Гарриман был удовлетворен отношением СССР к будущему Германии, подчеркнув, что русские готовы вести здесь дела на основе трехсторонней ответственности. Россия последовательно выступала за разоружение Третьего рейха, не исключала возможности его насильственного разделения, но, по мнению посла, могла иметь в отношении немцев и дополнительные требования, особенно в части, касающейся увеличения репараций.
Далее Гарриман перешел к вопросам, непосредственно затрагивавшим как будущие границы СССР, так и политические преобразования в соседних с ним странах. Он заметил, что «хотя территориальные вопросы на конференции не поднимались, можно сделать определенный вывод, что советское правительство будет твердо стоять на позиции, которую оно уже обозначило касательно своих границ 1941 г. У русских, я думаю, создалось впечатление о том, что британцы молчаливо одобрили такое положение дел, и тот факт, что мы также не поднимали этот вопрос, может сформировать у них мнение, что в будущем США не станут серьезно возражать против советских намерений. Проблема Польши еще более сложная, чем нам представлялось. Русские относятся к нынешнему польскому правительству в эмиграции как к враждебному и поэтому считают его совершенно неприемлемым. Они решительно настроены признать только такое польское правительство, которое являлось бы искренним и дружественным соседом. С другой стороны, Молотов вполне определенно сказал мне, что Москва желает видеть Польшу в качестве сильного независимого государства, безотносительно, какую социальную и политическую систему захотят избрать сами поляки. В ходе конференции со стороны русских не было сделано ни одного намека на то, что они собираются расширять свою советскую систему… Но они решительно не настроены иметь на своих границах в Восточной Европе любое подобие санитарного кордона. Молотов сказал мне, что отношения, которые они собираются установить с пограничными странами, не препятствуют поддержанию таких же дружественных отношений с Британией и США…»
Гарриман счел своим долгом предупредить президента о следующем: «Конференция, однако, показала, – писал он, – несмотря на то, что русские собираются информировать нас о своих акциях, они предпочтут предпринимать односторонние действия в отношении этих (пограничных. – М.М.) стран, устанавливая с ними такие отношения, которые считали бы удовлетворительными для себя». Так, в качестве примера он привел «резкую и бескомпромиссную позицию» СССР к Финляндии. Тем не менее, посол чувствовал, что «подобная жесткая линия могла бы быть пропорционально смягчена увеличением доверия Москвы к Британии и США в деле построении всемирной системы безопасности». Более того, Гарриман полагал, что в отношении государств, расположенных к западу от пограничных с СССР стран, Москва, казалось, была готова к полномасштабному сотрудничеству со своими союзниками, – правда, при условии ее участия в принятии решений223.
Дискуссии по широкому комплексу военно-политических вопросов, происходивших в Москве, дали возможность главам держав Большой тройки более обстоятельно подойти к их обсуждению в ходе состоявшейся через месяц конференции в Тегеране. По дороге в Тегеран, 22–26 ноября 1943 г., Рузвельт и Черчилль встретились в Каире. Одним из основных обсуждавшихся там вопросов было положение на Дальнем Востоке и нанесение решительного удара по Японии. К переговорам присоединился китайский лидер Чан Кайши, который пытался заострить внимание на китайской проблеме. На встрече 26 ноября была выработана заключительная декларация, которую решили не публиковать до завершения встречи в Тегеране и одобрения документов Советским Союзом (опубликована 1 декабря). В ней, в частности, говорилось, что правительства США, Великобритании и Китая «… не стремятся ни к каким завоеваниям для самих себя и не имеют никаких помыслов о территориальной экспансии». Указывалось, что союзники намерены лишить Японию всех захваченных территорий, в том числе всех островов на Тихом океане, захваченных или оккупированных ею с начала Первой мировой войны. Выдвигалось требование, чтобы «…все территории, которые Япония отторгла у китайцев, как, например, Маньчжурия, Формоза и Пескадорские острова, были возвращены Китайской республике»224. На встрече в Каире вновь выявилось различие точек зрения США и Великобритании по ряду проблем глобальной военной стратегии, в основе которого лежало желание Черчилля оттянуть сроки операции во Франции или вовсе поставить ее осуществление в зависимость от операций на Средиземном море. В результате окончательное политическое решение по этому вопросу откладывалось до Тегеранской конференции. Завершив встречу в Каире, Рузвельт и Черчилль направились в Тегеран.
