В науке нет удач и неудач, т. е. отрицательный результат бывает не менее важен, чем положительный. Есть, правда, элементы везения. Но в наших тогдашних изысканиях везения не было. Мы точно можем сказать, что на той площади, которую мы обследовали, метановых сипов нет. И в этом состояла наша удача.
И вот мы пришли на главный объект – грязевой вулкан Хаакон Мосби. Обсуждаем программу работ и, конечно же, список подводных наблюдателей. Выстраивается большая очередь. Многие иностранцы хотят посмотреть на это чудо на дне Норвежского моря. Возможно, некоторые думают, что это настоящий вулкан, из которого бьет грязь, что это нечто экзотическое. Но что в действительности представляет собой это явление, понимают только ученые, работающие в этой области: геологи, геохимики, биологи, микробиологи. У нас на борту сильная группа российских ученых: Юрий Богданов, Алла Леин, Николай Пименов и другие, которые могли бы украсить любую научную команду мира. Пока идут обсуждения, наша навигационная группа ставит на дно транспондеры, а подводная команда в поте лица готовит аппараты к предстоящим погружениям. В аппарате «Мир-1» в первое погружение идут наблюдатель Юрий Богданов, бортинженер Дмитрий Войтов и я – командир.
С Юрием Александровичем мы прошли совместный большой путь: начинали с Красного моря, когда работали еще с аппаратом «Пайсис-XI», а затем вместе опускались на хребет Рейкьянес и рифт Таджура (тоже с «Пайсисами»), участвовали и во многих экспедициях с ГОА «Мир». Он, пожалуй, наиболее опытный подводный наблюдатель в России, а возможно, и в мире. За его плечами несколько сот подводных часов, что является очень большой цифрой для ученого. И конечно же, нас не может не связывать большая многолетняя дружба.
В толще воды определяем свое местонахождение относительно донных маяков. «Сядем на дно примерно в километре к западу от центра вулкана», – говорю я Богданову. Юрий достает карту, которая построена по данным, полученным судном «Профессор Логачев» в 1996 году. «Километр – это как раз то, что нам нужно», – отвечает он. Смотрю на карту. Диаметр вулкана – около 1 километра. Значит, мы сможем проследить подход к вулкану, начиная с довольно отдаленных окраин. Сажаю аппарат на дно, глубина 1300 метров. После короткого сеанса связи с «Келдышем» начинаю движение на восток. Проходим несколько сот метров по совершенно ровному дну, покрытому осадком. На экране монитора вижу приближающееся возвышение – как будто вал высотой около 6–7 метров. Упираемся в склон с углом наклона около 30°, поднимаемся на него. Это действительно внешний вал, опоясывающий вулкан. На внутреннем склоне – поселения желтых трубочек диаметром 3–4 миллиметра и высотой 4–5 сантиметров. Они очень похожи на стебельки скошенной соломы. «Погонофоры», – определяет Богданов. Берем в манипулятор сачок и загребаем осадок вместе с погонофорами. «Хорошая проба», – замечает Юрий. Спускаемся с вала и идем дальше к центру вулкана. На пути встречаются покрытые желтовато-коричневым осадком холмы высотой до 2–3 метров, на них также поселились погонофоры. На вершинах и склонах холмов наблюдаем конические, цилиндрические и похожие на кораллы образования высотой до 30 сантиметров. «Карбонатные постройки», – говорит Богданов. На ровной поверхности дна видны отдельные белые пятна. Что же это все-таки: газогидраты или бактериальные маты? Останавливаемся около одного из таких пятен. Опускаем манипулятор прямо в это пятно. Белое вещество – мягкое как пух. «Бактериальные маты», – в один голос заявляем с Богдановым, не отобрав еще пробы и не сделав ее анализа. Авантюристы? Возможно. Но ничто не заменит опыт: бактериальные маты мы наблюдали на дне много раз и можем отличить их сразу.
