— Есть и большие, — нахмурившись, подтвердил Котов. — Селезнев должен компании круглую сумму. Не вернет, они заберут у него квартиру и дачу. Или оторвут ему или его жене голову. Дело серьезное. Ты знаешь, сейчас за бутылку могут убить, а уж за такие бабки и подавно.
— Что, и милиции не побоятся?
— О чем ты говоришь! Какая милиция? Ты что, первый год замужем? В этом деле и милиция будет против него.
— Да она уже два года, как не живет с ним! — воскликнул я.
— Это не аргумент, — заметил Котов. — Так делают, чтобы не платить. Но выход есть. У жены Селезнева или у ее матери остались бумаги. В свое время их передали местные буряты. Среди них — геологическая карта. Там помечены перспективные места рудопроявлений. На этой карте Георгий Иванович Корсаков, — кстати, говорят, геолог от Бога, — указал Деминское золоторудное месторождение. Они им отдают карты, компания прощает долг.
— Хорошо, — вспомнив рассказ Сани Корсакова про Демин клад, сказал я. — Постараюсь узнать, готовы ли они отдать бумаги.
— Кстати, передай Корсаковой, пусть она не будоражит людей. Там дом строят, Шнелле огромные бабки в него вложил. А она со своими бабульками хочет паровоз остановить. И зачем ей в политику лезть? Себе только проблемы создает.
Котов разлил коньяк и, подняв рюмку, посмотрел ее на свет. Я решил защитить Неонилу Тихоновну:
— Она-то и есть настоящий политик, — сказал я. — Сегодня политика стала прибыльным занятием, а она поступает, как велит ей совесть.
— Ты хочешь сказать, что мы все здесь агенты влияния? — усмехнувшись, сказал Котов. — Зря хлеб едим?
— Вам платят, значит, управляют. В этом вся разница. И приходится представлять интересы не государства, а скажем, тех же Торбеевых. Думаю, это они или их люди названивают Корсаковым. Ты, случаем, не думал об этом, а? Так что, будем очищать Москву от лизоблюдов и негодяев или потихоньку вольемся в их ряды? Твой ноябрьский тост был хорош, я даже готов был аплодировать.
Глаза у Котова дрогнули, но он быстро взял себя в руки и посмотрел на меня долгим взглядом: мол, откуда ты такой взялся.
— Дорогой ты наш, да будет тебе известно, что «Востокзолото» финансирует проект фильма о Черном Иркуте. Так, кажется, будет называться ваш фильм? Оксана Потоцкая у них в штате. И еще, но это уже не для передачи, но, думаю, тебе следует об этом знать. Они каким-то образом разнюхали, что когда-то вы с отцом намыли песочка. И будто бы после этого твоя жизнь пошла иной дорожкой. Ты, когда поедешь на съемки, покажи, где это все происходило, а они все заснимут на камеру. Так что, дорогой ты наш сценарист, тебе и мне платят. Тебе — за твою работу, мне, заметь, государство — за свою. Каждому свое, так, кажется, говорили древние. Вот поэтому ты не стоишь в пикетах, не кричишь долой Торбеева и Лужкова.
— Я стараюсь честно делать свою работу, — ошарашенный свалившейся на меня информацией, пробормотал я. — Раньше — в кабине самолета, сейчас — за письменным столом. И если бы не эти завлабы, которые прикончили нашу авиацию, то сейчас бы я летел на своем самолете куда-нибудь в Рим или Мадрид и не думал о каком-то там Торбееве.
— Ну, конечно, я забыл: аквиле нон каптат мускас, орлы не ловят мух, так, кажется, это звучит по-латыни, — с иронией сказал Котов. — Они парят над нами, смертными. Когда это им позволяют.
— Ну, если ты вспомнил о римлянах, то еще Катон Старший говорил: «Простые ворюги влачат свою жизнь в колодках и узах, государственные — в золоте и пурпуре», — не сдавался я.
— Послушай, Катон ты наш доморощенный, вот что я тебе скажу. Все наши беды от словоблудия и книжников. У Иоанна Богослова есть одно интересное наблюдение: «И я пошел к Ангелу и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее; но она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед». Это к нашему с тобой разговору. Ты мне не судья и я тебе не брат. Иди своей дорогой и слушай, что тебе говорят. Может, тогда снова взлетишь. И фильмы твои, и сценарии будут интересны другим.
