Сэди, я так и не получила от тебя ответа. Я думаю, они перехватили мое письмо. Сегодня первое апреля 1853 года. Но мне не весело, как когда-то было нам, когда мы друг над другом шутили в этот день. Пожалуйста, приезжай меня повидать, если можешь. Я в остроге в Уэлли, но здорова и в безопасности.
Мистеру Джеймсу Маллену от Эдварда Хоя, владельца постоялого двора в Карстэрсе
19 апреля 1853 года
Возвращаю Ваше письмо, адресованное мистеру Макбейну, – он умер здесь, на постоялом дворе, 25 февраля. От него остались кое-какие книги, никому не нужные.
III
Миссис Энни Херрон, острог в Уэлли, – мисс Сэди Джонстон, Торонто. К нашедшему просьба отправить это письмо по адресу
Я вдруг увидела, что Джордж тащит его по снегу я думала это он бревно тащит. Я не знала, что это он. Джордж сказал, это он. Он сказал, сук упал с дерева и ударил его. Он не сказал убило, а сказал ударило. Я смотрела на него и все ждала что он заговорит. У него был рот приоткрыт и туда набился снег. И глаза тоже были немного приоткрыты. Нам нужно было в дом, потому что метель началась как не знаю что. Мы потащили его, я за одну ногу, он за другую. Я тащила, а сама себя уговаривала, что это все-таки бревно. В доме у меня был разведен огонь в очаге и снег на нем начал таять. Кровь растаяла и немножко потекла возле уха. Я не знала что делать, и боялась к нему подходить. Мне казалось, что он за мной следит глазами.
Джордж сидел у огня, прямо в своей большой тяжелой шубе и сапогах. Он сидел отвернувшись. Я сидела у стола, он у нас был сколочен из горбыля. Я сказала – откуда ты знаешь, что он мертвый? А Джордж ответил, ну потрогай его, если не веришь. Но я не хотела. Снаружи бушевала ужасная буря, ветер шумел в вершинах и рвал крышу с дома. Я сказала «Отче наш, иже еси на небесех» и так набралась храбрости. И повторяла это при каждом движении. Я сказала: «Мне надо его обмыть, помоги». И принесла ведро со снегом который я раньше поставила таять. Я начала с ног, пришлось стаскивать сапоги, это было нелегко. Джордж даже не повернулся ко мне, вообще не обратил внимания что я делаю, и не стал мне помогать, хотя я просила. Я не стала с него снимать ни штаны, ни шубу, просто не справилась бы. Но я обмыла ему руки и запястья. Я касалась его только тряпкой, никогда – руками. Под головой у него где накапал снег была кровь и мокро. Я хотела его перевернуть и помыть. Но не смогла. Тогда я пошла и потянула Джорджа за рукав. И сказала: «Помоги мне». А он сказал: «Что?» Я сказала, что надо его перевернуть. И он встал и пошел мне помогать, и мы его перевернули и теперь он лежал лицом вниз. И тогда я увидела. Увидела разруб от топора. Мы не сказали ни слова. Я смыла это все, кровь и что там еще. И велела Джорджу пойти принести мне простыню из сундука. У меня там была хорошая простыня, которую я не стелила на кровать. Я решила, что не стоит снимать с него одежду, хотя она и была хорошая, крепкая. Пришлось бы резать там, где кровь присохла, а тогда от одежды остались бы одни тряпки. Я отрезала маленький локон волос – вспомнила, как тогда в Доме это сделали, когда Лайла умерла. Потом я заставила Джорджа помочь мне перекатить его на простыню и стала его зашивать в нее. Пока я шила я сказала Джорджу пойти на подветренную сторону дома, где поленница – может там будет затишье и можно выкопать могилу. Раскидать поленницу – может под ней земля мягче.
