А черт: «Ну, так что, по рукам, что ли, брат?»
А человек: «Да не вопрос, Вась, конечно по рукам!»
И на этом месте готово дело…
Можно еще сырым к столу подавать…
Можно, это да…
Вот только черти ребята изобретательные, веселые, им скучно человеческую душу просто так пропивать (ну поваришь несколько веков человека в котле, и где в этом радость?) – черт человеку не жена, чтобы с этого бульона потом три века подряд пену с пузырями снимать; он вовсе не для отчетности всю эту историю затеял…
Это только неопытные черти (сопляки бесята) на ворованную человеческую душу сразу в небесную канцелярию донос подают, а потом еще у весов лет по двадцать караулят…
А если у этой души на весах все-таки «недовес» на их сторону выходит, то по всем человечьим летам потом крысьем шныряют, собирают на свой котел доказательства.
А наш «тезка», Василий Пусякин, был черт с опытом (ему уже не раз пену с бульона снимать приходилось), и он, заключив договор, продолжает дальше.
И ему этого бедного Васю надо подвести разом под такой котел, чтобы потом на счет Васи Пусякина у весов никаких колебаний и никаких разговоров. А то сами знаете, как бывает, понаделает в отсутствие черта человек каких-нибудь добрых дел, и пиши пропало…
Поналетят добрые дела со всех сторон, прежние, те, что еще до договора, подтянутся, и давай тянуть эту свою судебную волокиту…
Суд присяжных, адвокаты, дознания, а из черта какой прокурор? Смех один! (Хотя бывает, конечно, такие в прокурорах черти сидят, что и не до смеха.) Ну да мы не о том.
Вот черт и решит, что следует с этим Васей Пусякиным продолжить, до, скажем, окончательного результата собеседования.
И он говорит:
– Ты вот что, Вася, ты мне веришь?
– Верю, – говорит Вася, – как себе самому!
– Ну, так ты давай мне тогда пока душу (у меня ей будет сохраннее), а сам иди домой к своей кикиморе, поужинай и на боковую. А там увидишь, что будет. И ты, мол, главное, ни о чем больше не беспокойся и не переживай, знаешь, как люди говорят «утро вечера мудренее», а я уж тебе кота в мешке не подсуну. Сделаю так, что пальчики оближешь.
Ну ладно, отдаст Вася черту душу «на сохранение» и идет домой уже без души, главное никакой особенной разницы не чувствуется. (Душа, она ведь не бумажник с авансом и не сумка с продуктами.) Была ли, не было ли ее у Васи Пусякина? Неизвестно. Ее на безмене не взвесишь.
И он идет домой, видит с отвращением свою кикимору, ужинает и, как советовал ему черт Вася, после ужина сразу на боковую…
Открывает следующим утром наш Вася Пусякин глаза и видит удивляющую картину: вместо жены-кикиморы лежит у него под боком Василиса Прекрасная, та самая (то есть не Васи Пусякина жена, а жена Кобылина, которому премию за финансовую отчетность дали и у которого машина, дача и дети)… и любовница Леночка (самая красивая из бухгалтерского отдела).
«Вот те на, ребята! Значит, не обманул меня чертяга! Иж ты, мыши зеленые, как это у него ловко получилось! Это что же значит, я, что ли, теперь Кобылин?» – думает спросонья Пусякин.
– Кобылин, Кобылин! – отвечает черт. – Только ты, Вася, тсс! Не ори как оглашенный…
– Спасибо! Вот спасибо тебе, дружище! – не унимается Вася. – Просто даже я не знаю, как за такое тебя благодарить! Может, ты что-нибудь хочешь? Может, тебе чайку? Может, ты это, позавтракаешь с нами?
– Не, – отвечает черт, – я, пожалуй, пойду, Вась, у меня дел, сам понимаешь, по рожки (знаешь ведь, как много несчастливых людей на свете, кто еще не Кобылин), так что я, Вась, пойду, пожалуй, а ты тут без меня пользуйся, наслаждайся. Удачи, в общем, тебе, друг, а я как-нибудь в конце к тебе загляну…
Не может долго человек помнить своего счастья.
Стал скоро забывать Вася Пусякин, что он прежде был не Кобылин.
Стал ходить Кобылин-Кобылиным (хотя сперва, конечно, осторожничал и стеснялся), но потом попривык, пообжился, а главное, очень стал его этот болван Вася Пусякин раздражать! Придет Кобылин на работу, а этот шершень уже сидит у себя за столом, скрючился, червяк червяком, и свои финансовые отчетности составляет (на премию, наверное, рассчитывает). Дурень! И главное, до чего противный! Какой-то малюсенький! Какой-то весь из себя плюгавенький… Шмокодявка какая-то, словом, а не человек!..
И чем дальше, тем больше стал изводить своим жалким видом Кобылина Пусякин.
«Так бы и задушил его, уродца, – думает про Васю Кобылин, – так бы и отравил».
Главное, ему еще стало казаться, что от этого Пусякина несет козьей шерстью, еще как несет! На весь кабинет. Уже с лифта, как идет Кобылин по коридору, мимо отделения бухгалтерского учета. Уже несет. А в помещении и вовсе от этого Васи нечем Кобылину дышать…
«Не моется он, что ли, этот Пусякин?» – злится Кобылин, и так и прыгают, так и скачут у Кобылина в глазах при виде Васи зеленые злющие черти.
И он все злится. Он злится, а у него все есть, у него жена, ему опять вместо Пусякина премию дали, он Леночке из бухучета квартиру отдельную снял, у него детки-конфетки «Папуля! Папуля!» – щебечут, на шею к Кобылину бросаются и учатся на одни пятерка…
А Кобылин прямо на глазах от ненависти к шершню Пусякину сохнет, и у него при виде Васи чешутся руки.
Совсем счастливый человек доходит. И нет ему больше сил терпеть козявку Пусякина подле себя каждый божий день, рядом со своим рабочим местом.
Он уже с утра субботы просыпается с мыслью, что в понедельник опять Пусякин.
Он только на отпуск заявление в канцелярию несет, а уже думает: вернусь, и опять Пусякин.
Пусякин ему уже повсюду мерещиться стал. Ему снится, что Пусякин с его женой шуры-муры, ему снится, что у его жены от Пусякина дети, и в детях ему стали видится пусякинские черты. (Уж очень подозрительно трудолюбивые растут у Кобылина детки.)
Словом, беда с человеком творится.
Совсем беда. И поговорить ему не с кем…
И вот, приходит однажды Кобылин под вечер к Леночке из бухгалтерского, с тортиком и шампанским. И что же?
Что же…
Что-то кажется ему подозрительным. И в квартире как-то уж очень явственно попахивает знакомой козлятиной, и Леночка из бухгалтерского неестественно (кажется Кобылину) улыбается…
И видит Кобылин, дело нечисто. И он давай принюхиваться, глазами по углам и стенкам стрелять и оглядываться… Чует, несет козлятиной! Точно несет, и запах вроде бы из шкафа.
Только Леночка на кухню вышла, проверить горячее, как Кобылин к этому шкафу шасть! И распахнул створки настежь…
И оттуда, прямо из этого шкафа, на него испуганно таращится шершень Пусякин Вася…
«Ааааааааааа!» – завопил Кобылин и бросился душить Пусякина.