* * *
В ходе работы Тегеранской конференции 28 ноября – 1 декабря 1943 г. лидерам трех ведущих держав антигитлеровской коалиции удалось решить главный вопрос о сроках открытия второго фронта.
Сталин четко стоял на позиции быстрейшего установления сроков операции в Северной Франции и последовательно продолжал поднимать этот вопрос. Несмотря на упорство Черчилля, Рузвельт решил более не затягивать ситуацию. Он не мог и дальше рисковать налаживанием отношений с советским лидером, – многие его послевоенные планы строились именно на прогнозах укрепления могущества СССР, и этот факт подтверждали упомянутые выше беседы президента со своими доверенными помощниками. Было также заметно, что на переговорах Рузвельт решил несколько дистанцироваться от Черчилля. После прилета в Тегеран он принял приглашение поселиться в советском посольстве, рядом с резиденцией Сталина, а премьер-министр остановился в своем посольстве, расположенном неподалеку. Думается, что большую роль в этом решении президента сыграла не только информация о готовящемся нацистском покушении на лидеров трех стран, но и желание Рузвельта установить более тесные контакты со Сталиным.
Во время ужина 28 ноября между Сталиным и Рузвельтом получила продолжение тема предъявления условий капитуляции Германии, обсуждавшаяся Хэллом, Молотовым и Иденом еще на Московской конференции в октябре 1943 г. Москва, исходя, прежде всего, из военных соображений, продолжала опасаться усиления сопротивления противника в случае оглашения в данный момент «безоговорочных» условий мира. Имеет смысл привести здесь текст краткого обмена мнениями между лидерами СССР и США по этому вопросу, зафиксированного переводчиком В. Павловым:
«Тов. Сталин сказал Рузвельту, что требование безоговорочной капитуляции со стороны союзников подхлестывает людей во вражеских армиях, заставляя их сражаться с ожесточением, так как безоговорочная капитуляция им кажется оскорбительной. Поэтому он, тов. Сталин, желал бы знать, что думает Рузвельт по поводу того, чтобы разработать, что означает “безоговорочная капитуляция”, то есть определить, какое количество оружия, средств транспорта и т. д. должен выдать противник, и затем огласить эти условия, не называя их безоговорочной капитуляцией. Рузвельт не дал определенного ответа на этот вопрос, перейдя к рассказу о том, как он учился и жил в Германии в своем юношеском возрасте. Иден, сидевший недалеко от тов. Сталина, внимательно выслушал вопрос, поставленный тов. Сталиным»225.
Запись совещания военных представителей союзников утром 29 ноября 1943 г. создает впечатление, что начальник Имперского Генерального штаба Великобритании А. Брук пытался оставить в отношении «Оверлорда» двери открытыми, как в отношении сроков, так и возможности широкого использования основных сил на других военных театрах, кроме Северной Франции. Он в частности отметил, что важнейшей задачей англо-американских сил является «оказывать давление на врага везде, где это возможно». «Операция “Оверлорд” отвлечет большое количество германских дивизий. Но эта операция, по его мнению, не может иметь места до 1 мая, как наиболее подходящего для десанта срока. Поэтому до начала этой операции будет перерыв в 5–6 месяцев, во время которого необходимо что-либо сделать для отвлечения германских дивизий. Брук указывает, что англичане имеют крупные силы в Средиземном море, которые они желают использовать как можно лучше… В районе от Югославии до Греции находится в настоящее время 21 германская дивизия…» На возражения К. Ворошилова, что у советского Генерального штаба совсем другие данные, Брук предложил поручить этот вопрос разведчикам. Далее Ворошилов поставил перед английским представителем прямой вопрос: поскольку со слов начальника штаба армии США генерала Маршалла он понял, что американцы имеют против немецких войск во Франции 50–60 дивизий, задержка в использовании которых касается только десантных средств, и относятся к «Оверлорду» как к основной операции, «считает ли генерал Брук как глава британского Генерального штаба, эту операцию также главной операцией, и не считает ли он, что эту операцию можно было бы заменить какой-либо другой операцией в районе Средиземного моря или где-нибудь в другом месте».
