Словом, все службы на судне работают на два экипажа, погружающихся под воду, подобно тому как огромный штат космодрома и Центра управления полетами работает на небольшую группу космонавтов, отправляющихся в космос или летающих по орбите вокруг Земли в космическом корабле или на орбитальной станции.
Двадцать пять лет НИС «Академик Мстислав Келдыш» с аппаратами «Мир» на борту работает в океане как хорошо отлаженный механизм. Это заслуга людей, которые эксплуатируют глубоководный комплекс.
А непосвященных всегда удивляла быстрота, с какой происходят операции спуска и подъема. Тех, кто погружался на «Мирах» впервые, восхищала виртуозность пилотов, управляющих аппаратами. Тех, кто уже поработал на наших аппаратах, не заманить ни на какие другие. Разрабатывая новые головокружительные проекты, эти люди снова возвращаются на «Келдыш», зная, что здесь их задумки будут воплощены в жизнь.
Очень жаль, что это сказочное действо прервалось практически на самом пике своего развития. Но есть еще надежда: ведь она умирает последней…
Вместо заключения
«Мы только начинаем!»
Эти слова я употреблял всегда, когда меня спрашивали: «А когда же закончишь?» (Имеется в виду: активно работать, погружаться.) Ответ был всегда готов: «Мы только начинаем!»
Недавно в Нью-Йорке мы встретились с Робертом Баллардом – выдающимся ученым, в прошлом – руководителем работ «Алвина» в Вудсхолле, много погружавшимся в «Алвине» и сделавшим выдающиеся открытия. Он был одним из первооткрывателей гидротермальных полей на Галапагосском рифте, под его руководством в экспедиции 1985 года был найден «Титаник», в 1989 – «Бисмарк». Он давно ушел из Вудсхолла, где заведовал лабораторией, аналогичной той, которую возглавляю я. «Сколько лет существует твоя лаборатория?» – спросил Боб. «37» – ответил я. «А я руководил Лабораторией глубоководных исследований в Вудсхолле 20 лет и вынужден был уйти», – сказал Баллард. Мы обсудили сегодняшнюю ситуацию, и он, узнав, что «Миры» уже 5 лет не работают, сказал: «Толя, оглянись назад: сколько сделано! Ведь никто в мире не провел такого объема глубоководных работ в таком широком диапазоне, как сделали ты и твоя команда. Вами восхищается весь мир. Я читал твою книгу: потрясающе!» Он имел в виду американское издание книги «ГЛУБИНА» (The DEEP). Конечно, выше оценки быть не может, тем более что она дана заслуженным и самым компетентным исследователем океанских глубин нашего времени.
Да, действительно, пройден большой и очень необычный путь, проведены глубоководные исследования практически по всей площади Мирового океана, подводно-технические работы на затонувших объектах, давно ставших легендами, а также глубоководные работы, имевшие большое государственное значение (затонувшие АПЛ «Комсомолец» и «Курск»). Разработано и внедрено множество новых глубоководных технологий и методик, написано несколько десятков книг и около тысячи статей. Все это является большим вкладом в российскую и мировую науку.
Невольно вспоминается начало пути, отдельные его наиболее яркие моменты, интересные встречи, сопровождавшие эту увлекательную глубоководную одиссею, которая берет свое начало в 70-х годах прошлого века. И основоположником этого направления был директор, Андрей Сергеевич Монин. После своей встречи с Жаком-Ивом Кусто в конце 60-х годов он загорелся идеей приобретения глубоководного обитаемого аппарата для Института. Идею поиска фирмы-поставщика за рубежом воплощал в жизнь И. Е. Михальцев. А когда была найдена фирма HYCO в Канаде, я поехал работать в г. Ванкувер. Дальнейшую эпопею строительства и приобретения «Пайсиса-VII» и «Пайсиса-XI» я описал в начале этой книги. А здесь я хотел сказать, что А. С. Монин был большим энтузиастом всего нового и насаждал это чувство в окружающих. А в процессе эксплуатации «Пайсисов» образовалась компания единомышленников: прочный профессиональный союз ученых и подводников, которые после первых погружений уже не мыслили себя вне этого направления исследований. И, конечно, участие в этом А. С. Монина и в какой-то степени его покровительство имело большое значение, в том числе и в преодолении консерватизма некоторых ученых, не желавших принимать это новое направление исследований. В начале пути А. С. Монин возглавил одну из ключевых экспедиций в Красное море на НИС «Академик Курчатов» с «Пайсисом XI» на борту. Во время экспедиции было сделано 30 погружений и отработана методика работы с ГОА, которая в последующих рейсах стала стандартной, или классической. Конечно, очень важно было иметь единую точку зрения на новые направления исследований с руководством Института. Этот фактор в течение длительного периода работы с ГОА в Институте менялся и в положительную, и в отрицательную стороны; главным образом, в зависимости от позиции директора. Однако многое удавалось преодолевать благодаря энтузиазму и сплоченности группы единомышленников (ученых и подводников). Это позволило и преодолеть трудный период изменений, произошедший в нашем государстве в 90-е годы, найти источники финансирования за рубежом и продержаться «на плаву» довольно долго – до того момента, когда было решено сдать НИС «Академик Мстислав Келдыш» во фрахт без аппаратов «Мир». Пройденный путь я, может быть, несколько аллегорично выразил в стихах, которые положил на гитарный аккомпанемент и исполняю это как песню «Баллада об институте». Я полагаю, что читателю будут понятны мои мысли, выраженные в стихах.
