— Совершено убийство. Возможно, преступник скрылся на вашей машине. Во всяком случае, у нас есть доказательства этого — ваша машина засветилась на видеокамерах города. И хорошо, если за рулем были все-таки не вы, Герман.
— Какое еще убийство? — сиплым нервным шепотом сорвался Липкин. — Вы что, с ума сошли?! Мой отец давно уже не пользуется машиной, он плохо видит, да и вообще возраст. Вот я и подарил ее своему приятелю, тоже фотографу, Олегу Барвину. Но это было сто лет тому назад! Вот найдите его и спрашивайте, где машина и кто на ней катается!
— Вы можете сообщить мне его адрес, номер телефона, почту?
— Да, конечно! Это известный человек, талантливый фотограф и уж точно не замешан в убийстве. Конечно, мне не хотелось бы, чтобы вы сообщили ему о нашем разговоре, потому что жизнь большая, а Москва — маленький город, вы понимаете меня? Мы с ним стали сейчас редко встречаться, он очень занятой человек, но время от времени перезваниваемся, он подкидывает мне халтурки…
— Но если он такой уж известный, то зачем ему ваша машина?
— О, у него не одна машина, он вообще любит хорошие, дорогие машины, но на моей работает, когда нельзя светиться, понимаете?
Герман достал записную книжку и продиктовал всю нужную мне информацию, касающуюся Барвина. Вот и еще одна ниточка, подумал я с грустью, поскольку никак не мог прийти в себя после разговора с экспертом. Откуда кровь на простынях? Что сделали с Ниной? И где был все это время Кузнецов? Теперь-то, когда я точно знал, что присутствие в доме Нины предполагало и присутствие там самого хозяина, Кузнецова, все остальные версии причастности к преступлению мастеров-мошенников, распорядившихся чужой недвижимостью, были отметены.
Образовался весьма странный треугольник: Кузнецов — Нина — Сада. Что общего могло быть у Сады с Кузнецовым? Кто она и кто он?
На кадре, где четко видно, как из ресторана выходят Кузнецов и Нина, как они усаживаются в красный «Гольф», можно разглядеть, что за рулем сидит женщина. Может, это и есть Сада? Проститутка и наркоманка! Наша парочка вела себя так, словно они каждый день пользуются услугами этого водителя. Быть может, Сада зарабатывала себе на жизнь частным извозом? Бред! Такого не может быть. Но куда-то они отправились втроем. И вполне возможно, что это и есть Ларино. Но что общего может быть у таких людей, как советник президента и оперная дива? Что произошло в доме в Ларине? Откуда кровь? Кто убил Саду? Возвращаясь к вопросу о ключах, я предположил, что дом в Ларине Кузнецов открыл сам, своими ключами. Потом там произошло что-то очень нехорошее, пахнущее кровью, после чего Сада была убита, а Кузнецов с Ниной пропали. И дело это, как ни странно, если учесть социальный статус фигурантов, совершенно не касалось денег. Иначе бы счета Нины опустели. Преступники уж нашли бы способ доставить Нину в ее квартиру в Газетный, чтобы она забрала паспорт и банковские карточки.
Карточки. Если Нина нарядилась и вышла из дома в тот роковой для нее вечер для встречи с Кузнецовым, то вполне понятно, почему она не взяла деньги, документы и карточки. Зачем, если у нее был такой состоятельный кавалер? Она полностью доверяла ему, это понятно.
Я заплатил за обед, распрощался с Германом Липкиным, удивляясь в душе тому, что я оказался впереди самого Китаева, сообщившего мне имя хозяина «Гольфа», и успел допросить фотографа раньше него (хотя разве не за такие вот «подарки» я ему и плачу?), и отправился на поиски его коллеги, тоже фотографа, Олега Барвина.
11
Я была очень благодарна Анфисе, что она пристроила меня на работу в библиотеку. Там у меня была возможность отвлечься, представить себе, что я попала в другое измерение, в другой мир, где и я сама стала другой и где у меня была возможность на время забыть о том, кто я на самом деле.
Зина, неглупая и очень милая молодая женщина, с удовольствием вводила меня в курс дела, помогала мне во всем и, обладая природным чувством такта, не лезла ко мне в душу.
