…отписаться…
…он недоволен будет, думает, что сам ведает, как ему жить… а ведь дите горькое… пусть и годами велик, но что годы? Доверчив… и мягок… она виновата, берегла, как умела… не вышло б хуже… нет, нельзя ей отходить. Батюшка своего не упустит… не мытьем, так катаньем, а влезет в доверие… и не поглядит, что внук, все-то приберет под свою руку.
Царице отписать?
Нет ей веры… хитра, что лиса… да и лисы, чай, не вечны… подходит и ее срок… отойдет государь, то и ее не потерпят… найдется кому крикнуть, что не люба… многим не люба… сверкнут клинки… польется кровь… чья?
Того Ксения Микитична не ведала.
Знала одно: сына она обязана уберечь.
…трон?
…никогда-то она о подобном не думала.
…власть?
…слишком молод, слишком слаб Игнатушка духом…
– …и вот пишу я ей, пишу… – старуха говорила, не смолкая ни на мгновенье. Ксения Микитична, конечно, не слушала – много чести, но сам звук голоса, дребезжащего, надтреснутого, вызывал глубочайшее отвращение.
– …а в ответ что? Нет, ни к чему девке учеба… ладно ли все, Ксения Микитична? – поинтересовалась хозяйка, облизывая кусок сахару.
И причмокнула еще.
– Ладно, – сумела выдавить из себя Ксения Микитична.
…мальчика отозвать. Послать за ним холопа… или лучше Фагиру? Хоть старая, но доверенная… единственная, пожалуй, кому Ксения Микитична могла верить… или не могла?
Кругом одни завистники.
Соглядатаи.
– …а то побледнели сильно. С сердцем шутковать не надобно, – наставительно произнесла хозяйка, вытирая пальцы о край платка.
Красного.
Желтыми розами расшитого.
…мальчик будет обижаться, но послушает… один-единственный раз оступился, о чем после просил прощения… и Ксения Микитична, конечно, простила. Куда ее Игнатушке против интриганов? Заморочили голову, закружили… вот и подписал бумаги. А назад-то ходу нет.
Слово боярское крепче железа.
– Я… – Она отставила чашку, так и не притронувшись к кофею. Он давно остыл, и теперь был особенно черен, что зрачки собеседницы ее.
…и со свадьбою поторопить. Выхвятины противиться не станут. Им этот брак куда как нужней… и отписаться, чтоб девку сразу прислали…
Спешить надо.
Чутье подсказывало, что недолго осталось. А ведь с чего бы? Здоровьицем Божиня Ксению Микитичну не обделила, и даром, и годков ей немного… матушка, вон, до сих пор жива. Немощна стала, но у нее и дар слабей.
…нет, неспроста эта слабость, неспроста… и целителя гнать в шею. Другого позвать, который в болезнях разбирается.
…или не болезнь это?
Прокляли?!
Мысль была неожиданной, и Ксения Микитична сама удивилась тому, отчего ж прежде она в голову-то не пришла. Конечно… прокляли… и кто? А думать нечего… нет у нее врагов, кроме одного… а этот хоть молод, да лют.
Не простит мамкиной смерти.
Ксения Микитична и не простила бы. А значит… надобно бежать… искать магика… хорошего магика, который бы… почему прежде она не подумала?
И Ксения Микитична заторопилась.
Встала.
Вышла во двор… как села в возок, и сама не помнила. В возке ж ее ждали. Обняли, набросили на плечи шаль пуховую. Хотела стряхнуть, да поняла, что не способна пошевелиться. И шаль тяжела, что свод небесный.
– Озябли вы, тетушка, – произнес голос ласковый. И Ксения Микитична вдруг осознала – ошиблась она.
Не полукровка ее проклял.
– Потерпите, уже недолго осталось…
– Ты…
И дар ее вспыхнул свечкою восковою, сжигая наведенный морок.
Вчера.
И третьего дня…
И день до того. Все это было. Старуха с ее кофеем… и разговор этот… и мысли собственные Ксении Микитичны, запутанные, что клубок шерсти. Возок…
…родственник дорогой.
Не Ксении Никитичне сии визиты надобны были, а ему.
– За что? – Она сумела заглянуть ему в глаза. И подивилась, что глаза эти мертвы… как раньше-то не видела?
Он же погладил Ксению Микитичну по волосам, и показалось ей – с руки его смертный холод идет. Она же поняла.
– Книга… она велела… книгу отдавать не желала… она… как? Я была осторожна… я… пожалуйста, я не хочу умирать!
Он смотрел… с сочувствием?
Смерть не способна сочувствовать. Ксении ж Микитичне стало страшно. Она бы расплакалась со страху, но помнила, как матушка сказывала – надобно быть достойною древней крови.
– Я не хочу… останови ее… я уеду… сама уеду… Игнатушку заберу…
Страшная догадка сдавила горло.
…он ведь тоже…
…кровь царская… кровь древняя… пусть и не прямой наследник, а все одно право имеет…
– Она ведь не собирается и его тоже… она… скажи ей, что Игнатушке власть не надобно… не честолюбив он… слаб…
Ничего не ответил дорогой сродственник, будь проклят тот день, когда отозвалась Ксения Микитична на просьбу… малую просьбу, а плату за нее давали большую…
– Смерть – это не страшно, – сказал тот, кто сам давно уже был мертв.
И теперь, стоя на пороге, Ксения Микитична осознавала это ясно, яснее, чем когда бы то ни было.
– А старуха… зачем вам старуха?
– Не нам, – покачал головой родственник, и Ксения Микитична с мучительным удивлением осознала, что не родня он ей вовсе.
Откуда взялся?
Не он, но женщина в черном вдовьем убранстве.
…здраве будь, сестрица…
…и тебе здоровьица…
…дворня отводит глаза, будто бы не видит гостью, а та лишь усмехается… мол, так и надобно… не видит, не слышит… нет ее ни для кого, кроме самой Ксении Микитичны… а та, зачарованная, ведет гостью в свои покои…
…как жизнь твоя, сестрица?
…сколько лет пропадала… разве пропадала?
Не было у Ксении Микитичны сестер… не было никогда… братья… а она… и чувство это, будто бы знает Ксения Микитична женщину…
– Мама не хотела причинять вам вред. – Он позволил ей прилечь на острое плечо. И приобнял, удерживая. Руки его были надежны.
Даже нежны.
– Видите ли, Ксения Микитична… вы ее узнали… и про книгу догадались. Добронрава отписала? Не стоило верить этим письмам. Это все ваш дар родовой виноват. Кабы не он, вы до последнего были бы уверены, что помогаете сестрице… а вы очнулись… узнали… ненадолго, но и малости хватило.
…не помнит она… лица не помнит… нет его – есть белое пятно с черными углями глаз.
