Они проезжали мимо длинного барака. В задней его части имелось что-то похожее на гараж. Визжала циркулярная пила, стучали молотки. Под навесами громоздились груды досок, высились штабеля готовых изделий. Гробы были неприхотливые, без всяких украшательств, просто грубые ящики.
– Народ в районе, начиная с сорок первого, умирал пачками, – просвещал Ткачук Алексея. – Негодяи из УПА зверствовали, убивали всех недовольных, советских активистов, поляков, цыган, евреев. Мы пришли, схлестнулись с ними. Их здесь как грязи, под каждым пнем эта нежить. Хоронили, конечно, не в гробах, ладно, если хоть как-то в землю зарывали. УПА у немцев опыт переняла. Они заставляли пленных рыть огромные рвы. Потом туда тесными рядами ложились люди, их расстреливали, заставляли спуститься очередную партию, пока весь ров не заполнялся. Сверху засыпали землей, так она нередко шевелилась, гуляла волнами, представляешь? Живые оставались, пытались вылезти. – Ткачук вцепился в борт так, что костяшки пальцев побелели. – А сейчас все нормально, опять хоронят в гробах, если родственники, конечно, объявляются и желают это делать.
Следующее здание за пустырем выглядело прилично, его недавно побелили. Оно было одноэтажное, вытянутое, состояло из двух корпусов и неплохо смотрелось на фоне густой зелени.
– Средняя школа, – прокомментировал Ткачук. – Занятия пока не ведутся, лето, но с первого сентября должны начаться. Местных преподавателей почти не осталось, скоро прибудут учителя из восточных областей Украины – кто-то добровольно, другие по комсомольской путевке или по партийной линии. Возможно, уже едут. Щебетала тут давеча стайка баб с чемоданами.
– С кадрами как? – спросил Алексей. – Предприятия работают?
– Плачевно. – Ткачук вздохнул. – Местные некомпетентны либо неблагонадежны. Не поверишь, Алексей, даже здешние учителя массово уходили в леса. Половину постреляли, остальные в норах сидят. Есть механические мастерские, ткацкая фабрика, строительная контора, мукомольный комбинат. Не хватает рабочих, инженеров, врачей в больницу, учителей в школу. Приезжают добровольцы с востока, но их не хватает, да и тех выкашивают бандеровцы.
Решетчатая ограда больницы сияла свежей краской. Само же здание ветшало, осыпалась штукатурка, вываливались кирпичи из кладки. За воротами стояли машины с красными крестами, сновали люди в халатах. Практически все окна были крест-накрест переклеены лентами, вырезанными из газет.
Машина въехала в ворота. Капитан спрыгнул на землю, исчез в здании, вскоре вернулся с двумя санитарами. Они вытащили раненого сержанта из кабины, увели в больницу. Ткачук на крыльце ругался со статной женщиной в медицинском халате поверх офицерской формы. Она махнула рукой и ушла. Появились те же самые санитары, стали извлекать из кузова мертвых.
Алексей спрыгнул на землю.
– Это Ольга Дмитриевна Антухович, – пояснил Ткачук, подоспевший к нему. – Главный врач госпиталя, заодно исцеляет гражданских. Здесь же морг, хирургия.
Женщина снова вышла на крыльцо. Она была статная, эффектная, пусть и не очень молодая, с копной волнистых темных волос, которые безуспешно прятала под шапочку. Докторша нахмурилась, наблюдая, как санитары волокут за угол тела, мазнула взглядом Алексея.
– Дама своевольная, – заявил Ткачук. – Произвела впечатление, Алексей? Целый капитан медицинской службы, уроженка Киева, половину войны прошла с медсанбатом. Можешь не облизываться. – Ткачук подался к нему, доверительно понизил голос: – У этой особы амурные отношения с капитаном Рыковым, заместителем коменданта Глазьева. Тот прибьет любого, кто с интересом глянет на его зазнобу… – Ткачук стушевался, вспомнив про красную книжицу своего собеседника.
– Ладно, капитан, приятно было познакомиться. – Алексей не стал вгонять Ткачука в краску, протянул руку. – Дальше пешком дойду, здесь, по-видимому, рядом. Разбирайся с покойниками, проследи, чтобы консервы по адресу дошли. Отправь людей, чтобы убрали все на дороге. Незачем смущать добропорядочных граждан. Может, опознаете кого, потом доложишь. Еще встретимся.
– Удачи, Алексей. Все сделаем, не беспокойся. Топай прямо по улице. Слева будет отделение НКГБ, потом милиция, дальше увидишь площадь и комендатуру справа. При поляках там волостная управа заседала, при немцах – оккупационная администрация, теперь наша власть. Перенимаем, так сказать, традиции. Прибыл-то с какой целью, не поделишься? – В глазах капитана блеснул интерес.
– Бабула, – коротко объяснил Алексей.
– Ого! – удивился Ткачук. – Высоко ты планку задираешь. Многие хотели прибрать этого вурдалака. Ты в курсе, что в местных национальных кругах он почитается за героя?
– В курсе, – ответил Алексей. – Но мы-то знаем, что он всего лишь негодяй и фашистский недобиток.
– Это точно, – согласился Ткачук. – Нам об этом доподлинно известно.
Он шел по улице с рюкзаком за плечами, как турист где-нибудь в предгорьях Крыма. Прохожие с любопытством оборачивались и поглядывали на него.
Народ здесь одевался небогато. Мужчины носили кофты, безрукавки, мятые пиджаки. Кто-то в жару надевал картуз, кирзовые сапоги. Женщины предпочитали темные косули, невзрачные юбки, полностью закрывающие ноги.
Военных в центре было с переизбытком. У двухэтажной комендатуры, украшенной облезлыми псевдогреческими колоннами, стояли машины, прохаживались люди с повязками и в форме. Слева от крыльца стоял пулеметный расчет, справа – зачехленная полевая кухня.
Часовой на входе уставился на Алексея со смутным предубеждением, сдернул с плеча автомат, расставил ноги.
– Кто такой? Стоять!
«Как их всех тут запугали», – подумал Алексей. Подбежали еще двое бойцов, сдернули с него рюкзак, поставили лицом к стене.
– Руки на стену! – гаркнул часовой. – Не шевелиться!
– Удостоверение слева в пиджаке, – пробормотал Кравец.
– Молчать! – прорычал солдат. – Разберемся! – Он упер ствол в спину Алексея, извлек служебное удостоверение, тупо вчитывался, что-то бормотал.
– Боец, ты испытываешь мое терпение, – негромко проговорил Алексей. – Читать не научили в церковно-приходской школе? Или ты только коридор в ней окончил?
– Прошу прощения, товарищ капитан, – испуганно пробормотал служивый, поднял рюкзак, сунул обратно удостоверение. – Все в порядке, просто вы не в форме.
Далась им эта форма!
– Где комендант? – хмуро спросил Алексей.
– Сейчас, товарищ капитан, сей момент, – заспешил часовой. – Мы ему сообщим, он спустится. Или вы можете сами подняться.
Неужели? Вот спасибо.
Впрочем, комендант сам пожаловал на выход, по поводу более чем печальному. К зданию подъехал грузовой фургон, похожий на хлебную будку, за ним подрулил полноприводный «ГАЗ-64» с двумя автоматчиками и офицером в звании капитана. У машин собирались люди с озабоченными лицами.
Мужчина лет пятидесяти с суховатым лицом и мутными глазами в форме майора РККА шумно спустился с лестницы, устремился к выходу, даже не глянув на Алексея. Вряд ли в этой местности помимо коменданта Глазьева имелись другие майоры.
