Они ждут, прислушиваются, оглядываются. Где же командир! Где этот колокольный, притягивающий голос, где эти команды, которым хочется следовать?
А командир гоняется за русалкой. Йоста Берлинг посчитал, что важнее прогнать русалку. Его голоса не слышно, не слышно команд. Что ж, времени нет, надо опускать щит, иначе будет поздно. И они опускают щит, но опускают медленно и неровно, и волны с усиливающейся яростью бросаются на хлипкую деревянную конструкцию, открывают мешки с песком, поднимают щит на свои могучие плечи и швыряют на каменный волнолом. Это еще что за жалкие попытки? Утопите это чудище в Лёвене, ревут волны.
И снова набрасываются на беззащитную дамбу.
А Йоста Берлинг, организатор и командир, гоняется за русалкой. Она его заметила, испугалась и побежала. Но не в воду, как он ожидал, а в сторону суши.
– Ах ты, нечисть! – кричит Йоста Берлинг и преследует ее с занесенным багром.
Она запуталась в кустах ольшаника и остановилась.
И Йоста словно прозрел – отбросил багор и положил ей руку на плечо.
– Не поздно ли для ночных прогулок, графиня Элизабет?
– Оставьте меня в покое, господин Берлинг, оставьте меня! Мне надо домой.
Он пожал плечами, отвернулся и пошел к дамбе.
Молодая графиня, разумеется, настоящая светская дама, в этом сомнений нет. Но не забывайте, что она еще и женщина необыкновенной доброты, которой невыносима сама мысль, что она стала причиной чьего-то несчастья. Не забывайте, что она из тех фей, что неутомимо собирают цветы, из тех, чьи корзины всегда полны роз, из тех, кто посыпает их лепестками самые трудные, самые пустынные, самые невыносимые тропы.
И она тут же пожалела о своей неприветливости, догнала Йосту и схватила его за руку.
– Я пришла… я пришла сюда, – говорит она, запинаясь на каждом слове, – я пришла… о, господин Берлинг, вы же этого не сделали? Скажите, скажите, умоляю вас, скажите, что вы этого не сделали!.. Я очень испугалась, когда вы прибежали с этой палкой, но это ведь именно вас я и хотела увидеть. Я очень прошу вас, господин Берлинг, не обращайте внимания на все, что я наговорила, я… я очень прошу вас снова бывать у меня в доме.
– А как графиня сюда попала?
Она нервно засмеялась:
– Я боялась… я даже знала, что опоздаю, но все равно… не хотела никому говорить… и вы же знаете, что в это время года через озеро не проедешь.
– И вы перешли озеро пешком?!
– Да, да… но это неважно, скажите мне, скорее скажите, господин Берлинг: вы ведь не успели обручиться? Молю, скажите, что нет! Это так несправедливо, так несправедливо… и во всем моя вина! Не надо было придавать моим словам такое значение. Я приезжая, я не знаю обычаев вашей страны… А в Борге… – Она посмотрела ему прямо в глаза. – В Борге стало так пусто после того, как вы перестали там бывать!
И Йосте Берлингу кажется, что мокрый ольшаник исчез, исчез рев водопада и тяжелый туман водяной пыли, ему кажется, что кто-то высыпал на него целую охапку роз. Он по колено в розах, они загадочно светятся в темноте, и у него кружится голова от их волшебного аромата.
– Вы перешли озеро? – переспрашивает он. – Пешком?
Надо бы скорее успокоить ее, положить конец измучившим ее угрызениям совести, но у него и в самом деле кружится голова – от аромата роз, от волнения, от радости, от жалости. Бедная девочка, по какой тяжкой тропе пришлось ей идти, как она замерзла, как ей страшно, каким раскаянием, какими горькими слезами полон ее голос.
– Нет-нет, – говорит он наконец. – Я не обручен.
Она вновь хватает его руку и гладит.
