– Надежда! Ты что, не слышишь: я тебя спрашиваю? Заснула, что ли?
Надежда встрепенулась от начальственного окрика и уставилась на восседающую во главе стола директрису, как пойманная с поличным воровка из супермаркета.
– Извините, Елена Николаевна.
– Я спрашиваю: что у нас с договорами?
– Все в порядке. Я отслеживаю. Контролирую сроки.
– А почему в пятницу на работу опоздала?
– По семейным обстоятельствам, – протараторила Надежда первое, что пришло ей в голову, подумав про себя: «Надо же, помнит!»
– Напишешь подробную объяснительную.
– Хорошо… – уныло согласилась Надежда. И тут же представила себе, как расписывает на бумаге все то, что с ней случилось за последние три дня. И содрогнулась. Ну нет, ну хорошая же вроде тетка эта Елена Николаевна, чего ж ее несет-то в такие крайности! Сама в пятницу умчалась по своим личным делам, только лапти просвистели, и целый день ее не было, а ей за пять минут опоздания теперь объяснительную пиши? Да еще и со всеми подробностями про семейные обстоятельства? Ну понятно, ей дочку надо пристраивать. Так рано же еще! Она ж все понимает, она к положенному сроку и сама уйдет. И вообще, как, скажите, при сложившихся обстоятельствах она сегодня отпрашиваться должна, чтобы пойти в милицию к дознавателю? О том, чтобы не пойти, у нее и мысли не возникало. С детства была приучена обещанное свято выполнять. Можно сказать, была болезненно в этом плане чувствительна и исполнительна. Хотя вот Ветка утверждает, что все это – из череды ее многочисленных комплексов и называется просто сверхтревожностью.
– …Повторяю теперь для всех: я не потерплю утренних опозданий! – окинула строгим взором свой штат начальница. – Рабочее время должно быть отдано только работе! Мне не нужны расхлябанные сотрудники! Дисциплина труда – первое условие для успешной работы любой организации, и я буду неукоснительно требовать…
Она разразилась длинной и нудной речью, словно бы заимствованной из времен процветания социалистических соревнований и стенгазет с красными карикатурными рожами пьяниц и злостных прогульщиков. Вот же как въелось в сознание тружеников развитого социализма все коммунистической партией туда старательно впихнутое – никакими клещами обратно не выдрать. И так и этак пытаются пронести свои стяги в капитализм. Приятельницу Надежды, например, тоже молодую начинающую юристку Оленьку, работающую в этом же здании этажом ниже, стареющий начальник-бизнесмен заставил в течение полугода корпеть над корпоративным кодексом фирмы, штат которой и десяти человек не составляет. Все вычеркивал-зачеркивал, придирался бесконечно к тексту, пока измученный корпоративный кодекс не принял вид того же самого кодекса строителя коммунизма, или как там назывались подобные шедевры в навсегда канувшую в историю эпоху… Надо бы после совещания спуститься к Оленьке на третий этаж, чокнуться быстренько душами да кофейными чашками…
– …И чтоб впредь про соблюдение дисциплины труда я никому не повторяла – сами должны понимать! – закончила свою длинную речь начальница, кинув последний пламенный взор на виноватую Надежду. – Все свободны, работайте.
