в пиалу с холодной водой.
Бриар, не спрашивая разрешения, уселся напротив.
– Господин Моро, – начал он официально, – у меня, к сожалению, не осталось родственников, которые должны были бы говорить с вами сегодня… Моро, сощурившись, ждал, что за этим последует.
– Я люблю Аврору и прошу ее руки, – решительно закончил повествование Бриар.
Моро усмехнулся:
– А я почему-то так и посчитал.
«Действительно почему?» – подумал Бриар, а вслух спросил:
– Я могу надеяться на ваше одобрение и благословение?
– Мое благословление? – Моро откинулся в кресле, и в его тоне зазвучала мало присущая ему обеспокоенность, когда он обсуждал чью-то судьбу. – Аврора – моя единственная и любимая дочь…
Бриар его перебил, хотя мысленно и поругал себя за раздражение:
– Господин Моро, вы знаете, что я смогу дать Авроре все, что она пожелает. Для меня она тоже единственная и горячо любимая. Вы знаете, что я не бедный человек, и мое имя в Рейнаре что-то значит.
– Знаю, – ответил тот, пристально глядя Бриару в глаза.
– Вы дадите согласие?
– А что думает Аврора?
– Она согласна и с глубочайшим почтением к вашему решению ждет его.
Уголки губ Моро на мгновение дрогнули.
– Да, похоже, вы все решили без меня. Что ж, мне надо было раньше подумать о тебе, а то связался с…
Предложение Моро не закончил, но в мыслях Бриар явственно увидел все, что было к счастью для его ушей недосказано.
Моро потянулся к звонку, чтобы вызвать прислугу.
– Сиди, – сказал он Бриару, приказав вошедшему управителю пригласить в кабинет Аврору.
Взгляд вскоре вошедшей девушки остановился на Бриаре. Буря эмоций, как в зеркале, отразилась на ее лице: счастье, восторг, любовь. Моро мог бы и не спрашивать дочь о желании соединиться узами брака с молодым человеком. Ее ответ был ясен, как божий день, но определенный кем-то ритуал требовал вопроса:
– Господин Конте просит твоей руки, ты согласна выйти за него замуж? – спросил Моро.
– Да, отец, я с радостью выйду замуж за господина Конте.
Аврора старалась говорить, как можно спокойней. Но эмоции, переполнявшие ее, рвались наружу. Моро показалось, что дочь сейчас взвизгнет от восторга.
