Поначалу никто ничего и не заметил. Цел – и слава Богу. Как и ожидалось, вскоре после возвращения они обвенчались. Поселились, как и задумывали, в уединенном лесном хуторе неподалеку от Экебю, но счастье в их дом не пришло.
Она не узнавала мужа – он стал ей чужим. Почти все время молчал, а иногда принимался громко и ненатурально хохотать. Не то чтобы он ссорился с кем-то или кого-то обидел – нет, он никого не задевал и работал усердно. И все же люди его сторонились. Его никто не любил, потому что он не любил никого. Он во всем и во всех видел только плохое. Он уже знал, что самый мирный с виду человек, дай ему только возможность, может оказаться убийцей и насильником. Этому его научила война. Других уроков с войны он не вынес. И сам он был уверен, что все его ненавидят. Горы, заслоняющие солнце, болота, источающие холодный туман, – его враги.
Тому, кто вынашивает недобрые мысли, не стоит жить в лесу.
Еще раз повторю – не стоит жить в лесу тому, кто во всех видит врагов. Запомните это вы, те, кто решил поселиться в безлюдной чаще! Очистите ваше сердце, напоите его добром, иначе вам всюду будут мерещиться враги. Вам будет казаться, что и в природе все подчинено тому же закону войны: убей, пока не убили тебя. Вы не увидите в природе ни милосердия, ни сострадания.
Так и он – с кем бы и с чем бы он ни встречался, ничего хорошего для себя не ждал.
Ян Хёк, солдат, сам не понимал, что у него сломалось внутри, но чувствовал: что-то не так. И дома он не находил покоя и удовлетворения. Он разучился видеть добро. Выросли красивые и крепкие сыновья, но и в их душах не видел он добра. Не было для них большей радости, чем задираться и драться с кем попало, тем более что они были настолько сильны и ловки, что всегда выходили из драки победителями.
А жена искала утешения в лесу. Она научилась различать целебные травы, верила в живущих под землей лесных гномов и знала, что надо принести им в жертву, чтобы поддерживать мир и согласие. Знала, как лечить болезни, знала, какой совет дать несчастным, страдающим от неразделенной любви. Вскоре она прослыла колдуньей. Люди ее избегали, хотя она тоже никому не причинила зла.
Как-то раз она решилась поговорить с мужем. Надо было выяснить наконец, что его гнетет.
– Тебя словно подменили после этой войны, – сказала она. – Что там с тобой сделали?
Он чуть не ударил ее, и так было каждый раз, когда она заговаривала с ним о войне. Он впадал в ярость. Скоро уже все в округе знали про такую странность и всячески избегали военных разговоров.
Самое удивительное – никто из его однополчан не сказал бы, что он был хуже других или отличался особенной жестокостью. Он был солдатом – вот и все. Но то, что он видел вокруг, ужаснуло его и оставило в душе неизгладимый след. Он перестал замечать хорошее. Все это от войны. Он во всем видел врагов, даже в природе. Решил, что природа не простила ему, что он принимал участие в таком грязном, кровавом и жестоком деле, как война.
К тому времени, когда майоршу прогнали из Экебю, он жил один в своей лесной хижине. Жена умерла, а сыновья разлетелись кто куда. Но во время ярмарки на его хуторе всегда были гости. У него останавливались черноволосые, смуглые бродяги – им было удобно жить там, куда никто не заглядывает, а хозяин уже много лет никуда не ездил и к себе никого не приглашал. Их маленькие длинногривые лошадки тащили за собой телеги с обычным скарбом: точильные станки, паяльники для лужения медной посуды, тюки с тряпьем. За телегами шли громкоголосые, рано постаревшие, отечные от курения и вина веселые женщины с несчитаным количеством детей и жилистые мужчины. Они приезжали на лесной хутор, и жизнь сразу становилась веселее. Они привозили самогон, карты и шумные споры. Было им что рассказать и о конокрадстве, и о кровавых драках.