Все быстренько подпрыгнули со своих мест и дружно направились к выходу из начальственного кабинета. Надежде ловко удалось выскочить за дверь одной из первых. Предупредив секретаршу Сонечку, что ее не будет минут десять-пятнадцать и чтоб она тут же звонила ей на мобильный, если начальница вдруг озаботится ее отсутствием на рабочем месте, под шумок незаметно покинула приемную и спустилась на третий этаж к Оленьке. И в который раз уже удивилась, как гармонично все-таки выстроены форма и содержание бизнеса на примере их здания-муравейника, где всяческих фирм и фирмочек проживало не менее сотни. А может, наоборот, совсем не гармонично. Это с какой стороны посмотреть, опять же. Раньше, до капитализма еще, это здание так и называлось – «Дом контор», и внутренний интерьер этих контор был одинаково убогим и узнаваем по обшарпанности стен да опасно торчащей раздрызганности на самых популярных людских тропах рыжего линолеума под паркет-клеточку. В этом же здании трудилась много лет и Надина мама, сидела за убогим столом, заваленным кипами бумаг, да бегала пальчиками по маленькому калькулятору – компьютеры тогда еще недоступны были. А потом, в новую уже эпоху, здание постепенно начали захватывать растущие, как грибы после дождя, многочисленные теперь уже не конторы, а фирмы. Настоящие войны шли за право добычи вожделенного юридического адреса в центре города, потому что цены по тем временам для всех арендующих помещения под офисы были примерно одинаковы. Может, именно эти войны и породили странный принцип сосуществования в бывшем «Доме контор» всех поселившихся там фирм и фирмочек, независимо от их богатства и статуса. Принцип этот заключался в том, что роскошь отделки внутренних интерьеров, коридоров и лестничных клеток должна была резко снижаться от первого этажа к последнему. Или наоборот, резко повышаться от последнего к первому. То есть если ты, бизнесмен, арендуешь комнаты на первом этаже или на втором, то уж будь добр, соответствуй. И не важно, есть у тебя деньги на разные роскошества интерьеров или нет. А что делать? Принцип, он и есть принцип. Его и блюди свято. Вот и получалось: кто победнее, тот пыжился и корячился изо всех сил на первых этажах, следуя веяниям моды на дорогие изысканные сверхремонты, а кто побогаче, вкушал себе спокойно экономию на демократических интерьерах последних этажей и в ус не дул. Все работающие в этом странном и со странными принципами здании давно уже попривыкли к такому положению вещей, а вот случайно по каким делам забредшему сюда человеку становилось поначалу не по себе. Заходишь вроде бы в роскошь, и вдруг она стекает постепенно с этажа на этаж прямо у тебя на глазах, и, поднявшись до последнего, человек уже и сомневаться начинает, не приглючилось ли ему то самое, на первых этажах роскошно-увиденное.
Обстановка на Оленькиной фирме от фирмы Надеждиной отличалась, но совсем чуть-чуть. На один этаж всего. Может, двери были подороже, может, кресла помягче. В глаза не бросилась. Зато кофе здесь всем приходящим давали в любых количествах, хоть залейся, бесплатно и даже с лимоном. А можно было и со сливками попросить. Что в первую очередь Надежда и сделала, летуче-воздушно и торопливо облобызавшись с Оленькой. Сидя в небольшом уютном холле для гостей, они выпили по большой чашке кофе и торопливо обсудили проблему Надежды. Нет, не лично-семейную, конечно, уж настолько глубоко их дружба не простиралась. Обсудили они всего лишь вопрос о том, как бы во избежание малой крови Надежде уйти с работы в два часа, чтоб поспеть вовремя к дознавателю и не вызвать гнева работодательницы. Тактичная Оленька, умница, даже не стала и уточнять, за какой такой надобностью Надежде понадобилось попасть к этому самому дознавателю, просто искренне возмутилась существующими на фирме Надежды порядками. Ей ведь не в парикмахерскую надо, она ведь потом от дознавателя документ оправдательный принесет! А если документ есть, то и прогула нет, получается. Потому что уважительная причина налицо. Так, между прочим, умными людьми в Трудовом кодексе и прописано. На что Надежда, вздохнув тяжко, ей возразила, что, мол, где это ты, дорогая, такое видела, чтоб мелкий фирмач-работодатель свято блюл положения Трудового кодекса? Ему вообще на него наплевать с высокой колокольни. Запросто может себе позволить вскинуть гордо подбородок, как восточный мужчина, и произнести надменно: не хочу, мол, больше эту женщину! То есть, если говорить языком нашей, не восточной, бесправности: «Вы уволены!» И ничего с ним ни один суд не сделает. Ну на бумаге, может, и вынесет справедливое решение о восстановлении на работе, а толку от этой бумаги все равно никакого, разве что в неприлично-отхожем смысле она может сгодиться. И Оленьке ничего и не оставалось, как выразить Надежде в этом вопросе полное свое сочувствие. Она совсем было собралась в ответ пожаловаться на произвол и своего начальника, да Надежда уже вскочила с кресла, мельком взглянув на часы. Поблагодарив Оленьку за оказанную поддержку, быстро умчалась к себе наверх, в свой чуть менее комфортабельный офис. И вовремя. Елена Николаевна уже энергично маршировала через приемную по направлению к двери ее крохотного кабинета с большой, ко многому обязывающей табличкой «юрисконсульт». Под руку начальница нежно вела какого-то лысого круглого дядечку – очередного перспективного клиента, должно быть. Уже у входа в кабинет Надежде удалось нагнать их и войти в дверь практически с ними вместе. Очень большая удача. Елена Николаевна страсть не любила, когда сотрудник на своем рабочем месте отсутствовал. Проговорив для Надежды задание срочно-немедленно заключить с дядечкой договор, она важно удалилась с чувством выполненного начальственного долга. Как будто и без нее подчиненный не понимает, что надо все задания делать срочно-немедленно.
