Скажи им, что в скрытности нет спасения, скажи, что теперь поняла: мрак тайны по душе только демонам. Любое наказание будет бальзамом для твоей души, твое сердце жаждет страдания.
Скажи им все это, пока ты выламываешь руки в отчаянии, распростершись на полу, пока выкрикиваешь бессвязно все, что уже давно мучит твою душу. Выскажи им все, пусть они поймут, что тебе не страшно никакое наказание, кнут, плеть, дыба, скажи, что с радостью сердечной встретишь ты любую муку!
Скажи, скорее же, скорее, надо успеть высказать все, пока твой муж рывком не поднимет тебя с колен.
– Веди себя достойно твоему положению! Иначе мне придется наказать тебя, как малого ребенка!
– Делай со мной все что хочешь!
А что же хочет граф Хенрик Дона?
Его приговор звучит так:
– Матушка заступилась за тебя, поэтому я разрешаю тебе остаться в моем доме. Но с этого момента ты будешь делать все, что она скажет. Запомни: приказы отдает она, а ты их выполняешь.
* * *
Вот он, путь искупления! Смотрите и запоминайте: молодая графиня – самая жалкая, самая забитая из служанок в усадьбе графа Дона. И сколько же так может продолжаться, о господи, сколько же так может продолжаться?
Сколько еще может выдержать ее маленькое, гордое сердце? Как долго смогут хранить молчание ее уста? Сколько поклонов сможет выдержать ее гордая головка?
Что ж, в унижении есть своя сладость. Пока ноет спина от тяжкого труда, сердце молчит. К тем, кто спит несколько коротких часов на едва прикрытых соломой досках, сон приходит незваным. Они не страдают от бессонницы.
И превратившаяся в злого духа старая женщина старается как можно сильнее ущемить молодую. Напрасно! Если бы она знала, что невестка только благодарна ей, она придумала бы что-то другое. Но она старается изо всех сил! Поднять в четыре утра, дать непривычной к труду девочке задание соткать что-то, что не под силу и опытной ткачихе, а ей все нипочем. Даже в радость. У нее самой не хватило бы сил хлестать себя кнутом с вплетенными в него гвоздями.
Когда приходит время генеральной весенней стирки, Элизабет в прачечной, у корыта, и графиня Мэрта, разумеется, приходит посмотреть, как она работает, и пробует воду.
– Вода у тебя холодновата, – говорит она и льет кипяток на ее голые руки.
Холодный ли, теплый ли день, белье надо полоскать в озере. Дует ли сильный ветер, идет ли дождь со снегом, белье надо полоскать. Юбки прачек промокли насквозь и тяжелы как свинец. А каково колотить мокрое, ледяное белье тяжелой колотушкой так, что кровь брызжет из-под когда-то ухоженных ногтей!
Но графиня Элизабет не жалуется. Где же еще и найти грешнице утешение, как не в страдании? Удары кнута кажутся ей мягкими, как лепестки роз.
Скоро она узнает, что Йоста Берлинг жив. Старая графиня всего лишь хотела выманить из нее признание. И что с того? Значит, Господу было так угодно. Значит, Он выбрал такой путь, чтобы вернуть раскаявшуюся грешницу в лоно веры и примирения.
Только одно непонятно ей и оттого страшно. Что случилось с ее свекровью? Неужели Господь выбрал именно Элизабет, чтобы ожесточить сердце графини Мэрты? Или так и было задумано и Бог ее не осудит? А как иначе? Наверное, она и должна быть такой, озлобленной и жестокой, чтобы помочь грешнице вернуть любовь Создателя.
Она и подумать не могла, что так устроены люди. Человек, вкусивший все возможные наслаждения, охладевает. Ласки, украшения, вихрь танца и азарт игры уже не привлекают его, не горячат кровь; он погружается в темные бездны своей нетерпеливой души в поисках других развлечений – и что же находит он там? Жестокость! Одну жестокость, желание мучить себе подобных. Страдания животных и людей ненадолго возбуждают его притупившиеся чувства.
Но старая графиня не понимает, насколько она жестока. Она думает, что наказывает неверную жену. Не спит ночами, придумывает все новые и новые муки. Как-то вечером она приказала Элизабет идти впереди со свечой и освещать ей дорогу.
– Свеча почти догорела, – говорит молодая графиня и показывает крошечный огарок в голой руке.
– Когда свеча догорает, горит подсвечник, – пожимает плечами графиня Мэрта.
И они идут дальше, пока огарок не гаснет в обожженной руке.
Что за детские игры… и разве это страдания по сравнению с невыносимой мукой, когда графиня Мэрта приглашает гостей и заставляет Элизабет прислуживать за столом!
Тяжки пути искупления, куда тяжелее путей греха. Чужие люди увидят ее унижение, они поймут, что она не достойна сидеть с ними за одним столом. С каким холодным, брезгливым презрением они будут смотреть на нее!
Но все оказалось еще хуже. Гости на нее просто не смотрят. Молчаливые и подавленные сидят они за столом, не поднимая глаз, – и мужчины, и женщины.
Зачем? Неужели они не понимают, что собирают на голову ее горящие угли
[24]? Неужели ее грех так непростителен? Неужели она не заслужила хоть один сострадающий взгляд? Неужели позорно даже находиться с ней в одном зале?
Но и это могла бы она снести. Искушение еще страшнее. Смотрите, Анна Шернхёк, бывшая ее подруга, и ее сосед по столу, судья из Мункерюда, дожидаются, когда она подходит к ним, забирают у нее блюдо с жарким и подвигают стул.
– Садись, дитя мое, ты ничего плохого не сделала, незачем все это, – мягко говорит судья.
И гости, перебивая один другого, восклицают: если она сейчас же не сядет с ними за стол, они уйдут. Они не подмастерья у палача. Они не мальчики на побегушках у Мэрты Дона. Их не обвести вокруг пальца, как графиня обвела своего барана-сына.
– Господа, дамы, милые мои! – восклицает Элизабет. – Любимые мои друзья! Не будьте так милосердны. Вы собираете горящие угли на мою голову. Не заставляйте меня публично каяться в страшном грехе – я, замужняя женщина, полюбила другого. Это страшный грех!
– Дитя, ты даже представления не имеешь, что есть грех! – зашумели гости. – Ты не понимаешь, что невинна, как ангел! Йоста Берлинг знать не знает, что он тебе нравится. Ты должна занять подобающее тебе место в имении! Ты ничего плохого не сделала.
И ей и в самом деле на какую-то минуту кажется, что она безгрешна, она улыбается, гости шумят, шутки сыплются, как из рога изобилия.
Эти замечательные, сострадательные люди, они так добры, но они посланы искусителем. Они пытаются внушить Элизабет, что она жертва, они проклинают эту ведьму – графиню Мэрту. Но они ничего не понимают. Они не понимают, как стремится к очищению душа ее, они не понимают, почему ищущий искупления добровольно бредет босиком по острым камням и подставляет голову лучам палящего солнца.
Иногда графиня Мэрта усаживает ее за пяльцы, садится рядом и заставляет часами выслушивать истории о Йосте Берлинге, лишенном сана пасторе и авантюристе, половину из которых выдумывает сама. Но старая интриганка старается, чтобы имя Йосты непрерывно, целыми днями, звучало в ушах молодой графини.