Мы с ней навели порядок в библиотеке, отмыли все полки, почистили от пыли и паутины книги, рассортировав по алфавиту и, по возможности, поделив их на русскую и зарубежную литературу. Я удивилась, когда узнала, что благодаря Анфисе в деревне был создан «Культурный фонд», куда кружевницы перечисляли небольшой процент своих заработков. На эти средства Анфиса заказывала для библиотеки новые книги в областном центре (преимущественно детективы и любовные романы), приглашала музыкантов из филармонии, откладывала деньги на строительство театра, в котором планировала ставить спектакли по собственным пьесам (которых еще не было, но которые, по ее словам, зрели в ее голове), и где в роли актеров должны были выступать местные жители. Понятное дело, что театр — было громко сказано, на самом деле речь шла об элементарном ремонте старого клуба.
Я была удивлена, когда обнаружила, что люди здесь, в этой глуши, находят время читать книги. Мужчины читали все подряд, брали книги большими пачками, с которыми гордо выходили из библиотеки. Но были и «технари», которые интересовались старыми журналами, потрепанной «Наукой и жизнью». Более «продвинутые» сельчане читали старые номера «Иностранки», «Роман-газеты» и другие известные, преимущественно, советские журналы.
Но особой популярностью у женщин пользовались, конечно, журналы и книги по рукоделию и кулинарии.
— А вот здесь у нас — детективы, — сказала Нина, демонстрируя мне новенький шкаф, набитый криминальным чтивом. — Анфиса молодец, постоянно подкупает книги, заказывает по интернету новые. Особенно много читают зимой, когда работы в саду, по хозяйству меньше. Пьют чай и читают детективы. И я такая же. А ты что любишь?
— Да все понемногу… — ответила я, пытаясь вспомнить, что читала последнее время. В голове заворочались, словно отряхиваясь от пыли, названия книг, авторов: Анна Гавальда, Пола Хокинс, Ингрид Ноль, Рене Флеминг… «Рене Флеминг, вот, купил, почитай…» — Боря вручил мне книгу, написанную оперной певицей Рене Флеминг, которую адресовала, делясь опытом, молодым исполнителям, и, вспоминая этот момент, я почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Я даже почувствовала запах новой книги, бумаги, типографской краски! Вот что такое память. И как вытравить ее, чтобы она не вытравила мне душу?
Я заставляла себя окунаться с головой в новую для меня и удивительную жизнь, так сильно отличавшуюся от моей. Этапы переоценки жизненных ценностей происходили постоянно и меняли мое представление о моем прошлом. Получалось, что я жила совершенно в другом мире, на другой планете, и чем дольше я жила в Синем Болоте, среди простых людей, тем сильнее это ощущалось. Да, люди здесь были грубоватые, малограмотные (по большому счету), жили просто и просто мыслили и чувствовали. Но зато их чувства, выраженные словами и взглядами, были искренними, их можно было увидеть, и эта душевная прозрачность поражала мое воображение. В прошлой же моей жизни было не так много людей, которые были для меня прозрачными, понятными. В основном меня окружали люди закрытые, запечатанные, как коробки, наполненные тайнами, и тайны эти по большей части были темными, попахивающие двуличностью, завистью, неприязнью и даже ненавистью. Да, это правда! И только Борис, Наталья Петровна, Сергей Кузнецов, да Стелла были мне преданы, любили меня каждый по-своему. Остальные же, составляющие круг моего общения, были совершенно чужие люди, которых я всегда воспринимала, как стаю голодных шакалов, готовых в любую минуту наброситься на меня, стоит мне показать свою слабость, болезнь, раны… И это при том, что все эти приятели, поклонники, обслуживающий персонал, соседи, журналисты, оркестранты, агенты, юристы были людьми внешне чистыми, красивыми, воспитанными, переливающимися яркими красками преданности и любви ко мне. Конечно, были и среди них исключения, да только в свое время у меня не было возможности как-то проверить их, прочувствовать, а уж теперь, когда я захлопнула за собой дверь, мне и вовсе было не до них. Еще я не могла понять, хорошо ли это — жить среди людей, мысли и чувства которых были мне видны. Хотелось ли мне этого? Так, к примеру, ловя на себе любопытные взгляды сельчан, которые первые дни моей работы в библиотеке просто валом валили, чтобы поглазеть на меня, я чувствовала, как некоторые, даже не зная меня, относятся ко мне враждебно, как к чужой. Другие улыбались искренне, желая поближе познакомиться, звали к себе в гости, даже дарили подарки! Почти каждый день мне преподносили то банку молока или сметаны, то мед, то кружевной воротничок, то шерстяные носки, то даже бутылку желтого топленого масла!