Проходим еще около 100 метров и встречаем еще один вал высотой около 1 метра. Внешний его склон покрыт слоем желтовато-коричневых окисленных осадков, довольно густо заселенных погонофорами. На внутреннем склоне этого небольшого сооружения желтый цвет осадка сменяется черным. «Это – восстановленные осадки», – говорит Богданов. А за этим валом открывается совершенно новое зрелище. Поверхность дна похожа на землю, припорошенную подтаявшим снегом, – переплетение белых и черных оттенков. Сразу отбираем пробу бактериальных матов. Для этого у нас есть специальный двухстворчатый пробоотборник, который плотно закрывается с помощью пружинного механизма при нажатии манипулятором на ручку. По свидетельству нашего микробиолога Аллы Леин, один из немногих типов пробоотборника, который способен донести бактерии до поверхности, т. е. до лаборатории.
Затем мы довольно детально обследовали кальдеру – центральную внутреннюю часть вулкана, ведя наблюдения и делая видеозаписи и фотографии. Постоянно идет запись данных с гидрофизических и гидрохимических датчиков в компьютер. Рябой белый покров в южной части кальдеры сменяется сплошным белым покрывалом толщиной 10–12 миллиметров. Мы как будто в поле, укрытом белым снегом. Но ведь мы на глубине 1300 метров!
Снова идем на север. Белый покров сменяется сплошной черной массой. «Мы находимся в центре вулкана, его называют зоной котлов. Здесь максимальный тепловой поток, а эта черная масса – сильно восстановленные газонасыщенные отложения, остаточная концентрация метана в них достигает 300 миллилитров на литр», – говорит наш наблюдатель. Мы медленно проходим в полуметре над черной массой, и через несколько минут их цвет опять постепенно скрывается под белизной бактериальных матов. В тот момент, находясь над центром вулкана, я и не предполагал, что через пару дней меня здесь ждет совершенно необычная ситуация…
Это было мое следующее погружение с Эмори Кристофом – моим старым другом из Национального географического общества. Эмори готовил материал для журнала, и его задачей была фотосъемка всех деталей вулкана Хаакон Мосби. Мы так же, как и в предыдущем погружении, брали пробы, делали видеозаписи, измерения. При отборе одной из проб я слегка утяжелил аппарат, так как течение сносило его, а взяв пробу бактериальных матов, пошел дальше. При этом аппарат сохранял небольшую отрицательную плавучесть – все равно вскоре мы должны были откачивать водяной балласт и всплывать. И вот мы снова в центре вулкана. Эмори попросил меня зависнуть над черной массой. Я остановил аппарат, и это сыграло с нами злую шутку: черная масса присосала аппарат. Я раскачиваю его вперед-назад-вверх – ничего не помогает. Я слышал о подобных случаях от зарубежных коллег, но со мной такое произошло впервые. Я уже частично откачал водяной балласт, но все еще не могу оторвать аппарат от грунта. Продолжаю откачку балласта и время от времени, останавливая работу насоса, пытаюсь оторвать аппарат от дна. Тщетно! Благо, что энергии аккумуляторных батарей мы израсходовали всего на 70 %, и есть еще запас. Я снова начинаю двигать аппарат назад-влево – назад-вправо. И так несколько раз. В какой-то момент он пополз назад, и здесь я сразу на полную мощность «врубил» боковые движители, развернутые вертикально. Через несколько секунд борьбы с силой сцепления мы почувствовали резкий толчок, и аппарат пошел вверх, быстро набирая скорость, ибо приобрел уже большую положительную плавучесть. Эмори вздохнул и вытер пот со своей черной густой бороды…
Мы сделали уже три парных погружения ГОА «Мир» на вулкан Хаакон Мосби, собрали отличный материал для анализов. Наверное, мы облазили все уголки этого удивительного места на дне Норвежского моря. Однако небольшая группа российских и иностранных ученых, которая так и не нашла прямых доказательств выхода газогидрата на поверхности дна, оставалась неудовлетворенной.
