По дороге Анфиса успела ввести меня в курс дела и дать характеристику хозяйке библиотеки.
— Ее зовут Нина Борисова.
При упоминании собственного имени я, кажется, даже дернулась, словно меня ошпарили крапивой.
— Она славная. У нее хороший, любящий муж, она добрая и всем готова помочь. За это ее недолюбливают, ищут во всем подвох. А ей просто нравится ее работа, да и людей она любит, как каждый счастливый человек. Думаю, вы с ней поладите.
Снова новое лицо, разговоры, вопросы. Я вздохнула.
— В душу она к тебе лезть не будет, — снова прочла мои мысли Анфиса. — Знаешь, у нее такое горе было, она своего нерожденного ребенка потеряла. Но потом взяла себя в руки, сделала модную стрижку, покрасила волосы, выучилась на компьютерных курсах и вот теперь работает в библиотеке. В книгах она, конечно, ни бум-бум, но в технике шарит, это да. Вы будете отлично дополнять друг друга.
День тот я помню очень хорошо. Нина действительно оказалась приятным человеком, сразу начала вводить меня в курс дела, все показала, дала понять, что готова во всем помогать. А меня действительно не покидало чувство, будто бы я попала в какое-то другое измерение. Откуда такая щедрость души? Что им всем от меня нужно?
— …а здесь, вот видите, рояль… Он старый, но его настраивали. Я, конечно, завалила его бумагами, но все уберу, вот прямо сейчас… — Нина процокала своими каблучками к черному пропыленному кабинетному роялю, притулившемуся возле окна в уголке, и принялась собирать с него стопки бумаги с отпечатанным на них текстом. — Это я скачанный из интернета роман распечатывала, никак не приучусь читать с экрана, хочется подержать книгу в руках, понимаете?
Я не помню, как оказалась за роялем. Открыла крышку. Взяла несколько аккордов и сразу же почувствовала, что горло мое немеет, отказывается служить мне даже при разговоре! И столько чувств сразу нахлынуло, сметая все то новое, спасительное, чем я жила последние сутки, стараясь просто выжить, не думая о прошлом. Я зажмурилась, но все равно словно видела притихший внизу, за оркестром, зал, лица тех, кто пришел послушать мой голос, я даже слышала себя, какое-то воздушное, пространственное звучание переплетенных моим воспаленным воображением исполняемых мною партий… Господи, помоги… Что там сейчас происходит в Москве? О чем пишут газеты? О чем бьет в набат новостной интернет? Выложили в сеть (уничтожив меня!) это чудовищное видео? Или все-таки удар канделябром по голове «маски» нарушил ход планируемых событий? Только отсутствие здравого смысла могло привести меня к такой спасительной мысли — ясно же, что «маска» действовала не одна, что за ней стояла фигура крупнее, солиднее, опаснее. Об этом кричала режиссура моего убийства, да и декорации были не из дешевых…
— Вы играете! — в восхищении и удивлении Нина захлопала в ладоши. Анфиса же все то время, что я осваивалась на новом месте, сидела за одним из компьютеров, явно провалившись в интернет. Должно быть, подумала я тогда, искала что-нибудь обо мне, об убийстве в Подольске.
— Так, немного, — сказала я, проглатывая слезы вместе с досадой и горечью. Где-то глубоко в моей голове волнами прокатывались взрывы аплодисментов — моих последних аплодисментов.
10
В ожидании Бориса я целое утро работал за своим столом, получая потоки нужной мне информации и распределяя ее, анализируя и давая новые задания своим помощникам, коллегам, друзьям, доверенным лицам.
Так, к примеру, я выяснил, что в день исчезновения Нины Бретт не было ни одного заказа такси в деревню Лопухино. Ни одного, хотя почти каждый день кто-то из живущих там жителей пользуется услугами столичного таксопарка. Были проверены абсолютно все фирмы, даже самые маленькие, занимающиеся извозом. Нечасто мне приходилось так тщательно искать нужное мне такси, обычно дело ограничивалось крупными частными таксопарками.
Получалось, что Нина приехала в Лопухино на чужой машине, поскольку два автомобиля Кузнецова и искать не пришлось: «Мерседес» стоял в гараже рядом с московским домом, а BMW — в гараже его загородного дома в местечке под названием Ларино. Машина же самой Нины находилась в ее гараже рядом с домом.
Теперь, что касалось убийства Сады. Я лично встречался со следователем, моим приятелем Денисом Китаевым, занимавшимся расследованием убийства девушки Сады, труп которой обнаружила домработница Кузнецовых, и имел с ним долгий разговор. Мы с ним ладили, договорившись об условиях так называемого сотрудничества еще лет пять тому назад, когда нас связало одно деликатное дельце, связанное с дочерью министра.
Я пригласил его в маленький ресторан, расположенный неподалеку от моего дома, и буквально выпотрошил его, задавая свои вопросы. Я старался действовать таким образом, чтобы самому не проговориться о главном — не произнести имя Нины Бретт, об исчезновении которой, к счастью, пока никто, кроме самых близких людей, не знал. Даже ее подруга Стелла Михайлова, которую я убедил пока молчать об этом, сдержала свое слово.
Было большой удачей, что Денис, говоря об исчезновении Кузнецова, пока никак не связывал это с именем молодой оперной певицы.
С его слов выходило, что почти целую неделю дом в Ларине приводили в порядок после косметического ремонта, поэтому никто из семьи Кузнецовых там не появлялся. Были наняты специальные люди, которые отмывали дом после того, как мастера и художники занимались росписью и покраской стен.
— Вероятно, кто-то узнал об этом, — говорил Денис, с аппетитом уминая грибную солянку, — я имею в виду уборщиков, и они, связанные с ней родственными или другими делами, впустили эту Саду. Я не удивлюсь, если узнаю, что она принимала там своих клиентов. Дом-то шикарный, поэтому и клиенты, думаю, были состоятельные, а значит, и платили они этой даме немало.
— Расскажи мне об этой Саде, — попросил я его, подзывая официанта и заказывая ему еще одну порцию коньяка.
— Сада — я все узнал о ней, это проститутка, как ты уже понял. Это раньше она была как бы элитной проституткой, обслуживала солидных клиентов, но потом связалась с каким-то типом, который подсадил ее на наркотики. Ее настоящее имя Кристина Дворкина.
Я попросил поделиться со мной результатами экспертиз. Особой нужды в этом не было, поскольку я работал непосредственно с экспертами: одним официальным, как раз из конторы, другим — независимым, но очень толковым, которому дал некоторые вещи Нины с тем, чтобы после сравнить ДНК крови, обнаруженной в доме Кузнецова, с ДНК, полученной с помощью волос с ее расчески. Плюс предметы с отпечатками пальцев Нины, которые тоже должны были послужить образцами для сравнения. Но пусть Китаев думает, что он является единственным источником информации.
— На канделябре отпечатков нет, к сожалению. Убийца протер его. Дом, может, и отмыли от побелки и краски, но то, что какое-то время после уборки там жили люди, причем далеко не чистоплотные, это точно! Возможно, там проживала и не одна Сада, может, еще какая-то женщина, которая наследила повсюду: в ванной комнате, кухне, спальне… Но ее отпечатки пальцев не совпадают со следами самой Сады или, к примеру, жены Кузнецова Ларисы, ну и домработницы. Я пробил их всех по нашей базе — это не наши клиенты.
