Я старалась быть вежливой, говорить мало, больше спрашивать, чем, кстати говоря, располагала к себе людей, охотно делящихся со мной своими мыслями, проблемами, радостями. Конечно, все эти разговоры носили поверхностный характер, на уровне библиотечного общения, однако все это давало мне хоть какую-то передышку от нависшей надо мной тучи тяжелых размышлений. Что там, в Москве? Как там мой Борис?
Рояль сильно действовал мне на нервы, тем более что Ниночка так и норовила заставить меня сесть за него и «что-нибудь сыграть». Мысленно я давно уже аккомпанировала себе и, конечно же, пела. Я ловила себя на том, что пою постоянно, внутри меня была арестована Нина Бретт, ее голос звучал в моей голове звонкими и одновременно, неслышными трелями. В последнее время «пластинку» заело — мои голосовые связки, работая вхолостую, лишь в моем воображении и стараясь взять самые высокие ноты в арии Царицы Ночи из «Волшебной флейты», начинали вдруг болеть реально. Я боялась, что потеряю голос навсегда.
Вечером, после так называемой работы (которую я и работой-то не считала), я возвращалась в чужой мне дом пропавшей Оли (о которой я с каждым днем узнавала все больше и больше от Анфисы), ужинала и ложилась с какой-нибудь книгой в обнимку. Телевизор, доставшийся мне в наследство от моей «подольской подруги», я намеренно не включала. Анфиса, которой я, в сущности, в чем-то доверилась, признавшись в убийстве какого-то там человека, уже старалась не задавать мне вопросов относительно телевизора, компьютера, словом, не доставала меня глупыми вопросами, жалея меня. Но судя по тому, что она так ни разу и не проронила ничего про убийство, которое я якобы совершила в Подольске, никакой информации на эту тему она так и не нашла. А потому, думаю, была относительно спокойна и пока что не почувствовала во мне убийцу, опасного человека. Она продолжала опекать меня, докладывать о том, как идут «наши» дела, касающиеся паспорта (я так поняла, что она сунула взятку участковому, чтобы он раздобыл мне новый документ). Главное, по ее словам, я уже сделала — написала от имени Воропаевой Людмилы Васильевны заявление об утере паспорта и на выдачу нового паспорта, сфотографировалась (мы специально ездили в Белое, где меня «щелкнул» старый еврей фотограф с нежным взглядом и блудливыми руками), ну и заплатила госпошлину. Мне не верилось, что в скором времени, как уверила меня Анфиса, я стану обладательницей совершенно нового чудесного паспорта, который откроет мне дополнительные ворота в еще более туманную жизненную даль, где промежуточным звеном станет получение и загранпаспорта!..
Ян ответил. И это было просто чудо какое-то! Хотя на самом деле ничего сверхъестественного не произошло, ну, ответил мне друг из Парижа! Но дело было в другом. Ему написала Анфиса, девушка из моей новой жизни, и вот это несоответствие — где Синее Болото, а где Ян — и грозилось сорвать мне окончательно крышу.
Анфиса написала ему следующее: «У меня проблемы. Отзовись. И никому из наших — ни слова».
Ян ответил незамедлительно, буквально через несколько минут: «Все понял. Куда выслать деньги? Где встретить? Кого послать? Как связаться?»
Я плакала, когда Анфиса принесла мне распечатанное письмо (к компьютеру я так и не подходила, словно могла заразиться от него, вдохнув интернетного вируса, смертельной болезнью).
— Классный у тебя друг. Что написать-то ему? Грузите апельсины бочками?
Я видела, что она несколько обескуражена, растеряна и сдерживает себя, чтобы не распотрошить меня, как набитую поролоновой трухой куклу, чтобы узнать обо мне как можно больше. Это и понятно — она же активно помогала мне, ничего не зная обо мне абсолютно, лишь слушая мои бредни, принимая на веру каждую мою ложь.
— Напиши так: «Никому не верь. Я в порядке. Постараюсь приехать».
— А деньги? — заскулила Анфиса. — Почему денег-то не спросишь? Если ты уж влипла по самые помидоры, я чувствую, так «беги, Лола, беги»!
— Позже попрошу. Когда будет готов загранпаспорт.
— Ведь если тебя найдут, сама знаешь, что будет… Попроси денег, вдруг на адвоката потребуются? Уж лучше это сделать сейчас и быть готовой ко всему. Если тебя арестуют, я сразу же найду самого дорогого адвоката и передам ему деньги, можешь положиться на меня! Я не обману тебя, верь мне! Мне все бабы наши доверяют деньги! Мало того, что у нас, у баб, есть своя касса взаимопомощи, так на всякий случай, и мужья их ничего об этом не знают, так еще и у каждой есть своя заначка. Я — ходячий банк! У меня и сейф имеется, в надежном месте замурован, все как полагается! Кроме того, я же занимаюсь реализацией кружева, со мной расплачиваются покупатели, я умею делать международные переводы и все такое…
Она была классной, моя Анфиса! И удивляло меня в ней то, что при всем своем природном оптимизме, жизнерадостности, чувстве юмора она просто обожала рассказывать мне свои кошмарики, страшилки. О чем бы ни рассказывала, все сводилось к кладбищу, гробам, смертям, ужасам, невероятным трагическим историям…
Я жила, стиснув зубы. Поставила перед собой дерзкую цель и очень медленно двигалась к ней — ступень за ступенью. Ну и, конечно, держа за руку Анфису.
— Ну, как тебе работка? — спросила она меня как-то вечером, когда мы с ней ужинали жареной картошкой с маслятами.
— Да отличная!
— Нина тоже тобой довольна. Она призналась мне, что видела тебя где-то, но вот где — никак не может вспомнить.
У меня вилка выпала из рук. Еще мгновение, и Анфиса произнесет мое настоящее имя. И дай бог мне силы, чтобы не разрыдаться!
— Она сказала, что ты очень красивая, что похожа на одну актрису из сериала.
— Она, кстати, тоже похожа на актрису из сериала, — нервно хихикнула я.
— Жаль, что ты сериалы не смотришь, сейчас такой шикарный турецкий сериал идет «Курт Сеид». Там такой мужчина! Вот если бы я такого встретила, отправилась бы за ним хоть в Турцию, хоть в Африку, хоть куда… И пусть бы он меня потом бросил, все равно — было бы что вспомнить… Я чай завариваю?
Она встала и, как всегда, с хозяйским видом (вероятно, так же она поступала и в бытность Оли Блюминой) принялась заваривать чай.
— А ты когда-нибудь любила? — спросила я ее, испытывая всякий раз неловкость от того, что упорно отвлекала ее от разговоров обо мне. Перебивала ее очень осторожно, когда она приближалась к опасной или неприятной для меня теме.
— Любила. Был у меня один парень, такой красивый. Юрочкой звали. Высокий такой брюнет с голубыми глазами, нежный, ласковый…
Я вдруг увидела слезы в глазах Анфисы. Вот уж не ожидала от нее такой реакции, да и истории о своей любви тоже как будто бы не предвиделось.
— И что? Где он?
— Представляешь, у нас дело к свадьбе шло. Я и платье себе заказала, и в ресторане в Белом договорилась, чтобы двух свиней купили у одного фермера, и много чего сделала, ну все почти готово было, и я ходила счастливая, вернее даже, не ходила — летала…
— И? — у меня в предчувствии страшного финала словно заранее волосы зашевелились на голове.
