— А вы не догадываетесь? — спросил Монах.
— Давайте не будем говорить загадками!
— Не будем, — мирно сказал Монах. — Будем говорить прямо и задавать прямые вопросы. Согласны?
Абрамов пожал плечами.
— Тогда вопрос первый. Что вы делали в спальне Алены Сунгур?
Добродеев только глаза вытаращил от неожиданности. Абрамов высокомерно ухмыльнулся:
— Как вы догадались?
— По юбке и длинным волосам.
— По юбке?
— Именно. Это был остроумный ход на тот случай, если вас заметят. Свидетели запомнят юбку. Помнишь, Леша, я сказал тебе, что юбка — сильная улика? Улика «наоборот»…
— Помню… — пробормотал обалдевший Добродеев.
— Женщина была бы в спортивных брюках, а мужчина, который хотел, чтобы его приняли за женщину, надел бы юбку. Кроме того, длинные волосы.
— Так это ты меня укусил? — пришел в себя Добродеев. — Тоже женская улика?
— Случайность. Ты сунул палец мне в рот, я и куснул. Я вас сразу узнал, господа. У тебя, Леша, вонючий парфюм. А вы меня чуть не придавили, — он взглянул на Монаха. — Вам нужно сесть на диету.
— Какой, на хрен, парфюм? Ты мне чуть палец не откусил! Какого хрена ты разгуливаешь по чужим спальням?
— Грубить некрасиво, — ухмыльнулся Абрамов.
— Ты меня еще будешь манерам учить! — завопил побагровевший Добродеев, вскакивая. — Я тебя сейчас научу манерам!
— Брэк! — сказал Монах. — Лео, угомонись. У нас к господину Абрамову несколько вопросов. Сядь. Так что вы там делали, господин Абрамов?
— Я должен отвечать?
— Должны.
— Иначе сдадим тебя, на хрен, Пояркову! — рявкнул Добродеев. — К нам у Сунгура претензий нет. А вот тебе придется объяснить, какого хрена ты там шлялся.
— Леша, остынь.
Абрамов молчал, раздумывая.
— Прощались с Аленой? — спросил Монах. — Старая любовь не ржавеет? Искали что-нибудь на память? Хотели вдохнуть воздух ее жилища?
Абрамов молчал.
— Валерий, мы вам не враги, — сказал Монах, пихая под столом Добродеева, призывая его к сдержанности. — Нам всем нужно поговорить. Мы знаем, что Лара ваша дочь.
Лицо Абрамова скривилось, и, к изумлению Добродеева и Монаха, он вдруг заплакал. Наблюдавший за встречей издалека Митрич прибежал с бутылкой воды. Добродеев налил воды в бокал и протянул Абрамову; Монах подтолкнул к нему салфетки. Абрамов всхлипывал и утирался салфеткой; пил воду, стуча зубами о край бокала.
— Все проходит, — сказал Монах.
— Что вам нужно? — спросил Абрамов. — Поиздеваться захотелось?
— Ну что ты! — вскричал эмоционально Добродеев. — Мы думали, это ты издеваешься!
— Может, расскажете? — сказал Монах. — Облегчите душу?
