Та смутилась. Насколько вообще Нелл умела смущаться и насколько ее невыразительное лицо, редко демонстрирующее эмоции без сознательного усилия со стороны своей хозяйки, было готово показать это чувство. Она совсем забыла, что у Инны недавно погиб брат, хотя месяц назад даже выбиралась на его похороны. Такова была странная природа Нелл: детали окружающего мира часто ускользали от ее внимания, события быстро исчезали из памяти. Может быть, проблема была в том, что с каждым годом она все больше отгораживалась от мира реального, превращаясь в затворницу, и все больше погружалась в мир виртуальный, где были ее работа, хобби и львиная доля общения с людьми. В результате мир реальный стал для нее чем-то вроде бесконечного скучного сериала, который она как будто смотрела много лет по инерции. Совсем бросить не получалось, но какие-то эпизоды вполне можно было пропустить, а запоминать детали и вовсе не требовалось.
— У меня нечего и некому завещать, — ответила она, покривив душой. Квартира, в которой она жила, находилась у нее в собственности, а где-то в мире обитали какие-то родственники, но Нелл было наплевать, кто из них получит то, что останется после нее.
Она снова перевела взгляд на конверты, используя их как повод не смотреть подруге в глаза. Однако уже мгновение спустя почта стала ее настоящим приоритетом. Внимание привлек последний конверт в стопке, чуть было не затерявшийся среди счетов и рекламных рассылок. Выглядел он странно: ни марок, ни адреса — его явно бросили прямо в ящик, не утруждая Почту России лишней работой. На чисто-белой поверхности кто-то написал всего одно слово: «Нелл».
Четыре буквы имени почему-то заставили ее поежиться от неприятного холодка, пробежавшего по спине. Дело в том, что на самом деле ее звали Ольгой. Имя Нелл она много лет использовала в качестве никнейма в Интернете. Те, кто знали этот ник, не знали ее реального адреса. Те, кто знали реальный адрес, не знали ее как Нелл. Те немногие, кто знал и то, и другое, никогда не писали ей письма.
Она покрутила конверт в руках, смутно осознавая, что Инна продолжает уговаривать ее поехать с ней на дачу. Не найдя на конверте больше ничего примечательного, Нелл неаккуратно вскрыла его, торопясь посмотреть на содержимое.
Из конверта выпала карта. По крайней мере, Нелл решила, что это карта, но не игральная, а какая-то ролевая или вообще таро — она совершенно не разбиралась в таких вещах. Почему-то в сочетании с адресованным ей конвертом карта выглядела особенно пугающе.
— Ты меня вообще слушаешь? — горестно вопросила Инна, наконец прорвавшись сквозь «купол», которым Нелл накрывало каждый раз, когда она теряла интерес к происходящему вокруг и сосредотачивалась на чем-то своем.
— Слушаю, — соврала та, поспешно убирая карту обратно в конверт и пряча всю пришедшую почту в выдвижной ящик стоящего рядом шкафа. — Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой в качестве моральной поддержки. Но я не могу, мне надо работать.
— Ты можешь взять ноутбук с собой, воспользоваться мобильным интернетом, если надо что-то отправить. Ты даже сможешь работать в дороге, пока я буду везти нас по пробкам.
— Ты знаешь, что я не люблю смотреть в монитор в транспорте: меня укачивает.
— Нелл, — Инна выпрямилась на диване и посмотрела на подругу уже по-настоящему серьезно. — Пожалуйста.
Нелл тяжело вздохнула. Она терпеть не могла куда-то ехать или идти, спать не в своей постели, пить не свой кофе, общаться с большим количеством людей, тем более семейка Инны никогда не вызывала у нее восторга. Но Инна была ее подругой. Ее последней подругой в реальном мире, которая редко просила ее о чем-то, зато для нее всегда делала что угодно. Не то чтобы Нелл сама часто о чем-то просила, кроме покупок, но все равно это заставляло ее чувствовать себя обязанной.
— Ладно, — она вздохнула, соскальзывая с барного стула. — Сейчас соберу вещи.
— Ты чудо, — обрадовалась Инна.
— Я знаю.
* * *
Смартфон вновь ожил и завибрировал. Повилас бросил быстрый взгляд на номер, высветившийся на экране, и снова повернулся к монитору ноутбука. Смартфон продолжал надрываться, с пронзительным жужжанием медленно ползая по столу. Через некоторое время он затих, с молчаливым укором сообщая на экране, что у его владельца уже пятнадцать пропущенных вызовов.
Повилас тяжело вздохнул и попытался сосредоточиться на работе, но его снова отвлекли: после короткого формального стука дверь приоткрылась, и в нее заглянула его личный помощник Наташа.
— Можно? — спросила она с вежливой полуулыбкой.
— Да, конечно.
Наташа вошла, неся в руках небольшой поднос с чашкой чая, парой шоколадных конфет на блюдце и двумя продолговатыми конвертами. Письма она определила в лоток, стоявший на краю просторного письменного стола, а чашку и конфеты поставила поближе к шефу, забрав грязную посуду из-под утреннего кофе и фантики от предыдущей порции шоколада.
— Игорь Петрович просил перенести вашу сегодняшнюю встречу на понедельник, — сообщила она между делом. — Сказал, что возникли какие-то вопросы с банком. Ему пришлось поехать их решать, поскольку второй бухгалтер сейчас в отпуске.
— Угу, — пробормотал Повилас, делая вид, что полностью сосредоточен на содержимом монитора. — Я почти в это поверил. Опять он не подготовил отчет вовремя. Что-нибудь еще?
— Ваша жена звонила. Восемь раз…
Повилас раздраженно стукнул мышкой по столу, откинулся на спинку кресла, перестав делать вид, что очень занят, и гневно посмотрел на помощницу. Обычно светло-зеленые глаза потемнели, а тонкие губы скривились.
— Какая жена? Какая жена, Таша? Сколько можно повторять: я не женат! Я не женат уже целых полгода, давно пора привыкнуть к этому и называть Вику так, как теперь ее положено называть: моейбывшейженой! — скороговоркой выпалил он.
Как и всегда в моменты нервного напряжения, его акцент, от которого он так и не смог полностью избавиться, стал более заметным. Таше нравился этот акцент, о чем Повилас случайно узнал еще год назад, но ей совершенно не нравилось, когда он начинал злиться. Поэтому она виновато потупила взгляд и поспешно поправилась:
— Ваша бывшая жена звонила восемь раз и просила, чтобы вы либо ответили на ее звонки, либо перезвонили сами.
— Скажите ей, пусть идет на…
Наташа чуть не выронила поднос от удивления, и ее можно было понять. Она работала на Повиласа уже три года и ни разу не слышала от него таких слов. Да он их и не говорил. Будучи литовцем по происхождению, он высокомерно презирал три вещи: русский матерный, пьянство и политическое руководство страны, в которой жил последние десять лет. Однако тяжелый развод с красавицей женой, которую он обожал, примирил его как минимум с первым. Обещал он примирить его и со вторым.
— Я… да, хорошо… как скажете. Туда так туда, — пробормотала Таша, направляясь к двери.
Повилас проводил ее хмурым взглядом. Стоило двери кабинета закрыться, как он тихо застонал и уронил голову на руки, закрывая глаза и запуская пальцы в чрезмерно отросшие светлые волосы. Никто в фирме даже не подозревал, как тяжело дался ему развод.
