Хотя моя последняя книга вышла четыре года назад, читатели, представь себе, продолжают присылать мне письма. Какая верность и какое терпение! Иногда они также шлют мне рукописи, чтобы я их прочел, оценил и дал ряд советов. Как ты догадываешься, делать это у меня нет ни малейшего желания. Короче говоря, недели три назад я получил от одной читательницы толстенный пакет с рукописью. Со всей вежливостью, на какую способен, я ответил ей, что ничего читать не стану, и предложил вернуть рукопись по почте. Но она проявила настойчивость, отказалась сообщать мне свой почтовый адрес, а главное — прислала фотографию, которая, по ее мнению, должна была убедить меня, что она — не просто обыкновенная читательница.
Я написал, что это фото ни о чем мне не говорит (хотя на самом деле, дорогой Макс, оно говорит мне об очень многом!) и что я не намерен вступать с ней в переписку — и объяснил почему. В ответ она прислала мне следующее письмо, на которое я ответил письмом, на которое она, в свою очередь, тоже ответила письмом, на которое я… — ну и так далее. Ты уже понял, мы включились в игру. Между нами установилось некое сообщничество — так бывает, когда ты знакомишься с человеком и уже через пару минут сознаешь, что это — твой человек.
Я делюсь с ней вещами, о которых не говорил никогда и ни с кем, за исключением пары-тройки самых близких людей, и она поступает точно так же. Мы обмениваемся письмами практически ежедневно. Раз это доставляет нам обоим удовольствие, почему бы и нет?
Кроме того — важная деталь — у нее прекрасное перо. Она категорически отрицает наличие у себя какого бы то ни было литературного дарования, но я знаю массу коллег по писательскому цеху, которые в подметки ей не годятся. Она пишет просто, не стараясь произвести впечатление, и это мне очень нравится — как нравятся красивые женщины, не сознающие своей красоты. Понимаешь, о чем я? Разумеется, иногда ее заносит, и тогда она заявляет, что «писатели добывают сырье для своих книг из тех самых дыр в душе, откуда бьют родники наших страданий», или еще что-нибудь такое же неуклюжее и корявое, но этот пример — скорее исключение. Зато она может написать: «У меня за окном — только дождевые струи, нещадно колотящие по моим первым проклюнувшимся нарциссам. Глупые, они решили, что пришла весна, и вот им наказание». По-моему, здорово. Одним словом, она кажется мне естественной и незамаранной. Скорее уж я, набычив голову, проламываюсь сквозь частокол тяжеловесных фраз, от которых за милю несет литературщиной. К счастью, я всегда перечитываю написанное и умею себя править.
Ну хорошо, скажешь ты мне, ты переписываешься с женщиной, которая поверяет тебе свои тайны и отличается непосредственностью, ну и что?
А то, дорогой Макс, что что-то тут не клеится.
И у меня возникают сомнения. А касаются эти сомнения ее личности.
Аделина Пармелан (так ее зовут) излагает мне свою жизнь, свои трагедии (а ей и правда пришлось хлебнуть горя) и свои надежды. Рассказывает о себе и своей семье. Место действия — области, которых я или совсем не знаю (парижский пригород), или знаю плохо (департамент Сарта, где я бывал только в Ле-Мане, у вас в гостях). Звучит все это вполне правдоподобно и вроде бы заслуживает доверия. И я ей верю.
Но вот в одном из писем я вдруг натыкаюсь на такую фразу: «…я принялась наводить красоту. Это для меня серьезное испытание, почему я считаю себя уродиной, хотя кое-кто из мужчин и даже женщин старательно уверяет меня в обратном». Это итальянизм. Только итальянцы допускают такую ошибку: употребляют слово «почему» вместо выражения «потому что». Вера, как ты помнишь, несмотря на легкий акцент, говорила по-французски безупречно, но иногда делала именно эту ошибку, особенно если была рассержена или взволнована. Например, если ей не хватало аргументов в споре, она могла воскликнуть: «Черт побери! Это так, почему это так!» Мы с детьми подсмеивались над ней, но она никогда себя не поправляла, как будто желала во что бы то ни стало сохранить у себя во рту этот осколочек Италии, этот след своей жизни до переезда во Францию. А теперь вообрази, как у меня заколотилось сердце, когда в письме своей корреспондентки я вдруг встретил такой знакомый, а главное — такой характерный для Веры оборот.
Ты скажешь, что это случайность, и наверняка будешь прав, но прошлой ночью я, как это со мной часто случается, вдруг проснулся, осененный ясной до пронзительности мыслью. Парме-лан… Я ведь уже говорил тебе, что Вера родилась в Парме?
Макс, поверь, я не схожу с ума. И я обращаюсь к тебе за помощью. Понимаешь, мне нужна уверенность. Прошу тебя, найди свободную минуту, сядь в машину и съезди в деревню под названием Ле-Клуатр — это в 27 километрах от Ле-Мана, я проверил по карте, и разыщи там тупик Марка Блока, дом номер один. Можешь сделать это для меня? Если хочешь, отнесись к моему поручению как к игре. Представь себе, что ты — частный сыщик на задании. Поезжай туда, а потом пришли мне отчет. Напиши, кто живет в этом доме, какая фамилия значится на двери или на почтовом ящике, какая машина припаркована во дворе и какие у нее номера. Расскажи, как выглядит обитательница дома (в том случае, если она существует и тебе удастся на нее посмотреть).
Если все окажется в порядке — я имею в виду, если увиденное тобой совпадет с тем, что говорит она сама, я отброшу свои подозрения и больше никогда не буду морочить тебе ими голову.
Со всегдашней дружбой и полным доверием.
Целуй Жози.
Р. S. Когда наконец соберетесь в Дром? Ты же знаешь, я всегда вам рад.
16 марта 2013
От кого: Аделина
Кому: Пьер-Мари
Дорогой Пьер-Мари!
Вот и я получила от вас посылочку! Почтальон только что опустил ко мне в ящик бандероль с книгой, и я тут же на нее набросилась! Спасибо, спасибо, спасибо!
Но все же должна сказать, что посвящение ввергло меня в недоумение. Зачем вы написали его по-итальянски? Мне кажется, я уже говорила, что не владею ни одним иностранным языком. Пришлось воспользоваться гугл-переводчиком. Результат — довольно забавная, но совершенно бессмысленная абракадабра. Не сочтите за нахальство, но нельзя ли попросить вас пролить немного света на эту загадку? Не исключаю, что вы привели какую-то цитату, но тут я, как говорится, пас.
Тем не менее я страшно рада. В ближайшее время перечитаю роман и поделюсь с вами впечатлением (если оно вас интересует), с учетом наших с вами доверительных разговоров.
Простите за короткое письмо, но, представьте себе, сегодня мне, вопреки всяким ожиданиям, предстоит очередное испытание перед зеркалом. Помните, я как-то писала вам, что женщины изменчивы? Так вот, можете считать, что я выступаю в качестве живого тому подтверждения. Управляющий отделением банка снова возник на горизонте — очень ненавязчиво и мило. Как следствие, сегодня я обедаю с ним. Это не более чем обед, но как знать? На всякий случай я должна обеспечить свои «тылы». Какое белье вы, Пьер-Мари, выбрали бы на моем месте? Черный шелк? Или что-нибудь поскромнее? Пристойный целомудренный хлопок? Ох, ну я и дура!