— Не все берется и не все покупается, — ответил я Котову. — И судимы будут по написанному в книгах даже мертвые, сообразно с делами и поступками своими. Кстати, о Демином кладе знал еще один человек. Звали его Юзеф Пилсудский. У него остались родственники. Почему бы твоим друганам не поработать с ними. Может, что-то и откопают?
Котов пусто глянул на меня, и, ничего не ответив, сунул на прощание руку и заспешил на свое очередное заседание. О тех же откровениях, которые сопутствовали принятию здесь новых законов и которыми так гордились депутаты, большинство живущих за стенами этого здания не имели ни малейшего представления.
«А сценарий-то уже, оказывается, был написан, — думал я, возвращаясь домой в переполненном вагоне метро. — Да, глубоко копают „старатели“. Им, оказывается, было нужно не только само месторождение, но и заснятая на пленку история его повторного открытия. Нас вели на поводке, потому-то и обещали, а мы хотели получить обещанное и шли, как козлы за морковкой. Вся страна, весь народ».
Я уже заметил, что самые интересные находки у меня происходили именно в подземке, когда, не замечая стоящих рядом людей, металлического грохота колес, пролетающих мимо станций, вдруг улетаешь со своими мыслями куда-то в небесную пустоту, и там, как и в том сне с буряткой, неожиданно, будто с чьей-то подсказки, ты ухватываешься за обрывок мысли, затем начинаешь разглядывать и перебирать ее с разных сторон, и вдруг со всей ясностью открывается то, над чем ты долго и серьезно думал. Правда есть достояние одного, ее нельзя навязать. Она проявляется при разномыслии.
Вспомнив тот поздний телефонный звонок Потоцкой, ее желание непременно снять фильм о старателях, я понял, что и она выполняла отведенную часть порученной ей работы, до конца не зная, зачем и для чего эта работа понадобится заказчикам. Как и во времена Чингисхана, они действовали методом загонной охоты. Что ж, когда мифов нет, их придумывают. И в них люди охотнее верят, чем в саму жизнь. А в ней незаметно и тихо возникают и умирают такие сюжеты, что порою просто диву даешься: неужели такое может быть?
А может, все это возникло в моем воображении? И я уже не могу смотреть на мир теми глазами, которыми глядят все нормальные люди? И, пытаясь связать все видимое и невидимое в одну нить, в каждом слове, поступке ищу особый смысл. Но в чем он? И нужен ли мне этот ответ?
Вернувшись в Москву, я вдруг почувствовал, что кто-то невидимый присматривает за мной. Нет, конкретного человека, кто бы это делал, я не наблюдал, но после поездки в Прудово и разговора с Котовым во мне поселилось чувство тревоги, и оно с моей прошлой таежной и летной жизни еще ни разу не обманывало. О том, что откажет в полете двигатель, о других неприятностях, которые могут случиться со мной в той или иной ситуации, я чувствовал заранее, хотя и не знал, когда это может произойти. Я прокручивал всевозможные варианты. Ну, с Корсаковыми все ясно — от них нужна была карта. Чем же мог быть им интересен я?
И тут мне на мобильный неожиданно позвонила жена и сказала, что хочет встретиться и поговорить со мной. Мы договорились встретиться в кафе, которое находилось недалеко от метро «Фрунзенская». Зина приехала на черном представительном джипе с охраной. Увидев меня, она помахала рукой, затем что-то сказала бритоголовому верзиле и энергичной походкой пошла мне навстречу. Чтобы скрыть еле заметную полноту, которая с возрастом появляется у каждой женщины, на ней был черный газовый костюм, который дополняла белая блузка. Как всегда, она выглядела великолепно, загорелое ухоженное лицо, красивая прическа. Когда-то в молодости она гордилась своей фигурой и считала, что она у нее лучше, чем у Софи Лорен. Неожиданно я поймал себя на том, что с доселе неизвестным, оценивающим чувством вглядываюсь в нее. Так, наверное, оглядывают те места, где давно не бывал, стараясь разглядеть и отыскать то, что раньше за ненадобностью пролетало мимо. Передо мной стояла сорокашестилетняя, ухоженная, властная и знающая себе цену женщина.
