Заглядывает на курс астрологии. Обсуждение касается Сфер: размещаются ли звезды на Сферах или же, напротив, следуют своим траекториям, а также конечны или бесконечны Сферы по количеству. Лекторша считает, что число Сфер конечно – конечно, однако неизвестно и непостижимо, как она выражается.
– Если количество Сфер конечно, что тогда за их пределами? – спрашивает студент.
– Нет «за их пределами» ничего, – отвечает лекторша. Студент выглядит растерянным. – «За их пределами» нет ничего, – повторяет она.
Сферы ему не интересны – не интересны даже звезды, которые, с его точки зрения, – комки бесчувственной материи, движущиеся сквозь пустое пространство, подчиняясь законам таинственного происхождения. Ему интересно знать, что общего у звезд с числами, что общего у чисел с музыкой и как такой образованный человек, как Хуан Себастьян Арройо, может толковать о звездах, числах и музыке разом. Но лекторша никакого интереса ни к числам, ни к музыке не выказывает. Ее предмет – сочетания, образуемые звездами, и как эти сочетания влияют на человеческую судьбу.
«Нет за их пределами ничего». Как эта женщина может быть так в себе уверена? Его мнение таково: есть там что-то за пределами или нет, человек утонул бы в отчаянии, если б не цеплялся за образ запределья.
Глава 16
Инес получает приглашение от сестер: есть срочное дело, пусть она и Симон появятся на ферме.
Их встречают чаем и свежеиспеченным шоколадным тортом. Давид с подачи сестер жадно поглощает два громадных ломтя.
– Давид, – говорит Альма, когда тот доедает угощение, – у меня есть кое-что для тебя, интересное – семейство марионеток; Роберта нашла их на чердаке, мы в них играли, когда были юными. Ты знаешь, что такое марионетка? Да? Хочешь посмотреть?
Альма провожает мальчика из комнаты; можно приступить к делу.
– Нас навестил сеньор Арройо, – говорит Валентина. – Привез с собой милых своих сыновей. Хотел узнать, не поможем ли мы ему поставить Академию обратно на ноги. Из-за тех трагических событий от него ушло много учеников, но он надеется, что, если Академия вскоре вновь откроется, некоторые вернутся. Что скажете, Инес, Симон? У вас есть прямой опыт взаимодействия с Академией.
– Позвольте мне начать, – говорит он, Симон. – Сеньору Арройо вольно объявлять открытие Академии, но кто будет в ней преподавать? И кто будет все организовывать? Сеньора Арройо все это бремя брала на себя. Где в Эстрелле найдет он человека, который займет ее место, такого, кто разделяет его взгляды, его философию?
– Он говорит, что собирается помогать его свояченица, – отвечает Валентина. – А еще он очень лестно отзывается о человеке по имени Алеша. Он считает, что Алеша сможет взять на себя часть работы. Но, по сути, Академия станет музыкальной, а не танцевальной, и учить будет сам сеньор Арройо.
Теперь заговаривает Инес и сразу берет быка за рога:
– Когда мы отправили Давида к Арройо, нам пообещали – пообещали, подчеркиваю, – что, помимо танцев, его научат читать, писать и обращаться с числами, как учат детей в нормальных школах. Ничего этого ему не дали. Сеньор Арройо – милый человек, не сомневаюсь, однако он не настоящий учитель. Я с большой неохотой отпустила бы Давида снова под его опеку.
– Что вы имеете в виду, говоря, что он не настоящий учитель? – спрашивает Валентина.
– Я имею в виду, что он витает в облаках. Я имею в виду, он не знает, что происходит у него под носом.
Сестры обмениваются взглядами. Он, Симон, склоняется к Инес.
– Подходящее ли сейчас время? – бормочет он.
– Да, подходящее, – говорит Инес. – Говорить откровенно – дело всегда подходящее. Мы толкуем о будущем ребенка, ребенка, чье образование пока было сплошной катастрофой, он все больше и больше отстает. Я очень не настроена подвергать его еще одному эксперименту.
– Ну, на том и порешим, – говорит Консуэло. – Вы – мать Давида, вы имеете право решать, что для него лучше всего. Правильно ли мы понимаем, что вы считаете Академию плохим вложением?
– Да, – отвечает Инес.
– А вы, Симон?
– Да как сказать. – Он поворачивается к Инес. – Если Академия Танца закроется навсегда, Инес, и если Давида не примут в Академию Пения, что скорее всего, и если государственные школы не годятся, что тогда прикажешь с ним делать? Где ему получать образование?
Прежде чем Инес успевает ответить, Альма возвращается с мальчиком, в руках у него потрепанная фанерная коробка.
– Альма говорит, мне можно их забрать, – объявляет он.
– Это марионетки, – говорит Альма. – Нам они ни к чему, и я подумала, что Давид может запросто их взять.
– Конечно, – говорит Консуэло. – Надеюсь, играть с ними тебе понравится.
Инес не дает сбить себя с толку.
– Где Давид будет получать образование? Я тебе говорила. Мы наймем частного педагога, кого-то с приличествующей квалификацией и настоящим дипломом, такого, у кого нет завиральных фантазий о том, откуда берутся дети или как детский ум работает, такого, кто сядет с Давидом и пройдет программу нормальной школы и поможет ему обрести почву под ногами, которую он утратил. Вот что, по моему мнению, нам нужно сделать.
– Что скажешь, Давид? – говорит он, Симон. – Наймем тебе частного учителя?
Давид усаживается, коробку кладет себе на колени.
– Я хочу к сеньору Арройо, – говорит он.
– К сеньору Арройо ты хочешь только потому, что можешь помыкать им, как тебе нравится, – говорит Инес.
– Если вы меня отдадите в другую школу, я сбегу.
– Никуда мы тебя не отдадим. Мы наймем учителя, который будет учить тебя на дому.
– Я хочу к сеньору Арройо. Сеньор Арройо знает, кто я. А вы не знаете, кто я.
Инес фыркает от отчаяния. И хотя сердце его к этому не лежит, он, Симон, вызывает огонь на себя.
– Не важно, насколько мы особенные, Давид, есть вещи, которые всем нам необходимо сесть и выучить. Нам необходимо уметь читать – и речь не об одной книге, – иначе мы не будем знать, что делается в мире. Нам необходимо уметь складывать, иначе мы не сможем обращаться с деньгами. Думаю, также Инес имеет в виду – поправь меня, если я не прав, Инес, – что нам всем необходимо приобрести хорошие привычки – самодисциплину и уважение к чужому мнению, например.
– Я знаю, что в мире делается, – говорит мальчик. – Это ты не знаешь, что в мире делается.
– Что же делается в мире, Давид? – спрашивает Альма. – Мы совершенно отрезаны от мира – здесь у нас, на ферме. Расскажешь?
Мальчик откладывает в сторону ящик с марионетками, подходит к Альме, долго что-то шепчет ей на ухо.
– Что он сказал, Альма? – спрашивает Консуэло.
– Кажется, я не могу сказать. Только Давид может.
