На последнем этапе Второй мировой войны, 1944–1945 гг., прибалтийский вопрос как бы отошел в тень. Сталин считал его решенным, полагая, что американский президент будет вполне удовлетворен такой формой волеизъявления народов Прибалтики, как участие в выборах в Верховный Совет СССР, что де-факто доказывало желание населения Эстонии, Латвии и Литвы жить, трудиться и участвовать в общественных процессах в составе Союза ССР. Действительно, вскоре после войны, в феврале 1946 года, состоялись выборы в Верховный Совет СССР, а в феврале 1947 г. – выборы в Верховные Советы союзных и автономных республик, в которых приняло участие большинство их коренного населения. Что касается дальнейшей американской позиции в отношении вхождения Прибалтики в состав СССР, то Вашингтон официально не признавал этого свершившегося факта, хотя и не выступал открыто против.
Подобная позиция американского руководства была обусловлена, в первую очередь, фактом изменившейся стратегической ситуации на фронтах войны и возросшим влиянием СССР на международной арене. В целом, после Тегеранской конференции Рузвельт и его помощники были полны оптимизма. Им казалось, как впоследствии замечал Г. Гопкинс, что «зарождается заря нового дня». Поведение Сталина воспринималось как вполне разумное и дальновидное, и не было никаких видимых препятствий для заключения с Советской Россией долгосрочных договоренностей235. В сложившихся обстоятельствах страны Восточной и Юго-Восточной Европы могли, по мысли президента, научиться жить вместе с СССР. В любом случае эти регионы не объявлялись Москвой объектом большевизации. В то же время Советский Союз должен был играть важнейшую роль в новой организации по безопасности, призванной поддерживать мир во всем мире.
Рузвельт популяризировал свою идею о «четырех полицейских». Но он, как опытный политический деятель, не мог не понимать, что только два из них – США и СССР – после войны будут реально располагать всем спектром военно-политических рычагов для бескомпромиссной защиты своих интересов. Президент вводил в круг великих держав и Китай, но большая часть этого государства еще находилась тогда под японской оккупацией. Даже довоенная экономика страны считалась чрезвычайно отсталой, а китайцам предстояло еще залечивать свои раны в условиях неопределенного политического будущего. Китайские вооруженные силы, хотя и сковывали огромную массу японских войск, пока не проявляли необходимых боевых качеств. Еще один «полицейский» – Великобритания – являлась ближайшим и испытанным союзником США. Однако факт ослабления Британской империи также был очевиден. Мощь американской экономики была несоизмеримо выше английского производства. На Британских островах сосредотачивалась огромная группировка экспедиционных сил союзников, но ее основой являлись войска США. Кроме того, американская армия и флот несли подавляющую часть нагрузки в войне на Тихом океане. Негативным для Лондона становился и факт подъема национального движения в британских колониях. На горизонте обозначились перспективы будущего коллапса империи и неизбежного перераспределения сфер влияния в образовавшемся вакууме. Великобритания оставалась признанным членом Большой тройки, но, как замечал российский историк Р. Иванов, «Черчилль все прекрасно понимал. На его глазах в ходе работы Тегеранской конференции шел быстрый процесс перегруппировки политических и дипломатических сил мирового масштаба. СССР и США играли все большую роль в борьбе с блоком агрессивных держав, что находило свое отражение и в личных отношениях между Сталиным и Рузвельтом»236.
