— Мама была убита.
— Убита?! Но… как убита? Почему? Кто? — бессвязно повторяла девушка, переводя взгляд с одного на другого. — Почему обыск?
— Пока рано говорить, кто, — сказал Поярков. — Если вы не против, я хотел бы поговорить с вами.
— Да, да, пожалуйста… — Лара растерянно взглянула на отца, словно спрашивала: что?
Поярков кашлянул, и Сунгур поднялся; словно подбадривая, положил руку на плечо дочери, сжал.
Ничего нового Поярков от Лары не узнал. Спала, ничего не слышала. Ужинала с отцом, мамы еще не было, она часто приходит поздно. Когда она вернулась вчера, Лара не слышала; встала рано и ушла до завтрака, надо было подготовить книжную выставку. Говорила ли отцу, что уйдет пораньше? Она не помнила, кажется, нет, просто не придала значения, они друг перед другом не отчитываются, вон, брат вообще дома не ночует. Лара, как и Сунгур, упирала на то, что все члены семьи независимы, не требуют отчета, не выясняют отношений… кто когда приходит или уходит… не важно, у них так принято. Она волновалась, доказывая, что они так привыкли, никаких обид или претензий, каждый за себя… Поярков понял, что она защищает отца, пытаясь убедить его, что у того не было мотива для убийства. Она напоминала ему птицу, трепыхающую крыльями перед мордой лисы, уводя ее от гнезда. Лисой был он, следователь Поярков. Он вспомнил судмеда Лисицу и усмехнулся — собрание лис! Он видел Лару насквозь — наивную, далекую от жизни девочку из благополучной семьи, выросшую среди книг и воспитанную на книгах. Из того, что она говорила, он понял, что смерть матери не вызвала у нее потрясения, что она предана отцу, изо всех сил его защищает, несмотря ни на что, понимая в то же время, что… больше некому. И все равно защищает и пытается убедить его, Пояркова, в отсутствии мотива. Ее взволнованное лицо, сжатые кулаки, бессвязная речь, то, как она доказывала, что у них так принято, мама сама по себе, отец и она, Лара… тоже, многое рассказало ему о семье Сунгуров, и он невольно снова посочувствовал писателю.
— Утром, когда вы уходили на работу, входная дверь была заперта? — спросил он.
Перебитая на полуслове, она уставилась на него, стараясь сообразить, в чем подвох; в ее глазах был страх.
— Конечно, заперта! Папа всегда сам проверяет, он работает допоздна, до двух или трех утра, а потом обязательно проверяет…
«Что и требовалось доказать», — подумал Поярков.
Глава 14. Дедуктивные рассуждения в свете последних новостей
— Что нового, Леша? — спросил Монах. — Что уже есть? Ты в курсе?
Друзья сидели в парке на круговой скамейке с ажурной спинкой под сенью старого разлапистого вяза. Было жарко и очень тихо, птицы молчали, народу не было. Иногда гудел кораблик внизу на реке, да с легким шелестом сыпались с дерева рядом крохотные черные ягоды, похожие на вишни. Они разбивались о плитку аллеи, разбрызгивая чернильный сок. Монах пил кофе из бумажного стаканчика, Добродеев ел эскимо.
— Город гудит, Христофорыч, я даю материал об Алене… Черт! Капает! — Добродеев принялся старательно вытирать живот салфеткой. — Уже известно, что она была задушена ночью в собственной спальне, около трех утра…
— Задушена… как?
— Подушкой. В доме кроме нее находились Сунгур и Лара. Ни он, ни Лара ничего не слышали. Сын дома не ночевал. Кажется, пропали деньги и золото.
— Кто ее обнаружил?
— Сунгур. Пришел к ней утром звать на завтрак. У них разные спальни.
Долгую минуту они смотрели друг на друга. Наконец Монах сказал:
— Паршивое дело, Леша. Общеизвестно, что в убийстве жены или мужа повинна вторая половина. Статистика — восемьдесят процентов, цифра убойная. И что примечательно, примерно такая же статистика по убийцам, которые сообщают в полицию об убийстве.
— Читал, в курсе, но очень сомневаюсь. Какой идиот будет звонить в полицию и сообщать об убийстве, если он и есть убийца?
— Статистика, Леша, вещь упрямая.
— Но зачем? Я бы на его месте обошел место преступления десятой дорогой! Зачем лезть на сцену и попадать в поле зрения?
— Не согласен, Леша. Это тот самый пресловутый синдром вора, который кричит: «Держи вора». Кроме того, говорят, преступники возвращаются на место преступления, что-то их беспокоит, а сообщение об убийстве событие примерно того же порядка. Кроме того, он уже знает, что скажет следователю, чтобы подтолкнуть следствие в сторону от себя. А еще он хочет находиться поблизости, быть в курсе, полагая, что так будет меньше оснований его заподозрить. Правда, в нашем случае обнаружить тело Алены Сунгур было просто некому, кроме мужа. Сын не ночевал дома, дочь к ней вряд ли зашла бы, не те у них отношения. Ждать, пока обнаружит труп кто-нибудь другой… домработница, если у них есть домработница, забежавшая подруга или с работы позвонят и спросят, где она… не всякий выдержал бы. Представь себе, что ты сидишь за компьютером, пишешь роман, зная, что в спальне находится труп убитой тобой жены…
— Если он не убийца, то не знал.
— Не знал, — кивнул Монах. — Если он не убийца. Если…
— А мотив? — спросил после паузы Добродеев.
— Сколько угодно, на все вкусы. Если исходить из того, что убийца — Сунгур, то мотивом может быть профессиональная зависть: ее звезда в зените, а он пишет осточертевшие детективы. Раз. Понимаю, мотив хилый, но тем не менее загребаем широко, чтобы ничего не пропустить. Гребем дальше. Красотка жена, ее друг… надеюсь, ты не сомневаешься, что у нее был друг? и ревнивый муж — классический треугольник. Это два. И три: зашел пожелать спокойной ночи, попытался настоять на своих правах как супруг, а она отказала в резкой форме, он не выдержал и…
— Как Сомс Форсайт, — заметил Добродеев. — Пришел и настоял, а бедная Ирэн сцепила зубы и…
— Вот именно! Только Алена не бедная Ирэн. Как, по-твоему, что она ему сказала?
— Расхохоталась в лицо!
— Ага. А еще сказала что-нибудь вроде: старый козел, убери свои грязные копыта! И тогда Сунгур… Любой мужик обиделся бы. Ты бы обиделся, я тоже… возможно.
— Возможно?
— Возможно. Потому что не нужно лезть с копытами, зная наперед, что будет. Разные спальни, Леша, не располагают к интимной близости. Любой мало-мальски наблюдательный мужик всегда знает, когда его хотят. Согласен?
Добродеев неопределенно кивнул.
— Идем дальше. Ежели не он, то мотивом может быть журналистское расследование, она была бесстрашной и совалась в самое пекло, ты сам рассказывал. Тут поле непаханое, мы туда даже не полезем. А с другой стороны, месть за разоблачение, как правило, более публична, что ли. Не в собственном доме и не в собственной спальне.
— Сунгура не задержали, — невпопад заметил Добродеев.
— Он известная фигура, рубить сплеча они не будут. Сейчас займутся ее дневниками, телефонами, поговорят с коллегами, друзьями, выявят любовника… возможно. Что касается Сунгура… а куда он денется? Писатель под колпаком. Да и невыезд подписал, я уверен.
