– Эй! Вы, там! Откройте, вашу налево…
– Иду, уже иду, люмбумсик. – Ласково проворчал он и принялся искать нужный ключ. «Напарница» тем временем растворилась. Вот же девка, вот фурия…
– Ты? Блин, это ты? Я уж думал, снова Элменсон!
Лагерфельда по какой-то причине не пристегнули к трубе, и тот прекратил колотить по двери только тогда, когда она распахнулась.
– А ты по нему скучал больше?
– Тьфу, на тебя! Как ты выбрался вообще? Как вышел?
– Ани.
– Ани?!
– Потом объясню.
Как раз в тот момент, когда доктор был готов завалить Эльконто вопросами, на лестнице показался бородатый мужик. Увидев, что оба пленника не сидят внутри темниц, а стоят снаружи, он на секунду замешкался, а после с невероятной для его плотного тела скоростью, рванул обратно по ступеням.
– Стой, сука!
– Не уйдешь!
Раздались мужские голоса хором, а через секунду коридор наполнился звуками проскальзывающих по бетонному полу подошв.
Когда после короткой автоматной очереди с вышки упало и глухо ударилось о землю тело, Эльконто покачал головой.
– Как в третьесортном фильме, б№дь.
– Кто стреляет, Комиссия?
– Если бы…
Лагерфельд тревожно вглядывался в темноту.
– Тогда кто стрелял?
– Я тебе уже говорил.
– Что говорил?
Когда из-за кучи разломанных ящиков вышла женская фигура с автоматом наперевес, Стив застыл, как вкопанный. Конечно же, он узнал и русые волосы, и невысокую фигуру и лицо…
– Ани? Ани?!
– Пошел в жопу, док. – Донеслось глухо.
И, чтобы Лагерфельд не дернулся в ее направлении, Дэйн придержал друга за рукав.
* * *
– Это все дело рук моего зама – Джона Грина. Он выпустил на поверхность солдат, и он же, судя по всему, собирается натворить на уровне бед. Я сейчас туда отправлюсь. Что? Их было четверо…
Хотя Эльконто стоял в отдалении, Ани-Ра слышала каждое сказанное им по телефону слово. Сотовый для звонка она только что заняла снайперу собственноручно, и теперь сидела на корточках, рылась в сумке и делала вид, что не замечает сверлящего ее взглядом дока. Им не о чем говорить. И незачем.
– Не ехать? Хорошо, если ты говоришь, что мое участие пока не требуется, буду в стороне. Да, Дрейк. Да. Нет, солдаты мертвы. Все. Со Стивом тоже все в порядке. Окей, понял, отбой.
К машине шли молча.
Лагерфельд нес сумку; уже у джипа Ани передала Дэйну ключи. Не дожидаясь приглашения, уселась на заднее сиденье, захлопнула дверцу, сложила руки на груди и отвернулась.
Завелся мотор.
– Как самочувствие? – Полуобернувшись, задал вопрос док, когда автомобиль вывернул на трассу.
– У тебя сигарет нет? – Отозвалась Ани встречным вопросом.
– Нет. И не начинай.
Она проигнорировала недовольный тон так же легко, как и укоризненный взгляд. Точнее, два укоризненных взгляда.
Кто они такие, чтобы колыхать в ней чувство вины? И кто она им – незнакомка с окрестной дороги? Собачка, которую две пары заботливых рук воспитали доброй и послушной? Несмешно.
– Я спросил, нормально ли ты себя чувствуешь?
Он определенно начинал ее злить.
– Отлично. Если не считать, что меньше всего я хочу сейчас видеть ваши морды.
– Ани…
– Что, Ани?!
– Следи за тоном.
– А ты еще поучи меня жить, мистер пилюлькин! Как чинно ты сидел, возле моей кровати, как убедительно рассказывал о том, что все будет замечательно. Ты такой же лживый урод, как и твой друг.
Переносица Дэйна в зеркале поморщилась.
– Могла бы просто сказать «спасибо». – Процедил Стив зло.
– Может, еще в ноги поклониться?
Мужчины спереди переглянулись. Док, в отличие от Эльконто еще не понял, с кем имеет дело, и Ани не собиралась прощать ему ошибок.
– До смерти будешь ждать моего «спасибо».
– Мы о тебе заботились! Хотя, могли этого не делать…
– Ботиночки теперь вам поцеловать? Ты тоже сегодня не получил между глаз пулю, хотя, мог бы.
– Стив…
Оборвал еще не начавшуюся фразу водитель.
– Что, Стив?
– Отстань от нее.
– Это еще почему?
– Она только что спасла наши задницы. Хотя, действительно, могла этого не делать.
Рыжий неохотно унялся. Сжал челюсти, поддал в салон напряженной атмосферы и отвернулся к окну.
Дальнейший путь все проделали в молчании.
– Надо же, и сумка моя сразу нашлась.
Ани чувствовала, что ее настроение хромает, как перебравший калека, но ничего не могла с этим поделать. Все пошло кувырком, все. А ведь этим вечером она просто хотела поговорить – мирно и спокойно – разложить все по полочкам, определиться с дальнейшими действиями, понять, как им двоим – ей и Дэйну – лучше всего быть.
А теперь, оказывается, никак. Вечер закончился не на мажорной ноте из-за того, что она, наконец, решилась изменить жизнь к лучшему, а плавно перетек в найденный парик, ночную езду, перестрелку, ругань с доком, а теперь еще в качающуюся на руке Эльконто дамскую сумочку. Ее сумочку.
Ключи от квартиры лежали внутри.
– Спасибо, что не выбросил. Ну, все, я пошла…
– Ани, подожди.
Он выглядел уставшим: одежда мятая и грязная (впрочем, она не лучше), запястья в потеках крови, под глазами глубокие тени.
– Ты можешь забрать всю ту одежду, которую мы покупали.
– Ты покупал.
– Неважно. Можешь забрать ее.
– Спасибо, обойдусь.
– Я бы настоял…
– А ты не настаивай.
Барт, которого этим вечером не поприветствовал ни один из хозяев, обиженно сидел у стены. Ани не собиралась гладить его и теперь – чужой дом, чужая собака.
– Я отвезу тебя.
– Не стоит.
– Стоит! На дворе ночь, если ты не заметила.
– Заботливый какой.
Эльконто сжал зубы и прошагал мимо нее к выходу – стало очевидно, что спорить с ним бессмысленно.
(Blank and Jones – Fallen)
Наверное, хуже ей было только там, в подвале, когда не хватало воздуха и когда руки цеплялись за ножку стула. И если там можно было кричать, рыдать и вести себя, как истеричка, то здесь, в джипе, Ани не могла себе такого позволить, а потому сидела тихо, крепко сжимала сумочку – единственный по-настоящему знакомый предмет – и смотрела в окно.