— Лара моя дочь, но я ничего не знал! Она росла без меня! Алена взяла академотпуск, я даже не знал, что у нее ребенок… у нас! Я любил ее, мы встречались, строили планы на будущее. Мы были счастливы, все нам завидовали, считали, что мы замечательная пара. Мы были одно целое, две половинки райского яблока. А потом появился Сунгур! Весь из себя, только вернулся из Штатов, нахватался… На семинарах сидел на столе, демократа из себя корчил. В кожаном пиджаке, весь в фирме́. Борода, очки-хамелеоны… Девчонки как с ума посходили… в рот заглядывали. Куда было мне, бедному студенту, до блестящего кумира! И за Аленой стал ухлестывать, аж слюни пускал. И увел. Я был как оплеванный, бросать институт хотел. Потом сцепил зубы и думаю: «Нет! Назло вам всем останусь!» Он смотрел на меня волком, ревновал. И даже потом… да все время! Я чувствовал, что он меня ненавидит. А на встрече у Коли Рыбченко меня как водой окатило: Лара копия моей мамы! Расспросил про нее Колю, он дружит с Сунгуром, сопоставил даты и понял, что она моя дочь. Я ходил около их дома, ждал Лару. Чем больше смотрел на нее, тем больше понимал, что мы не чужие. Сунгур забрал у меня не только Алену, он забрал у меня дочь! Великий писатель… сволочь! Я хотел поговорить с Аленой, подстерегал… однажды увидел ее с парнем Лары… Хотел, но не успел. Ее убили. Сунгур убил! Узнал про любовника и убил. Теперь посидит, не все коту масленица. Ту муру, которую он кропает, можно и в тюрьме, и тюремный опыт пригодится. А то и жена, и дети, и книги… все в масть. Известность, слава… Одним все, а другим — шиш. Он и жениха убил, этого шустряка, который и с Аленой, и с Ларой… Подлец!
Абрамов уже не плакал, говорил с чувством, раздувал ноздри, сверкал глазами, помогал себе энергичными взмахами руки, тряс головой. Голос у него был сиплый и неприятный, на влажный лоб упали несколько пегих прядок…
— Ростислав жив, он в реанимации, — заметил Добродеев.
— Сунгура сегодня выпустили, — сказал Монах. — Он не убивал жену. Ростислава тоже не он.
— Как не убивал? — опешил Абрамов. — А кто? Говорят, дома в ночь убийства были только он и Лара. Вы хотите сказать… Я вам не верю! Он на все способен. Он ревновал! Он подонок и графоман!
— Следствие не закончено, посмотрим. Тут другая проблема…
— Какая еще проблема? — подозрительно спросил Абрамов. — Я ничего не знаю!
— «Книжные» убийства! — выпалил Добродеев, чье сочувствие Абрамову испарялось на глазах. — В курсе?
— Какие еще «книжные» убийства? При чем тут я? Может, и зеленые человечки тоже я? — Он уже пришел в себя, утерся и был готов к драке.
— Какие, на хрен, зеленые человечки? — вспыхнул Добродеев. — Что за бред ты несешь?
— Это ты несешь бред! Глас народа! Всемирно известный уфолог! — Он издевательски захлопал в ладоши. Переход от слез к издевкам был мгновенным.
— Убийца!
— Подожди, Леша, — сказал Монах, придерживая журналиста за локоть. — Валерий, вы читаете книги Сунгура?
— Я? Эти, с позволения сказать, книги? Нет, разумеется. Я привык к высоким образцам…
— Бла-бла-бла! — издевательски пропел Добродеев. — И пишешь тоже высокие образцы. Коля говорил, отстой и рвотный порошок.
— Леша! Валерий! Мальчики!
Но мальчики не слышали. Еще минута, и они схватились бы врукопашную. Монах, недолго думая, выплеснул в лицо Добродееву и Абрамову воду из бокалов.
— Твою дивизию! — завопил Добродеев, захлебнувшись. — Христофорыч!
— Что вы себе позволяете? — вскочил Абрамов, утираясь и кашляя. — Совсем уже?
— Садитесь, ребята. Остыли? Солидные люди… стыдно, господа. Теперь поговорим. Валерий, «книжные» убийства действительно имеют место. Поясню вкратце. Некто читает книги Сунгура, затем убивает, следуя сюжету. Мы нашли три попадания. Последнее — роман «Колокольный звон», где любовница убивает неверного любовника ножницами. Двадцать седьмого июля в гостинице «Братислава» произошло убийство, жертва — мужчина, подозревается женщина, орудие убийства — ножницы. Есть ряд деталей, совпадающих с романом.
