— Они улетели, фрекен Эрлинг, — тихо сказала Нетта.
Учительница не отвечала. Тонкие крылья носа трепетали, словно хотели унести свою хозяйку прямо в окно. Мне стало как-то не по себе. Выражение лица у Трясогузки было такое же печальное, какое бывает у моей мамы после шумного праздника, когда гости разойдутся, а она сидит и курит, одна в рассветных сумерках.
Никто не знал, что делать.
— Всё прошло, — твердили мы.
Но она не отвечала.
Осторожно, словно боясь разбудить кого-то, мы расставили по местам стулья и парты. Хитрюга Пепси нацепил на указку тряпку и оттирал ею пол.
— Ну зачем нужно было так делать? — вдруг спросила Трясогузка, не обращаясь ни к кому.
Мы вздрогнули. Мы уже свыклись с тишиной.
— Это всё я, — призналась я.
— Что?
— Это я их принёс. Не думал, что так выйдет.
— Не думал?
— Ну, что их будет столько. Я увлёкся.
— Вот как.
— На самом деле виноват я! — не выдержал Исак. Он заслонил меня, светлые вихры щекотали мне нос. — Это мои птицы.
— Правда, твои? — переспросила Трясогузка.
— Ну, то есть не именно эти. У меня никаких птиц нет, а я соврал вам, что есть. А вы сказали, чтобы я их сегодня принёс, вот я и попросил Симона притащить этих.
Трясогузка ничего не понимала. Солнечный зайчик проник сквозь окно и играл в волосах Исака. Мне вдруг захотелось взять его за плечи и повернуть к себе. Но тут он сам обернулся и глянул мне прямо в глаза. Я отвела взгляд.
— Выйдите все из класса, — устало сказала Трясогузка и махнула рукой. — Я хочу поговорить с Симоном наедине.
Все ушли. Исак тоже. Катти, прежде чем уйти, дружески хлопнула меня по спине и тихонько шепнула мне на ухо:
— До шкорого, милый.
Мы с Трясогузкой остались вдвоём.
— Садись, — сказала она.
Я села на пол прямо перед ней.
Учительница смотрела на меня большими грустными глазами. Так мы и сидели, ни слова не говоря. Меловая пыль оседала на нас обеих. Казалось, время остановилось. Трясогузка молчала, а я не знала что сказать. Онемела под взглядом этих глаз, похожих на грустные прожектора. Это было невыносимо. Молчание всё длилось.
— Ты ведь понимаешь, мне придётся вызвать твоих родителей, — сказала наконец Трясогузка. — Магистр Дува рассказал мне вчера, что ты учинил в раздевалке девочек. Ужасно! А ещё списывал! За считанные дни ты натворил столько, сколько у нас прежде за год не случалось. Охо-хо!
Наконец она меня отпустила.
Но пообещала зайти к нам домой поговорить с мамой. Круг сжимался.
Охо-хо!
Глава девятая,
в которой Трясогузка встречает жалобщика, маме наносит визит фальшивая натурщица, Ингве начинает кое-что понимать и разражается гроза
Трясогузка заявилась ровно в четыре. В светлом плаще с меховым воротником, с цветастым зонтиком в руках она едва тащилась вверх по пригорку, то и дело поглядывая на небо, где собирались жуткие чёрные тучи, похожие на толстых дядек на похоронах.
Я пряталась в можжевельнике и заметила её издалека. Я давно её поджидала, даже ноги замёрзли. Надо обязательно подслушать, о чём они с мамой будут говорить, а может, придётся и вмешаться.
Трясогузка нерешительно остановилась у нашей калитки, оглянулась на развалюху, у которой Ингве припарковал свой помятый «фиат». Сквозь брешь в изгороди она заметила Аксельссона. Он как раз прилаживал крышу на один из оскальпированных ульев.
— Извините, — окликнула учительница.
— Чего вам? — отозвался Аксельссон, прекратив колотить молотком.
— Простите, не здесь ли живёт семья Кролл?
— Вы что, из больницы? — не без задней мысли поинтересовался старикашка.
— Простите, из какой больницы? — удивилась учительница.
— Может, вы пришли забрать того полоумного старикана?
— Какого старикана?
— Да того, что объявился здесь пару дней назад. Знаете, во что он вырядился? В чёрные дамские сапоги и в кальсоны! Стоял и барабанил им в дверь — это в шесть-то утра! Всех перебудил. — Аксельссон всё больше распалялся. — А по ночам на контрабасе играет!
— Сожалею, но я пришла по другому делу, — пробормотала Трясогузка и плотнее закуталась в белый плащ, действительно напоминавший медицинский халат. Она решительно тряхнула зонтиком, словно это был огромный градусник.
— Или вы из страховой компании? — не унимался Аксельссон, словно это была какая-то викторина. Грязными ручищами он вцепился в белый плащ Трясогузки.
— Я, собственно, собиралась… пролепетала бедняжка.
— Вы, видно, собирались взглянуть, что он тут натворил?
— Старик? — покорно уточнила Трясогузка.
— Да нет, другой, в шляпе. Ну, который живёт с дочерью этого старикашки.
— А он-то что натворил? — забеспокоилась Трясогузка.
— Что натворил? — взорвался Аксельссон. — Да он на своём дурацком автомобиле изволил играть в войну в моём саду! Вломился прямо сквозь изгородь, покружил туда-сюда по газону, посбивал ульи — словно танк какой! Но он у меня ещё поплатится!
Аксельссон попытался было затащить Трясогузку к себе в сад, чтобы она своими глазами увидела разрушения.
— Мне очень жаль, — пробормотала учительница, вцепившись в сломанные ветки изгороди, — но я не из страховой компании.
Аксельссон тут нахмурился, но вдруг лицо его просияло.
— Так вы из-за мальчишки! — заорал он.
Трясогузка кивнула, удивлённая проницательностью собеседника. Я почувствовала, как у меня коченеют ноги.
— Решились-таки упечь его в кутузку! — возликовал Аксельссон. — Туда ему и дорога! Нечего сумки у старушек вырывать! Я своими глазами видел. Да по ним по всем тюрьма плачет, помяните моё слово. Не соседи, а чистый сумасшедший дом, вот что я вам скажу.
— Вырывает сумки? — простонала Трясогузка.
— Вот именно, вырывает сумки. — Аксельссон наслаждался произведённым эффектом. — Он наверняка был пьян, оттого и на ногах не держался. Вот чему их нынче в школе учат. Заедет такой каратист по башке, и дух вон. Верно я говорю, дамочка?
Весьма рослая «дамочка» покачала внушительных размеров головкой и сделала пару шагов назад крошечными ножищами. Намёки на школу явно пришлись ей не по вкусу.
— Мне пора, — решительно сказала она. — Спасибо, что ввели меня в курс дела.
Учительница двинулась к нашему дому и в нерешительности остановилась у калитки. Может, и не рискнёт зайти в нашу халупу после всего, что ей Аксельссон наплёл. Нельзя терять надежду. Если она всё-таки сунется в наше осиное гнездо, пиши пропало. Можно хоть сейчас переодеваться в платье. Плачевный финал моей мальчишечьей карьеры.