В пятницу в Брубю открылась ярмарка, и почти сразу убили капитана Леннарта. Бык Монс, тот, что убил капитана, – один из сыновей бывшего пастушка. Поэтому в воскресенье гости усердно подливали Яну Хёку и рассказывали о тюремной жизни, которая уж им-то была знакома более чем хорошо.
Старик сидел на колоде у печи и почти все время молчал. Смотрел большими тусклыми глазами на гостей и молчал. Уже стемнело, но в печи полыхал яркий огонь. В его колеблющемся свете было особенно заметно, в какой беспросветной нужде живут эти пришлые люди, как скверно они одеты.
Внезапно открылась дверь, и в хижине появились две женщины. Графиня Элизабет в сопровождении дочери покойного пастора из Брубю. Старику графиня показалась небесным видением – весь ее прекрасный облик лучился кротостью и добротой. Оказывается, после смерти капитана Леннарта исчез Йоста Берлинг, и она решила обратиться к нему – всем известно, что в этих лесах он знает каждую тропинку. Может быть, он видел пропавшего кавалера? Или, может быть, его видел кто-то из его гостей, они же кочуют в этих краях.
Пустой вопрос. Ни он, ни его гости никого в этих краях не видели.
Ей предложили стул. Она опустилась на него и долго молчала, глядя на огонь. В хижине стало тихо, шум и несвязные пьяные разговоры прекратились – все сидели и с восторгом смотрели на ангельское видение.
Ее, очевидно, испугала внезапная тишина. Она очнулась от раздумий и обратилась к хозяину:
– Дедушка, я слышала, вы служили в армии. Расскажите что-нибудь про войну.
Все замерли – знали, как действуют на хозяина такие просьбы.
Но старик сделал вид, что не слышал.
– Мне было бы очень интересно услышать о войне от того, кто сам в ней участвовал, – продолжила графиня, но осеклась – заметила, что дочь пастора отчаянно жестикулирует и отрицательно качает головой. Наверное, она сказала что-то неуместное. И все уставились на нее так, будто она нарушила неписаный, но важный закон.
Молчание нарушил резкий голос жены одного из бродяг:
– Это же вы были графиней в Борге?
– Это так.
– Другая жизнь была, а? Не то что гоняться по лесу за полоумным пастором. Хороша добыча! И не стыдно вам?
Графиня резко поднялась:
– Отдохнула – и хватит. Спасибо за гостеприимство.
Она пошла к выходу, но у порога ее настигла та самая женщина, которая только что ее стыдила:
– Я просто должна была что-то сказать. Старик не переносит разговоров о войне. Он даже слово «война» слышать не может. Я не хотела вас обидеть, извините.
Графиня кивнула и заторопилась. Но тут она посмотрела на грозный лес, на гору, заслонившую солнце, почувствовала мертвящий холод болотных испарений и резко остановилась, точно вспомнила что-то.
– Анна-Лиза, – сказала она пасторской дочке, – мы должны вернуться. Они нас так хорошо приняли, а я все испортила. Я хочу загладить свою вину. Поговорим со стариком о чем-нибудь повеселее. Не о войне, во всяком случае.
Ах, Элизабет, Элизабет! Она бы охотно посвятила этому жизнь: утешать тех, кто нуждается в утешении.
– Дело вот в чем, – сказала она, не успев переступить порог. – Я боюсь, что Йоста Берлинг ушел в леса, чтобы покончить с собой. Поэтому надо найти его как можно быстрее. Нам с Анной-Лизой, моей подругой и служанкой, несколько раз казалось, что мы его видели, но он каждый раз исчезал. Я почти уверена, что он бродит где-то у той горы, где погибла девушка из Нюгорда. И вот что я сейчас подумала – не идти же мне назад в Экебю за помощью! Здесь столько крепких молодых мужчин, они его без труда поймают.