Я помню старый Институт:
Все очень мило было тут
И все ходили на работу, как в кино.
Был старый дом, прекрасный парк,
Напротив пляж, как зоопарк.
Все это находилось в Люблино.
Был домик на Бахрушина,
Где все полуразрушено.
Была там раньше женская тюрьма.
Сидели там ученые,
Идеей окрыленные,
Крутилась там науки кутерьма.
Тогда корабль был один —
Большой научный исполин.
И рейс был как космический полет.
Науку делали легко,
Хоть и ходили далеко.
Что приносили, знали все наперечет.
Была прекрасная пора,
Какие были вечера!
От смеха даже лопался паркет.
А раз Архангел Гавриил
К нам с поднебесья соскочил.
И с той поры его на небе нет.
Летело время, шли года,
Пришли красивые суда,
И новый дом объединил ученый клан.
Под воду «Пайсисы» пошли,
На дне «курильщики» нашли,
Открыли вихри, что терзают океан.
На стыке литосферных плит
Со страшной силой дно трещит,
И как грибы растут холмы сульфидных руд.
А на земле свои дела:
Система трещину дала,
На стык времен попал наш славный Институт.
Ведь были раньше времена,
Когда богатая страна
Нам позволяла плыть в любой конец Земли.
Теперь уже бюджета нет,
Все время ищем мы ответ,
Куда пристроить нам большие корабли.
Пингвин – диковинный зверек —
Нашел укромный уголок
В Антарктике, в пустыне ледяной.
Для акустических судов
Катать туристов к кромке льдов
Смотреть пингвинчиков – в науку вклад большой.
А вот в одной из ближних стран
Султан Ахмед открыл шалман,
Чтоб шмотками Россию завалить.
И вскоре именно туда
Пошли научные суда
Решать проблему: быть или не быть.
Недолго продолжался пир,
«Не быть», – сказал Вильям Шекспир.
И Яго на разборки он послал.
И три научных корабля
Лишились рубки и руля.
И Яго быстро на иголки их продал.
А есть отличный пароход,
Пусть он имеет тихий ход,
Но сняв «Титаник», он популярным в мире стал.
С него «Миры» нам надо снять,
Его в трехлетний фрахт отдать,
Чтоб из туристов он нам денежки качал.
А для «Миров» большой простор,
В России – множество озер,
И не изучен пруд старинный в Люблино.
А чтобы рыбок изучать,
И без воды можно нырять,
А на компьютере придумывать кино.
Сегодня, в двадцать первый век,
Не должен плавать человек,
Тем более не должен он нырять.
У нас компьютеров гора,
Объединить их все пора —
Создать модель, чтоб океаны изучать.
Зачем ученому оклад?
Напишет он и так доклад.
Ведь Ломоносов пил один, но хлебный квас.
В два раза штаты сократить,
Науку в бизнес превратить —
Пришел из чьей-то канцелярии приказ.
Но глядя на такой подход,
Мы прорываемся в поход
И покоряем и Байкал, и полюса,
Снимаем под водой кино
И вспоминаем Люблино,
И продолжаем свято верить в чудеса.
* * *
