В этот момент Дэйн понял, что она могла пройти Войну до конца. Не зная, куда идет, не веря ни во что хорошее, проживая каждый день настолько хорошо, насколько возможно его прожить.
– Те, кто любит, всегда дождутся. Если любят. А остальные не нужны.
Он развернулся и зашагал прочь из кухни, оставив за спиной, сидящую на стуле и смотрящую ему вслед девчонку. Хорошую, в общем-то, девчонку. Только сильно несчастную.
На душе свербило, будто ее грызли изнутри стальные муравьи.
* * *
Получасом позже, не позволив себе размышлять, хорошо это или плохо, Эльконто повернул ручку гостевой спальни, из-под двери которой все еще лился свет. Вошел, держа в руках книгу. Спокойно отреагировал на удивленный взгляд Ани-Ра, пододвинул к ее кровати хлипкое – не чета двойнику в его кабинете – кресло, купленное под настроение на одном из аукционов, сел на протертую бледно-зеленую ткань задом – натружено заскрипели ножки – и спросил:
– Вам кто-нибудь когда-нибудь читал на ночь?
– Нет.
– А я буду. Помогает уснуть. Я так думаю, хотя мне тоже никто не читал.
Он никогда не видел, чтобы грусть в глазах уживалась с удивлением и смешинками.
– А о чем книга?
– Сейчас узнаете.
– Вы ее уже читали?
– Читал. И мне понравилась. Это не длинный роман, а сборник рассказов. Вы не против?
– Нет. Совсем нет.
Ани оживилась – уперлась спиной в вертикально поставленную подушку, подтянула к себе накрытые одеялом колени и приготовилась слушать. Его майку она так и не сняла – легла спать прямо в ней.
Эльконто улыбнулся. Маленькая спальня, ночь, прикроватная тумбочка, усыпанная оставленными Стивеном медикаментами, взъерошенная и снедаемая любопытством девчонка и он сам, сидящий в кресле с книгой. Как странно повернулась жизнь. А ведь прошло чуть больше суток. Он открыл книгу на первой странице и прочитал заглавие:
– «Скидка на счастье».
– Это так называется рассказ?
– Да.
– Какое странное название.
– Слушайте.
– Ага.
Она притихла. И он начал читать.
– «Алина шла по ночному проспекту мимо укутанных вечерними сумерками домов и заглядывала в окна. Она всегда в них заглядывала, силясь увидеть в комнатах отражение душевного, будто проникающего сквозь стены света, услышать голоса, смех, почувствовать чужую радость. В такие моменты она всегда чувствовала себя воришкой – прижавшейся носом к стеклу бродяжкой, старающимся слизнуть невидимым языком кремовую шапку со стоящего на столе торта, почувствовать на языке сладкий вкус ванили, ощутить несуществующий в ее мире запах. Запах праздника. Запах счастья.
Сегодня. И только три дня – скидка на Счастье достигла пятидесяти процентов – небывалая роскошь для тех, кто мог себе его позволить. Кто долгие годы копил, собирал, планировал, мечтал сделаться блаженным хотя бы на короткий период жизни. Им повезло. Многим, наверное, повезло. Ведь пятьдесят процентов! Целых пятьдесят процентов – эта цифра попросту не шла с языка – кому-то привалит вполовину больше бесплатно – ведь обычно бывало пять, десять, в лучшем случае пятнадцать, и всего на сутки, но не ей.
Не ей, и не сегодня. Увы.
В кармане позвякивала набранная за день с чаевых в кафе мелочь – восемь медных монеток и две серебряных. Последние она положит в копилку – в баночку, которая стоит на прибитой над кроватью полке. Сокровищница. Что она попросит, когда придет время, и хватит ли суммы хотя бы на несколько часов? Чтобы встретился парень? Чтобы на душе сделалось светло и хорошо? Чтобы за это крайне ценное и выстраданное годами время случилось что-то замечательное? Иногда счастье само решает, что именно должно произойти, и просить бесполезно. Вот так было с Ликой, которая хотела найти супруга, а вместо этого выиграла в лотерею. Была ли она счастлива? Все равно была. Так было и с Гретой, которая вместо повышения по службе вдруг нашла собаку. И теперь тоже счастлива.
Просить можно. Только счастье выберет само.
Алина до сих пор не знала, чувствовать ли себя обманутой. Ведь люди мечтают, люди строят планы, люди просят о конкретном, но иногда получают другое – честно или нет?
Хотя, чего ей думать? В баночке пока всего лишь сорок три серебряных монетки, золотых нет совсем, а медяки она не считала – зачем? Чтобы купить хотя бы час, нужно намного больше. Две таких баночки. Или три. И скидку в девяносто процентов, чего никогда не будет…
Ей уже семнадцать, а жизнь не стоит на месте, идет. Люди умирают в восемьдесят – некоторые и того раньше. В шестьдесят, иногда в сорок… Как глупо. Что, если она не успеет? Вообще никогда не успеет познать, что же такое счастье?…»
Ани, которая все это время слушала молча, но постоянно елозила по кровати, не удержалась и перебила:
– Какой странный мир! Нет, вы представляете себе – скидка на счастье? Это надо же!
Дэйн качнул головой – когда-то он думал о том же. Они счастливчики, что за чудесные моменты жизни не платят, что те – нет-нет, да приходят сами.
– И как мало они живут – эти люди. Это фантастика, да? Социальная фантастика?
– Да.
– Уму непостижимо… – От волнения кулачки Ани-Ра сжали край одеяла. – Всего восемьдесят лет – какая короткая жизнь. А счастье платно. Вот автор выдумал!
– Выдумала.
– А-а-а, она женщина? Надо же было такое придумать.
– Звучит кошмаром, не так ли?
– Точно. Если бы мне было уже семнадцать, а в восемьдесят умирать.
– А то и раньше…
– Да, может, и раньше… Я бы, наверное, рехнулась.
– Там дальше не все так плохо.
– Читайте. Пожалуйста, читайте.
Он улыбнулся.
– «…Она вернулась домой затемно. Поставила у порога стоптанные ботинки, повесила на единственный крючок застиранный плащ и тут же направилась к баночке. Отвинтила крышку, бросила внутрь две серебрушки – монетки тихонько звякнули, ударившись о кучу соплеменниц, – добавила медяки и вновь завинтила крышку. Поставила банку на полку и долго на нее смотрела: сегодня она вновь будет мечтать – представлять, как однажды вытряхнет содержимое копилки, ссыплет его в мешочек и отправится в центральный офис компании. Где сидят одетые в белоснежную форму представители, где всегда пахнет радостью, куда люди приходят одухотворенные, а выходят, сияя так, как, наверное, сияют только ангелы.
Именно поэтому к офису не подойти, именно поэтому по периметру колючая ограда. Чтобы такие, как она, не цеплялись пальцами за сетчатую решетку, не впечатывали в нее носы, не пытались стянуть – «отнюхать», «отсмотреть», оттянуть чужого…
Но она, Алина, снова будет мечтать. Этой ночью будет представлять, как идет по центральной, идеально ровной, выложенной кирпичиками аллее, как входит в белоснежное мраморное фойе, как гордо и радостно кивает на предложение о чашечке чае – ведь сегодня она королева! Сегодня она будет просить счастье и сегодня, улыбающиеся люди выдадут ей его. Пусть крошечку, пусть капельку, но выдадут…»
