Что ей ответить? Дэйн вновь напрягся, и это чувство отрезвило его, как нашатырный спирт, приложенный к носу, плавающего на вымышленных волнах ласкового моря, пьяницы. С реактивной скоростью вывело из забытья.
На уме, вопреки желанию срочно выдать что-нибудь умное, нужное и подходящее, крутились одни глупости.
«Потому что ты отлично выглядела?»
«Была такой хорошенькой? Искренней? Светилась от счастья?»
«Потому что отличалась от всех?»
«Потому что я люблю хорошенькие ножки? А у тебя еще и личико не подкачало…»
«Потому что… потому что я болван?»
– Потому что… – Прохрипел он вслух и едва не закашлялся; взгляд серо-зеленых глаз жег на его щеке дырку. – Потому что… захотел.
– Но ведь захотел почему-то?
– Не знаю, почему. – Выдавил он. Не сумел придумать ничего умного и не смог соврать.
И до конца дороги домой они – он, глядя прямо перед собой, она – в сторону, – молчали.
* * *
– Как ваша рука? Все еще болит?
– Гораздо меньше, спасибо.
– Голова?
– Иногда, когда пытаюсь что-то вспомнить.
– Это нормально. Спите хорошо?
– Сплю плохо.
Сидящая на кровати Ани замолчала – ушла в себя, спряталась.
Стив осмотрел руку: несколько раз ее согнул, прощупал пальцами ткани, мысленно просканировал место трещины на кости, убедился, что оно почти заросло, и успокоился. Поднял глаза на порозовевшую за последние дни пациентку, которая стала выглядеть лучше, гораздо лучше.
– А с настроением у вас как?
– Не очень.
Он и сам видел, что не очень; этим вечером Ани отчего-то грустила.
– Перепады? Резкие смены? Из-за головных болей?
– Да нет у меня резких смен. – Она вытащила руку из его пальцев; зашуршала одежда, скрипнула кровать. – Хорошо все.
Отстранилась.
– А что именно вам снится?
Впервые за время этого визита Ани-Ра посмотрела Лагерфельду прямо в глаза и вместо ответа на вопрос, спросила:
– Скажите, а вы настоящий доктор?
– Самый, что ни на есть. Хотите, чтобы я привез бумаги?
Ее взгляд лез ему под кожу, старался проколупаться ниже, узнать, выцарапать такую необходимую ей правду. Она чего-то боялась – Стивен видел это.
– Я нейролог, нейрофизиолог, хирург. Я привезу бумаги – дипломы, сертификаты, степени.
Он не обиделся, а вот она от искреннего и теплого ответа стушевалась.
– Я не хотела вас обидеть, простите…
– Я не обиделся, и я вас понимаю. Сам был бы недоверчивым ко всему, что движется, но, поверьте, я действительно врач.
– Я верю…
Она вновь осеклась, недоговорила что-то важное. То, что все это время не давало ей покоя, то, из-за чего в ее душе поселились сомнения насчет Стива.
– А что случилось, Ани? Почему вы вдруг спросили?
– Скажите,… – она встрепенулась на кровати; взгляд приклеился к окну, за которым уже стемнело, – а вы хорошо знаете Дэйна?
– Лучше, чем себя.
Внешне Лагерфельд ничем не выдал возникшего внутри напряжения – она что-то вспомнила?
– Понимаете… – Слова давались ей нелегко, но она все же выталкивала их наружу, пересиливала себя. Наверное, ей нужно было выговориться. – Мне кажется, я ему совсем не нравлюсь. А если так, не понимаю, почему тогда на улице он ко мне подошел? Зачем?
– С чего вы решили, что вы ему не нравитесь?
– Просто я спросила его сегодня, почему он решил со мной познакомиться, что его подтолкнуло…
– И-и-и?
– И он не смог внятно ответить. Промычал «не знаю».
У Стива отлегло на душе; картина прорисовалась довольно четкая – Дэйн, пойманный в ловушку неудобным вопросом, и расстроенная Ани, так и не дождавшаяся важного ответа – отсюда и сомнения. Ведь женщинам нужна определенность, четкость, ясность – почему понравилась? Когда полюбил? За что полюбил? Я хорошая?
– Ани. – Док мягко улыбнулся, откинулся на спинку стула и потер запястье под серебристыми часами. – У нас, мужчин, все немного иначе. Мы не умеем прямо отвечать на вопрос «почему я тебе понравилась?». И уж точно не на ранних стадиях отношений. Когда вспыхивает спонтанное желание к кому-то подойти, мы просто поддаемся ему, не анализируя собственных действий. Это потом, позже, придет ответ, почему именно «она»…
Он опять выгораживал «белобрысого», отдувался за него по полной программе. Но не бросать же друга в беде?
– Я вам одно могу сказать – Дэйн не подошел бы к вам, если бы не почувствовал того, что толкнуло его на этот шаг. Он вообще обычно не подходит к женщинам, а если для вас сделал исключение, значит, что-то разглядел. И, вероятно, много.
В этот момент док понял, что он обычный враль. Второй в этом доме.
– Да? Вы, правда, так думаете?
– Конечно.
Она успокоилась; внутренне расслабилась, утихла и перестала исходить дребезжащими волнами сомнений. Глядя на разгладившуюся на лбу морщинку, Лагерфельд решил простить себе эту маленькую ложь, но впредь быть со словами осторожней.
* * *
– Слушай, а ты врешь куда ловчее меня. Прямо мажешь без сучка и без задоринки!
Все это время круживший, как голодный волк под дверьми курятника, Дэйн, наконец, вошел в спальню – увидел, что Стив уже усыпил пациентку и принялся мазать той на ногу ватной палочкой какую-то вонючую жидкость.
– Я не вру, а сглаживаю углы после тебя, ушастого. Ты что, не мог ей сказать, что, мол, понравилась?
– Она мне не нравилась!
– Не важно. Для дела надо говорить другую «правду»
– Мастак ты, блин. Я так не могу.
Эльконто опустился в кресло у стола и принялся наблюдать за манипуляциями друга над женской лодыжкой. Прозрачная жидкость при нанесении на кожу быстро делала полоски «штрих-кода» заметно светлее; лежащая на подушке Ани мирно дышала – щеки розовые, веки закрыты.
– А как ты усыпил ее? Ладонь на лоб положил, я видел. Даже не колол ничего, не просил таблетку выпить.
– Я усыпил ее энергетически, с помощью воздействия на мозговые волны.
– Слушай, а ты не мог бы меня так усыплять? Приходить по вечерам, класть мне руку на лоб и колыбельную петь. А то я что-то стал плохо спать по ночам.
Лагерфельд саркастично крякнул; обмакнул ватный конец палочки в небольшой пузырек и вновь склонился над Ани.
– Может, мне еще с тобой рядом ложиться, нежно по бедру поглаживать, целовать в щечку?
