— Это не пижама, это костюм для улицы. Уличный костюм, другими словами. Куплен в бутичке номер двести пятнадцать на центральном рынке; бабулька-продавщица очень хвалила, говорит, как на меня сшит и вообще, офигенный гламур. Тапочки из соседнего, она же и посоветовала. — Монах выставил на обозрение толстую ногу в матерчатой китайской тапочке с вышитым на носке желтым драконом. — По-моему, смотрится художественно. — Болтая, он поглядывал на Лару — ему хотелось развеселить ее. — И вообще, если мне не изменяет память, ты обещал кофе?
— Да, да, я сейчас! — Игорек побежал из кабинета.
Монах подмигнул Ларе и сказал:
— Я за ним, а то набуровит чего ни попадя. Не скучайте, Ларочка, тут полно буклетов.
В крошечной кухне он сказал Игорьку:
— С одним условием!
— Согласен! — закричал дизайнер. — С каким?
— Видел девушку?
— Это твоя девушка?
— Просто девушка. Не моя и не Добродеева. Ее папа, кстати, писатель. Сунгур, слышал? Можешь поработать над имиджем?
Игорек уставился на Монаха; провел гибкой ладошкой по гладкой голове, покрутил сережку, вытянул губы трубочкой.
— Ну?
— И вы участвуете в показе?
— Я — точно. Добродеева уломаем.
— Согласен! По рукам.
Они обменялись рукопожатием.
— У тебя в витрине зеленая с голубым одежка… — сказал Монах. — На ниточках… вот здесь. — Он потыкал пальцем в плечо.
— Сарафан «Зелень лета»! Нравится? Топовая весенняя модель.
— Красиво. И еще какое-нибудь платье… не знаю… Юбку, свитер! Ты видел, как она одета?
Игорек снова закатил глаза, но от комментариев воздержался.
— Только имей в виду, у нас деньжат кот наплакал, Лара — библиотекарь.
— А папа?
— Папа даст, но она не возьмет. Гордая. Игорек, лето все равно кончается.
— А прическа? Лицо?
— Лицо менять пока не будем. Прическа? Отведу к своей бывшей, она сообразит. Не суть. Ну и еще что-нибудь на твой вкус, но без фанатизма, она у нас девушка скромная и консервативная.
— Ты сказал, Сунгур? У нас одевалась журналистка Алена Сунгур… какая страшная трагедия!
— Это ее мать.
— Мать Лары? — ахнул Игорек. — Не может быть! Алена была красавицей… — Он вздохнул. — Изумительная женщина! Убийцу нашли?
— Нашли. Игорек, давай потом как-нибудь. Сейчас на повестке дня Лара. Сделай из нее… изумительную женщину не надо, сделай, что сможешь. Только поделикатнее, тут убеждения — не зацепи.
Игорек кивнул и сказал:
— Слушай, а если ей ликерчику в кофе? Чтобы расслабилась? — Он хихикнул.
— А ведь это мысль! — обрадовался Монах. — Давай!
…Они сидели в мягких кожаных креслах вокруг журнального столика, пили кофе. Монах с интересом поглядывал на Лару, с удовлетворением отмечая, что девушка перестала стесняться, щеки раскраснелись, глазки заблестели. Игорек вился мелким бесом, пододвигая ей печенье, рассказывая о новых моделях. Голова его сверкала в свете ламп дневного света, переливались разноцветные стеклянные бусы на груди и кольца на черных гибких пальцах. Монах подумал, что дизайнер похож на новогоднюю елку.
— Мы убираем летние модели, — щебетал Игорек. — Абсолютно замечательные вещички, причем ваш размер. Почти задаром. У вас сорок шестой, если не ошибаюсь.
— Сорок восьмой!
— Сорок шестой! У меня глаз наметан: сорок шесть. Олежка, скажи.
Монах прищурился:
— Сорок восемь. Лара права. Пари? — Он протянул Игорьку руку.
— Пари! — выкрикнул тот азартно, хватая увесистую ладонь Монаха. — На что? Если я прав, ты соглашаешься!
— Лара, разбей! — приказал Монах. — Если я проиграю, то готов надеть купальный костюм «Ностальгия». А если проиграешь ты, мой юный друг, то…
— Ставлю свой любимый изумруд! — Игорек потрогал сережку.
— Лара! — снова воззвал Монах.
Лара, покраснев, легонько хлопнула по их сцепленным рукам.
— Лара, встаньте! — приказал Игорек. — Сюда, на середину!
— Ну что вы… не нужно! — Она вспыхнула.
— А пари? — напомнил Монах. — А моральная поддержка?
— Лара, я провожу вас в кабинку. Олежка, мы сейчас.
Лара беспомощно взглянула на Монаха. Тот ободряюще кивнул. Она, оглядываясь, пошла за Игорьком. Как на заклание, подумал Монах и потер руки в предвкушении зрелища. Он представил, как будет рассказывать Добродееву про Лару, и ухмыльнулся.
Лара появилась минут через пятнадцать в том самом зеленом с голубым сарафанчике с витрины, который заприметил Монах. Монах захлопал в ладоши.
— Браво! Красивое платье!
— Сорок шесть! — объявил сияющий Игорек. — Ты проиграл.
Лара стояла как на сцене — смущенная и гордая. В коротком зеленом с голубым сарафанчике на бретельках, похожая на куклу. Монах подумал, что у нее красивые ноги. Она даже как балерина крутнулась на носочках, приподнимая пышную юбочку двумя пальчиками.
— Один раз не считается! — сказал Монах. — Давай еще. Эту одежку мы берем.
— Пошли, Лара! — Игорек схватил девушку за руку, и она безропотно пошла за ним.
— Суета сует, — сказал себе Монах и долил ликеру в кофе. — Кажется, мы выпустили джинна из бутылки. Добродеев обзавидуется — пропустить такой потрясный спектакль!
Лара вернулась в светло-синем платье с широкими плечами и узкой юбкой с разрезом. Монах вытаращил глаза — перед ним стояла красивая молодая женщина с яркими глазами. «Прическу бы…» — подумал он.
— «Синее ретро»! — объявил Игорек. — Моя любимая модель. От себя отрываю.
— Берем!
— А сколько оно стоит? — пролепетала Лара.
— Дам скидку, — пообещал Игорек.
…Это был мини-показ с одной моделькой и одним зрителем. Лара выходила то в длинной черной юбке и кремовой шелковой блузке с перламутровыми пуговичками, с широкими рукавами, присобранными на узких запястьях; то в брюках цвета хаки и толстой вязки свитере цвета тыквы; то в сером офисном костюме: жакет, белая строгая блузка, юбка миди, нитка жемчуга; то в джинсах и легком черном свитерке с желтым шарфом в несколько рядов вокруг шеи…
Игорек был распираем от гордости; Монах доливал ликер в чашку и от души наслаждался. Лара вошла в роль: движения стали танцующими, глаза лучились, губы улыбались; она вертелась перед Монахом, ходила туда-сюда, красиво поворачивалась и поводила плечами, явно подражая виденным на экране моделям; в ней даже проклюнулось несвойственное ей кокетство. Монах не выдержал и подмигнул; Лара вспыхнула.