Когда я шила, мне пришлось скрючиться в три погибели, так что я почти что лежала на полу рядом с ним. Сначала я зашила голову, только первым делом прикрыла ее простыней, чтобы не смотреть ему в глаза и рот. Джордж вышел и я слышала сквозь бурю, как он делает что я ему велела – он расшвыривал поленницу, и поленья иногда ударялись о стену дома. Я продолжала шить, и каждый раз когда еще часть его тела скрывалась из виду я говорила – даже вслух говорила: «Вот так, вот так». Голову я завернула аккуратно, а на ноги длины не хватило и я пришила туда свою нижнюю юбку с ришелье которую сделала в Доме, когда училась вышивать ришелье, и так я его всего закрыла.
Потом я вышла помочь Джорджу. Он убрал все поленья и уже копал. Я правильно подумала, земля в этом месте была мягкая. Штыковую лопату взял Джордж так что я сходила за совковой лопатой, и мы стали работать в четыре руки. Он откалывал и разбивал комья земли, а я выгребала.
Потом мы вытащили его. Теперь мы не могли тащить каждый за свою ногу так что Джордж взялся за голову а я за щиколотки где была нижняя юбка, и мы закатили его в могилу и принялись засыпать ее. Джордж забрал себе совковую лопату, а у меня никак не получалось набрать земли на штыковую, так что я стала грести землю руками и толкать ее в яму ногами как попало. Когда мы запихали всю землю обратно в яму, Джордж кое-как прихлопал ее сверху совковой лопатой. Потом мы на ощупь нашли в снегу все поленья и сложили поленницу обратно, как будто ее никто не трогал. Кажется, ни у кого из нас не было ни шапок ни варежек, но мы согрелись от работы.
Мы захватили с собой в дом поленьев для очага и заложили дверь изнутри засовом. Я вытерла пол и сказала Джорджу снять сапоги. Потом сказала снять шубу. Он послушался. И сел у огня. Я заварила что-то вроде чая из кошачьей мяты как научила меня миссис Трис и положила туда кусочек сахару. Но Джордж не стал пить. Я сказала, что горячо. И поставила остыть, но после Джордж тоже не захотел. И тогда я начала с ним разговаривать.
Это у тебя вышло нечаянно.
Ты был вне себя от гнева и не соображал, что делаешь.
Я видела, как он с тобой обращался. Сбивал с ног даже за мелочь какую-нибудь, а ты только вставал опять на ноги, не говоря ни слова. Он и со мной так же поступал.
Если бы ты этого не сделал с ним, однажды он бы это же самое сделал с тобой.
Послушай меня, Джордж. Послушай меня.
Если ты признаешься – как ты думаешь, что будет? Тебя повесят. Ты будешь мертвый и от тебя не будет никому никакого толку. Что станет с твоей землей? Скорее всего, она опять отойдет короне, и ее отдадут кому-нибудь еще, и весь твой труд достанется этому человеку.
А мне чего делать? Чего я тут буду делать одна, если тебя заберут?
Я достала овсяные лепешки, холодные, и подогрела их. Одну я положила ему на колено. Он взял ее, откусил и прожевал, но не мог проглотить и выплюнул в огонь.
Я сказала: «Слушай меня. Я много чего знаю. Я старше тебя. И еще я верю в Бога, я молюсь Богу каждую ночь, и Он мне посылает то, чего я прошу. Я знаю не хуже любого проповедника, чего хочет Бог. И я точно знаю, Он не хочет, чтобы такого хорошего парня, как ты, повесили. Ты только попроси прощения. Попроси прощения, только от всей души, и Бог тебя простит. И я то же самое скажу, тоже попрошу прощения, потому что, когда я увидела его мертвым, я не пожелала, ни на единый миг не пожелала, чтобы он ожил. Я скажу: „Господи, прости меня“, и ты скажи то же самое. Стань на колени».
Но он меня не послушался. Даже не двинулся со стула. Я сказала, ну ладно. Я придумала кое-что другое. Сейчас я принесу Библию. Ты же веришь в Библию? Это я его спросила. Скажи «да». Кивни.
