Я не поняла, что у него там такое рвется, что его все время «подшивают», и почему-то снова вспомнила про зарубочки на сердце. Надо спросить у папы… Может быть, когда у человека много зарубочек, их приходится потом как-то зашивать?
А потом Женя снова начинает пить алкоголь и уходит жить к Вике. Так и ходит туда-сюда, и это все тянется уже два года – вот что писала Наташа.
От всей этой истории очень страдает Наташин сын Ваня. И он даже звонил этой Вике и требовал оставить его папу в покое. Вика плакала. И Наташа тоже очень плакала, и ей было стыдно, что ее сын так сделал, хотя, конечно, он действовал из лучших побуждений.
И сейчас, перед самым Новым годом, Женя снова решил уйти и праздновать со своей второй половинкой. Наташа так разозлилась, что решила продать одну из его гитар, чтобы заплатить нам за помощь в гадательных делах.
В конце этого убийственного письма шла приписка, что Наташа хотела бы знать, действительно ли существует Предназначение, и если да, то правда ли, ее муж должен быть с Викой. Наташа спрашивала, вернется ли он к ней? Или лучше, чтобы он уже не возвращался, а то у нее сердце разрывается. Так и написала – «разрывается», и я снова подумала про зарубочки.
И еще она спрашивала, что именно ей делать?
Когда мы закончили читать письмо, я заплакала, а потом увидела, что моя Саша тоже плачет. А Зюзин усиленно сморкается. Он сморкался и сморкался, а когда наконец отсморкался до конца и опустошил весь свой нос, сказал, что его папа примерно так же ушел от него и его мамы. Но он ушел один раз и больше не возвращался, и у Зюзина даже нет номера его телефона, чтобы ему позвонить.
Мы долго думали, что можно ответить этой милой, бедной женщине Наташе, и в конце концов написали, что нам надо все как следует прогадать. Это займет какое-то время, потому что внутреннее око не работает из-под палки. А нас так расстроило ее письмо, что око заволокло слезами. И то, которое внутреннее, и обычные два ока тоже.
Это письмо не давало мне покоя. Я вдруг почувствовала, что мои экстрасенсорные способности совершенно сошли на нет, видимо, от такого расстройства. И увидеть будущее Наташи я совершенно не могу. Я пришла в полное отчаяние. Я не могла просто не ответить этой женщине, ведь она нам так верила.
Саша предложила честно написать ей, что, возможно, я совсем не обладаю никакими способностями и мне просто так показалось. Сначала я согласилась. Это, конечно, будет неприятно, но как камень с души упадет. Но потом я поняла, что от такого ответа Наташа расстроится еще больше. Будет сидеть, плакать… Наступит Новый год, а она весь праздник проплачет… и ее сын Ваня тоже будет расстроен и снова может позвонить папе… и еще больше расстроится. Я не удержалась и снова заплакала, совсем забыв, что я сижу за столом. Я чувствовала, что мое сердце тоже разрывается, и прямо явственно ощущала, как оно все сверху донизу заполняется колючими зарубочками. Прямо так, что становится трудно дышать. Я стала тихонько стонать.
Тут оказалось, что мама трясет меня за плечи и испуганно спрашивает, что это со мной такое.
– Ничего, ничего, мамочка, – всхлипывала я, – теперь уже ничего не поделаешь…. Ы-ы-ы… зарубочки-и-и…
– Тьфу ты, господи! – рассердилась мама. – Весь этот спектакль из-за того, что тебя мучает совесть? Из-за дня рождения? Соня, прекрати немедленно! Вместо того чтобы лить крокодиловы слезы, веди себя лучше хорошо, и никаких таких зарубочек больше у меня на сердце не появится!
И она стала так усердно мыть посуду, что сразу было ясно – я испортила маме настроение, и объясниться с ней нет никакой возможности.
* * *
– Карл, а Карл… ты не спишь? – тихонько трясла брата я.
Карл засопел. Потом засопел громче и выпутался из гнезда, в котором он обычно спит.
Он обкладывается со всех сторон подушками и нашими старыми мягкими игрушками и зарывается в середину. Так он тренируется, потому что ему очень хочется, чтобы ему приснился сон, что он птица. Он начал эти тренировки давным-давно, но сон про птицу ему так ни разу и не приснился. И теперь Карл утверждает, что уже разучился спать по-другому и просто не сможет заснуть, если его положить нормально головой на подушку.
Сначала я ему поверила и тоже пыталась практиковаться, чтобы увидеть во сне пиратов. Но я же живу в ужасной семье, и никто мне не разрешит перед сном смотреть «Пиратов Карибского моря», у нас и телевизора в комнате нет. Не ночевать же мне на кухне на коврике. Может, поэтому ничего и не вышло.
Хотя я нарочно даже пробовала переночевать у моей Саши. У нее-то как раз есть в комнате телевизор. И куча всяких дисков с фильмами. Но в итоге мы так заигрались, что легли поздно, опоздали к первому уроку, и мне вообще в ту ночь ничего не приснилось. Только закрыла глаза, и уже – раз, нас будит Сашина мама.
А со всей этой распроклятой историей с Наташей и гадательным салоном я вообще перестала спать. Ворочалась всю ночь, и меня что-то душило. Даже разбудила однажды случайно бабушку, потому что она услышала, как я подвываю, и проснулась. Я уже совсем отчаялась, и чем больше проходило времени, тем больше начинала паниковать. Бедная Наташа ждала от меня письма. И не от меня, а от цыганки Тамары, обладающей экстрасенсорными способностями, которые могут спасти Наташину семью. Глупая, глупая девчонка… дура… неприятная личность, ругала я себя. Потом стала тихонечко подвывать в подушку, чтобы не заплакать. Но вышло не так уж и тихонечко, раз даже бабушка проснулась.
В конце концов я стала убеждать себя, что, может быть, можно как-то так устроить, чтобы произошло новогоднее чудо. Хотя я уже большая и не верю в Деда Мороза, – ясное дело, если бы он был не выдумкой, то приносил бы подарки сам, и их не надо было покупать родителям. А наши уж точно сами покупают.
И вот я будила Карла. Именно его, потому что только он, единственный из всех людей, которых я знаю в жизни, верит, что чудеса бывают.
– Уже не сплю, – в конце концов хриплым, чужим голосом ответил Карл, когда я трясла его уже задумавшись, на автомате, и не надеялась получить ответ.
Я аж ойкнула от неожиданности.
– Братечка, миленький, мне очень нужно поговорить с тобой о чуде, – зашептала я.
– А утром мы… не можем поговорить?
– Нет, не можем, это надо сейчас. Карл, мне так плохо. Я не могу спать, понимаешь? Мне очень нужно чудо, понимаешь? Всего одно маленькое чудошко!
Как только мой брат услышал, что мне плохо, он сел на кровати и немного разгреб свое подушечное гнездо, чтобы мне было где сесть. А сверху прикрыл нас одеялом с головой, чтобы не разбудить Алешу.
– Чудеса бывают, – уверенно зашептал он. – Я это точно знаю. Надо очень-очень сильно этого хотеть, думать о желании, и тогда оно матер… матерится… нет, не так, материа-лизу-ется. Это мне наш директор рассказывал, он ходил на специальные занятия – всякие тренировки, то есть тренинги. Ну, такое место, куда приходят грустные люди, и им там говорят, как наладить свою жизнь. И там вот всему этому учат.