Нельзя сбрасывать со счетов и отрицательное отношение американского президента к «классическому» колониализму, который объективно уже изжил себя и должен был уступить место новому порядку взаимодействия стран на международной арене. Британия была ближайшим союзником США, но британская колониальная система объективно закрывала для американцев свободный доступ к рынкам сырья и сбыта продукции. Принимая решения в теснейшем альянсе с Черчиллем, Рузвельт, тем не менее, рассчитывал в ближайшем будущем открыть для американского капитала широкий доступ к тем владениям, которые считались ранее либо подчиненными, либо подопечными Лондону. Сын президента США Эллиот Рузвельт впоследствии вспоминал слова своего отца, сказанные им еще в 1941 г. о том, что он намерен заставить англичан жить согласно антиколониальным принципам, изложенным в Атлантической хартии237. Логично предположить, что желанием Рузвельта было избежать и такого развития событий, когда на пространство, освобожденное Великобританией под давлением экономических и политических факторов, вступит Советский Союз, и уже Москва поставит барьер распространению здесь американских интересов. Вашингтон мог опасаться и компромиссного англо-советского соглашения, выдержанного в традиционном духе раздела сфер влияния. Однако у Америки имелись и весьма неплохие возможности нивелировать результаты подобной сделки, прежде всего благодаря политическому давлению на Лондон. В этом случае финансовые, экономические и другие рычаги США могли быть использованы для коррекции курса Великобритании в нужном для Вашингтона направлении. Рузвельту, безусловно, нужно было договариваться о деталях послевоенного устройства Европы в рамках союзного альянса трех держав, но он не желал иметь в этом альянсе нечто похожее на тандем, состоящий из Черчилля и Сталина. Сговор этих лидеров без участия американского президента мог ослабить позиции США в решении послевоенных проблем. Тем не менее, как мы увидим в дальнейшем, попытки достижения такого сговора-соглашения с СССР со стороны Великобритании все же предпринимались.
Рузвельт искал пути к стабильному послевоенному миру, в котором Америка могла бы поддерживать выгодный для себя баланс сил. Однако возможность утверждения в нем единолично лидирующей роли США ставилась теперь по большой вопрос. После побед Красной армии в 1943 г. очевидным представлялся факт еще большего укрепления военного потенциала СССР. Да, Россия уже многое потеряла в этой войне, но было ясно, что она не выйдет из нее ослабленной в военном отношении. Советская военная мощь была потенциальной опорой дальнейших внешнеполитических акций Москвы. Несомненно, как это и предвиделось Рузвельтом ранее, Россия должна была столкнуться после окончания войны с огромными внутренними проблемами и нехваткой ресурсов для восстановления своего разрушенного хозяйства. Но те гигантские достижения, которые осуществили советские люди в 1941–1942 гг. по эвакуации промышленности, подъему производства боевой техники и всеобщей мобилизации ради разгрома противника, не могли не наводить на мысль о том, что и после окончания вооруженной борьбы СССР будет способен пусть и с огромными издержками, но самостоятельно (без западной помощи) поднять и реконструировать свою экономику.
Рузвельт, как опытный шахматист, просчитывал свои ходы далеко вперед. СССР мог стать после войны единственной кроме США силой, способной идти самостоятельным путем и даже адаптировать политику, противоречащую американским интересам. Москва имела и свои территориальные требования. Являясь глашатаем самой широкой организации международной безопасности, президент и ответственные государственные политики США осознавали, что главные вопросы послевоенного устройства, если не случится чего-нибудь непредвиденного, после войны будут решаться в Вашингтоне и Москве. Следовательно, надо договариваться с СССР, втягивать его в разрешение проблем, имеющих глобальное значение, уходя от жесткой постановки вопросов о его собственных границах и сфер влияния в Восточной Европе. Как вспоминал К. Хэлл, осенью 1943 г. Рузвельт и его ближайшие помощники, к которым он относил и себя, «хотели восстановления нормальных дипломатических отношений между Россией и Польшей, хотели, чтобы Советское правительство согласилось с широкими принципами международного сотрудничества после войны, сгруппированными вокруг создания организации по поддержанию мира. Но мы не собирались настаивать на урегулировании во время войны таких специфических вопросов, как определение границы между Польшей и Россией»238. Как Рузвельт, так и его ближайшее окружение в то время уже действительно пришли к убеждению, что Россия выйдет из войны одной из самых могущественных держав. Но можно только догадываться, какое место они отводили ей, скажем, через 20–30 лет. Очевидно, что стратегия привлечения СССР к разрешению широких международных проблем приносила США значительный выигрыш по времени, позволяла сохранить западный образ жизни в наиболее развитых европейских странах, а в перспективе давала Америке шанс расширить свое военное и экономическое влияние в различных уголках планеты и добиться тем самым контроля над большей частью ее ресурсов. Однако первым шагом к достижению подобной цели был разгром нацистской Германии совместно с другими союзниками по антигитлеровской коалиции.
