– Только не надо меня уговаривать! Я знаю свой гражданский долг! У меня твердая жизненная позиция! Я не намерена вам потакать! Вы от меня этого не дождетесь! И не пытайтесь меня уговаривать!
– Я и не пытаюсь, – с тяжелым вздохом проговорила Катерина. – Все равно бесполезно.
– Вот именно! – со злобной радостью подтвердила Сикстина Павловна. – Потакая таким, как вы, честные люди только отдаляют светлое будущее!
– Что вам нужно? – вскипела Жанна. – Что вы вломились в чужую квартиру и устраиваете здесь скандал?
– А ты кто такая? – уставилась на нее соседка. – Ты здесь вообще не имеешь права голоса!
– Это почему это? – Жанна засверкала глазами и уперла руки в бока. – Почему это я не имею?
– Потому что ты здесь не прописана!
– Прописка вообще отменена! – взвизгнула Жанна и пошла в атаку на Сикстину Павловну. – Я юрист, так что вы мне тут не вкручивайте!
– Юрист! – передразнила ее тетка. – Знаем мы таких юристов кавказской национальности!
– Ах ты!.. – Жанна задохнулась от возмущения. – Да я тебя!..
– Что ты меня, что? – радостно ухмыльнулась Сикстина. – Рукоприкладством займешься? А мы акт, а мы акт, и привлечем тебя, голубушка, за злостное хулиганство с особым цинизмом!
– Жанночка, не надо! – Катя оттащила подругу и бросилась к соседке, как бросаются под танк: – Сикстина Павловна, что случилось? У вас протечка?
– Еще не хватало! – огрызнулась тетка. – Да если бы протечка, мы бы с тобой не здесь разговаривали! Что случилось? Натуральное хулиганство с твоей стороны случилось, вот что. Нарушение общественного порядка. Из твоей квартиры доносились звуки скандала, потревожившие мой заслуженный отдых. Я, может быть, отдыхала, на что имею полное право, находясь на своей жилплощади. А ваши безобразные выкрики мешают полноценному отдыху и качественному просмотру телепередачи.
– А ваши безобразные крики, может быть, мешают моему полноценному пищеварению! – снова ринулась в бой Жанна, но Катя опять оттащила ее и чуть не заткнула рот.
– Я точно четвертый раз сегодня вызову участкового! – продолжала разоряться соседка. – И непременно чтобы акт составить! То она, понимаешь, ходит по квартире среди ночи, то в неположенное время посудой гремит…
– Что же мне, в туалет ночью выйти – у вас спрашиваться? – робко вставила Катя. – И чашку чая нельзя выпить?
– Чай надо вовремя пить! – гаркнула Сикстина. – А не по ночам!
– А если я по ночам работаю?
– Интересная какая работа. – Сикстина осклабилась. – Все люди почему-то днем работают, а по ночам, извиняюсь, спят! Это что же за такая работа, что надо непременно по ночам? С этой работой тоже надо разобраться!
– А если я художник? – проговорила Катерина, чуть не плача. – А если у меня именно по ночам вдохновение? А вы каждый раз, чуть только я чашкой звякну, сразу участкового вызываете!
– Художник от слова «худо»! – взъярилась мадонна. – А участкового вызывала, вызываю и буду вызывать! И акт буду составлять по каждому вопиющему факту! И вы от меня не дождетесь уступок и смягчения моей гражданской позиции! Я говорю только правду!
– Но сейчас-то не ночь, – все еще пыталась держать оборону Катерина.
– Это не дает вам права нарушать! У вас раздавались крики, звуки нарушения общественного порядка! Между прочим, мужчина у вас кричал! Отчетливо слышала мужской голос, а вы, насколько я знаю, не замужем! Так что не уговаривайте – буду вызывать участкового!
– Статья шестьдесят восьмая, пункт «б», – неожиданно вполголоса проговорила Жанна. Хотя она сказала это совсем негромко, Сикстина Павловна мгновенно замолкла и обернулась к ней:
– Чего это?
– Да вы продолжайте, продолжайте, – голос Жанны звучал вполне миролюбиво, – глядишь, еще какая статья нарисуется. Шестьдесят восьмая «б» – это до шести месяцев, а тридцать четвертая «с» – до года.
– Это что это ты такое говоришь, какие такие статьи?
– Это я так, к сведению, если вы случайно не знаете Уголовного кодекса и не в курсе, под какие статьи подходит ваше поведение.
– Да ты чего? – Сикстина Павловна заговорила гораздо тише и без прежнего визга. – Что я такого сделала?
– Проникновение в чужое жилище без согласия граждан – это раз. Без взлома, конечно…
– Какое проникновение? – почти шепотом возмутилась Сикстина. – Она же, Катька, сама мне дверь открыла.
– Я же говорю: без взлома, – почти ласково ответила Жанна. – Если бы со взломом, тогда уже не до шести месяцев, а до трех лет. – Она мечтательно закатила глаза. – Опять же, разжигание межнациональной розни…
– Какой еще розни? – Сикстина начала медленно пятиться к дверям, перебегая взглядом с Жанны на Катерину.
– А что вы там такое насчет лиц кавказской национальности говорили?
– Да я ничего такого и не говорила!
– Это по вашим словам, а нас, между прочим, трое. Так кому больше веры будет, как вы думаете?
– Ах ты, ведьма черная! – прошипела Сикстина Павловна, прижавшись спиной к железной двери.
– Вот-вот, я же говорю: статья тридцать четвертая, пункт «с». – Жанна улыбалась тетке, как своей лучшей подруге. – Да вы говорите, говорите, может, еще до чего-нибудь посерьезнее договоритесь. А то все какие-то мелкие статьи, самое большее на шесть месяцев тянут.
– Это, Катя, я, пожалуй, пойду, – проблеяла Сикстина Павловна, – где тут у тебя замок-то открывается? А то что-то, правда, я засиделась, а там передача моя любимая начинается…
Катерина торопливо открыла дверь, а Жанна с хищной и удовлетворенной улыбкой осведомилась:
– Вас проводить, может быть? А то вдруг вы от волнения дорогу домой забыли, еще не туда куда-нибудь попадете?
С негромким шипением Сикстина Павловна исчезла.
Катя закрыла дверь и обернулась, сияя:
– Жанночка, ты меня просто потрясла! Как ты с ней расправилась! Ее ведь весь дом до смерти боится. Это же не человек, а какой-то вампир! Живой труп, восставший из ада!
– На шею себе не надо позволять садиться, – холодно проговорила Жанна. – Чувство собственного достоинства стоит иметь, вот и все. Всякая, понимаешь, старушонка из коробчонки кричать на нас будет.
– Девочки, но теперь-то мы выпьем чаю? – Катька умоляюще заглядывала в глаза подругам. – После такого стресса, я считаю, это просто необходимо.
– Валяй, – милостиво разрешила Жанна. – Но имей в виду, что именно это тебя и губит. Ты каждый стресс заедаешь конфетой или пирожным, поэтому и не влезаешь ни в одну дверь.
– Опять вы за свое, – простонала Катя. – Худей, худей… А между прочим, я и так мужчинам нравлюсь.
– Вот об этом мы и хотели с тобой поговорить, – ледяным тоном произнесла Ирина.
