Сгрызет дитя пирамидку, мать матрасик от стружек в окошко вытряхнет и новую купит.
Так и жили.
Потом ей все-таки на работу пришлось выйти, (это была одинокая мать, и хотя у нее была вторая квартира, где-то на Соколе, хороший район, но всё-таки дитя много всякого требует и денег на все, если не работать, не хватало).
Сдала мать свое ребетя в ясельки и устроилась в сберегательный банк, в длинном доме, бухгалтером. (Она бухгалтером была по профессии.)
Так год за год, зима за лето, назвала она своего черта Васенькой, и они живут-поживают.
Воспитатели Васенькой нахвалиться не могут: и рисует малыш лучше всех, и из пластилина заек лепит, и считает, и читает, и стихи лучше всех рассказывает.
Правда, остальные детишки с ним никто не играет. И собаки на него воют. И кошек он всех на дачном участке в пруду перетопил, но кто это слышит? Кто это знает? Кто это видит?
В общем, не дитя, а ангел. Только крылышек ему не хватает.
Лет в тринадцать у этого Васюка и крылышки появились.
Сперва мать видит, дитя (под два метра ростом, кило под сто) как-то горбится начало. И все спинку чешет.
Сядет обедать, копытца задние на стол положит, а передние все за спинку заворачивает и давай чесаться. Весь аж трясется, и шерсть до того расчесал, что уже у него там на спине не шерсть, а сплошная экзема.
Она его мазать.
Она ему ромашковые примочки, кларитин, супрастин. Кое-как сухотка эта схлынула, а тут и крылышки прорезались.
Вроде как у летучей мышки, все в перепонках, как будто паутиной покрыты. Но так, под пиджаком ничего, в общем, не заметно, а когда без пиджака, то крылья как крылья. Ничего особенного.
Тут и армия на носу.
Она его по врачам: «Посмотрите, говорит, на моего сыночка, какой он у меня болезненный, вот у него вот тут пятачок (она им сыний пятак показывает, а доктора не видят)». «Не видим, говорят, никакого пятака мы у вашего сына, зря вы, женщина, на него наговариваете, не выдумывайте, пожалуйста, чего нет, – сын, мол, как сын».
Она говорит: «Да какой сын! Совсем вы тут, что ли, со слепу окосели? Вот же, смотрите, у него рога! Вот хвост у него у бедного! Вот щетина!..»
А доктора ей: мол, щетина, это для молодого человека явление обычное, возрастное, а что если у него и в самом деле есть хвост, то за хвост освобождение от армии они не дают. Нету, говорят, в Конституции Российской Федерации такого закона…
Ладно, кое-как она их переубедила (особо на крылья, конечно, напирала), и ему выписали в связи с этим искривление позвоночника, а в связи с копытцами плоскостопие. Ну и еще что-то у него доктора постарались (спасибо им) и нашли.
У нас здоровых людей не бывает. Все со своими блохами, на которого ни взгляни.
И они стали жить дальше.
Они живут.
Но только она вдруг видит, сел чертененок (два метра на сто кило) ей на шею и поехал: в институт, говорит, – не пойду, работать не пойду, с голоду, небось, не помрем. А станет, говорит (вот какой оказался!), а станет, говорит, мне голодно, то я тебя съем, уж очень ты мне надоела.
Тут она, конечно, в слезы. Она в слезы, а он ее за дверь. Иди, говорит, реви на улицу, а сюда вообще лучше больше не возвращайся, потому что я тебя съем, и точка.
Пошла мать к умному человеку (к священнику Всехсвятского Андрию Кирилловичу) и всю эту историю ему рассказала.
Говорит: «Что мне делать, помогите! Я тут согрешила… Родила я, – говорит, – черта. Любила его, кормила-поила, растила. А он, неблагодарный, вырос, и меня, мать, на улицу прогнал. И говорит, что съест меня, если я вернусь…» И она опять в слезы.
Подумал батюшка, и говорит: «Это вам не сюда, попробуйте лучше в милицию заявление напишите. Только про черта не пишите в заявлении, а что у вас сын вас из дома выгнал, там разберутся».
И на всякий случай окропите сыночка святой водичкой, оно, мол, иногда помогает.
Пошла она в милицию. Рассказала, что как, да что.
И уже с участковым пошли они разбираться.
Пришли, стучат.
Никто, конечно, не открывает, а только из-за дверей чавк и рык доносятся. Страшное дело! И из-под щели мерзкий запах.
Точно скисло что-то нехорошее. (Или протухло.)
Вызвал участковый наряд. Взломали дверь. А тут оно.
Законные представители прямо как стояли в дверях, так и поседели.
Облизнулось оно и на них поперло: здоровенное, рога в потолочную побелку упираются, копытищи, пятак кабаний и клыки (проголодалось, конечно, понятное дело, матери-то долго не было)…
Здорово, говорит, братишки, хорошо, что зашли, сейчас я вас «Ам»!..
Тут бы им и конец, только мать достала из кармана водички, что ей батюшка Андрий дал, и окатила сыночка с рогов до копыт.
Пошла тут такая канитель, такая вонища, такой рык, да сера, да дым повалил…
Что и не пересказать все, что было.
Выгорела, в общем, двухкомнатная, хорошая квартира дотла.
И до сих пор в подъезде и на черной лестнице запах держится.
А вокруг окон и балкона черные пятна, от копоти.
Участковый с нарядом выбежать из квартиры успели.
А мать с сыном оба сгорели.
Хотя…
Кто их, чертей, знает?..
Путь наверх
Говорят, в России только две беды: дураки и дороги.
Можно было бы, конечно, возразить автору этих незабвенных строк что-нибудь насчет роста цен на нефть, отвратительных погодных условий: шесть месяцев зима, товарищи! Вот куда это такое годится?!
…Смехотворные пенсии, воровство, кумовство, надувательство, очковтирательство… И пр., и пр., и пр.
Вот и масло, кстати (сливочное), со вчерашнего дня здорово подорожало, и…
Однако не будем сыпать соль на сахар, а в перец не будем добавлять порох.
К тому же этот рассказ как раз относится к категории вышеупомянутых (будь они неладны) дорожных историй.
Итак, однажды…
В один, опять-таки распрекрасный, хмурый и дрянной ноябрьский денек, ближе к вечеру, по улице Рогова, в направлении гаражного товарищества «Москвич» шел Семен Алексеевич Мешочкин, из налогового финансового отдела.
У этого Мешочкина, в гаражном товариществе «Москвич» в гараже № 343 по второй линии, знакомый Гурген с автомойки чинил что-то в Шкоде.
В Шкоде что-то сломалось, заскрежетало, задымило и полилось (закапало).