– Какое счастье, – повторяет она, всхлипывая, – какое счастье!
Ах, как мало нужно поэту! Лепесток розы на дороге – и вся ненависть, вся злость, все темные страсти исчезают из его души.
– Какая вы замечательная, какая добрая… какая вы замечательная! – повторяет он.
А стихия тем временем начинает последний штурм крепости Экебю, ее красы и чести. Без вожака люди растерялись, некому вдохнуть мужество и надежду в их сердца. И волнолом не выдержал. Огромные камни, наращивая скорость в прыжках, посыпались в реку, и вода хлынула к мысу, к кузнице и старой водяной мельнице. Уже больше никто не решался сопротивляться стихии, люди спасали свое добро.
Йоста Берлинг конечно же взялся проводить ее в обратный путь. Что может быть естественнее? Даже представить невозможно, чтобы он оставил ее в этом бушующем мраке, чтобы позволил ей пуститься в обратный путь по тающему льду одной, без сопровождения. Ни он, ни она даже не задумываются, что творится на мысу, что Йоста, возможно, очень нужен там – успокоить людей, унять панику. Всем известно, что от паники гибнет больше людей, чем от самого стихийного бедствия. Ни он, ни она про это не забыли, они про это просто не думают – так они счастливы друг с другом.
Очень легко подумать, что эти двое без памяти влюблены друг в друга, но кто знает? До меня дошли только обрывки их жизнеописания, и то главным образом об их приключениях. И неудивительно: кто и когда может с уверенностью знать, что творится в чужой душе? Что двигало их поступками, какие чувства? Знаю только, что в ту памятную ночь молодая прекрасная женщина рискнула своей честью, репутацией, здоровьем, даже жизнью, и все ради того, чтобы не дать авантюристу и грешнику искалечить свою судьбу. Знаю только, что авантюрист и грешник в ту ночь пренебрег славой и благополучием своей любимой усадьбы и последовал за той, которая ради него превозмогла страх смерти, страх позора и наказания.
Часто следовала я мысленно за ними по льду в ту кошмарную ночь, которая, несмотря ни на что, закончилась благополучно, если не считать смытых водой строений. Не думаю, что в душах молодых людей бушевали какие-то запретные страсти, которых надо было бы стыдиться. Они шли по опасному льду и весело болтали обо всем, что случилось после их ссоры.
И опять Йоста Берлинг с восторгом принял ярмо ее раба, роль пажа у ее ног, а она с восторгом взяла на себя роль его госпожи.
Они счастливы и рады, как дети, но ни один из них не произнес слов любви и даже не намекнул на зарождающуюся любовь.
Смеясь, бредут они по промоинам у берега. Смеясь, ищут они безопасные тропы и теряют их, тоже смеясь. Смеясь, скользят, падают и поднимаются. Они все время смеются!
И опять жизнь, благословенная человеческая жизнь, представляется им забавой, игрой, как у поссорившихся и помирившихся детей. Что может быть лучше, чем помириться и продолжать играть вместе?
Но слухи, слухи… разумеется, пошли слухи. И в свое время рассказы о ночном приключении дошли до ушей Анны Шернхёк.
– Теперь я вижу, – сказала она. – Теперь я ясно вижу: не одна лишь тетива в луке у Господа. Я должна успокоиться и остаться там, где я действительно нужна. Бог сделает из Йосты Берлинга человека и без моей помощи.
Глава шестнадцатая
Искупление
Друзья мои, если придется вам когда-нибудь столкнуться на дороге с несчастным, кто бредет по камням босиком, кто держит башмаки под мышкой, кто не надевает шляпу и подставляет голову лучам палящего солнца, знайте: слабый и беззащитный, он сам призвал все тяготы на свою голову. И тихо пройдите мимо. Не мешайте ему и не спрашивайте ни о чем. Это пилигрим, раскаявшийся грешник, идет поклониться святым могилам, дабы искупить грехи.
