К тому времени начали рушиться деревянные перекрытия пятого, шестого и седьмого этажей, частично провалилась крыша. На фасаде появилась трещина. Под воздействием высокой температуры железобетон утрачивал прочность. Локализовать пламя удалось лишь к двум часам, а последние очаги горения были потушены в половине восьмого вечера. Нанесенный зданию ущерб был столь велик, что сначала его признали не подлежащим восстановлению. Спас голосовское творение статус памятника архитектуры. Восстановительные работы продолжались около двух лет. Причины возникновения пламени достаточно очевидны: общий экономический развал привел к необходимости сдавать помещения редакционного корпуса всевозможным мелким конторкам. Обеспечить строгое соблюдение пожарной безопасности в таких условиях просто невозможно.
Дом на горе
Новослободская улица завершается перед площадью Савеловского вокзала. Далее Дмитровский радиус продолжает Бутырская улица.
Первое, что обращает на себя внимание на этом стыке двух улиц, – рельеф прилегающей местности, необычный даже для Москвы с ее пригорками и холмами. Плавно поднимаясь в конце Новослободской, поверхность земли круто, почти обрывом уходит вниз – к площади Савеловского вокзала. Берущая оттуда начало Бутырская улица кажется лежащей почти в яме.
Столь причудливую форму рельефа не сгладили усилия многих поколений бутырских жителей. Напротив, перепад высот был даже подчеркнут при прокладке в глубокой выемке железнодорожной ветки, соединившей Николаевскую (ныне Октябрьскую) дорогу с Брестским (ныне Белорусским) вокзалом. Это оказалось кстати – здешний рельеф выглядит очень эффектно и представляет большой интерес для исследователей истории природных условий нашего города. Ведь именно здесь, у Бутырской заставы, долгое время находилось самое высокое место Москвы – вплоть до расширения ее границ в 1917 году.
На нивелирном плане города 1890 года конец Новослободской улицы покрывается замкнутой кривой – горизонталью, рядом с которой стоят цифры – 24, нигде в других местах не встречающиеся. Это означает, что Бутырская застава возвышалась над уровнем Москвы-реки у Данилова монастыря (это место было принято за нулевую отметку при составлении плана) на 24 сажени, или почти на 54 метра.
Ничего удивительного в этом нет – северная часть территории Москвы представляет собой пологий склон Клинско-Дмитровской возвышенности, поэтому местность плавно повышается от центра города к его северным окраинам. Характерно, что с дальнейшим ростом территории города «пик высоты» Москвы перемещался в общем направлении, заданном Бутырской улицей. С 1917 года он оказался у нынешней Тимирязевской академии, с 30-х годов – у Химкинского водохранилища. Лишь в 1960 году наивысшая отметка «прыгнула» на юг – на случайную, в сущности, в Москве Теплостанскую возвышенность.
Объяснение столь большого (около 8 метров) перепада высот от Новослободской улицы к площади Савеловского вокзала следует, очевидно, искать в гидрографической сети древней Москвы. В самом деле, рядом с Савеловским вокзалом до 30-х годов XX столетия находился пруд, называвшийся, понятно, Бутырским. Из него на восток, в сторону Марьиной Рощи, вытекал небольшой ручеек, который, сливаясь с другими подобными ручейками, давал начало Неглинке. Эта короткая и маловодная речка прославилась тем, что при ее впадении в Москву-реку возник первый Московский Кремль.
Вплоть до 50-х годов XX века по обе стороны от Бутырской улицы лежали обширные болота. К западу – Горелое, располагавшееся близ пересечения Петровско-Разумовского проезда и 2-й Хуторской улицы. Отсюда вытекала река Пресня. Болото к востоку от путей Савеловского направления, в районе Огородного проезда и улицы Руставели, именовалось Пашенским, в нем брала начало речка Копытовка, протекавшая далее вдоль нынешнего Звездного бульвара
[73]. Совершенно не нужные в большом городе гидрографические объекты постепенно засыпались отвалами Метростроя, и сегодня от них не осталось и следа.
Вот через эту локальную низменность пролегала Бутырская улица. И как будто специально, чтобы подчеркнуть, усилить звучание перепада высот, на обрыве, поднимающемся над небольшим зданием Савеловского вокзала, вознесся ввысь огромный и тяжеловесный жилой дом (Сущевский Вал, № 3–5). История этого незаурядного сооружения тесно связана с важными и небезболезненными переменами в московской архитектуре 30-х годов XX века. В 1934 году все, кто имел отношение к архитектуре и строительству, спешили на Моховую улицу, где архитектурный корифей И. В. Жолтовский только что закончил шестиэтажный дом. Он поражал москвичей, успевших привыкнуть к интеллигентной строгости, аскетизму построек первых послереволюционных лет, невиданной пышностью внешнего убранства. Фасад дома украшали огромные коринфские полуколонны, завершенные роскошным карнизом.
Дом стал главным событием архитектурной жизни и, что вполне понятно, тут же вызвал многочисленные подражания. Одним из них и стал дом № 3–5 по Сущевскому Валу, строившийся в 1935–1938 годах для расположенного неподалеку завода «Самоточка». Автор нового дома, архитектор И. Г. Безруков, практически воспроизвел творение Жолтовского, лишь увеличив его масштаб и слегка изменив пропорции. И просчитался.
Декорирование современного многоэтажного дома архаичной мишурой было само по себе ложным, надуманным приемом. Дом на Моховой представлял собой уникальный, оригинальный, вдобавок мастерски исполненный образец. Но его повторения ярко показали всю нелепость идеи.
Ох и досталось же Безрукову от критиков! В доме обнаружили массу недостатков, обусловленных подгонкой внутренней планировки под эффектный фасад. Тут и завышенная высота некоторых этажей, и затемнение окон развесистыми капителями, и комнаты вообще без окон. А пышная внешность оказалась вовсе не кстати на городской окраине, какой был в то время Сущевский Вал. Стоит привести выдержки из критических откликов на работу Безрукова, опубликованных в архитектурных изданиях тех лет:
«В Москве существуют два дома, которые похожи друг на друга, как похож человек на свое изображение в кривом зеркале. Это дом на Моховой акад. арх. И. В. Жолтовского и дом арх. Безрукова на Сущевском Валу».
Жилой дом завода «Самоточка» № 3–5 по Сущевскому Валу. Архитектор И. Г. Безруков
«Архитектура дома на Моховой построена чрезвычайно ясно. Стены нет. Столбы до земли. Они несут перекрытия и антаблемент. Отнимите ордер у дома на Моховой – и дома нет, он разрушится.
В доме арх. И. Г. Безрукова существуют и стены, и полуколонны. Вы смотрите на дом и видите ясно, что весь ордер не имеет к дому никакого отношения, он к нему приставлен. Отнимите зрительно ордер, и дом все же будет стоять. Вот в чем принципиальная разница. Если к этому добавить, что в доме на Сущевском Валу плохие пропорции, вялые гипсовые по виду капители, низкого качества скульптура (немасштабная, не имеющая к архитектуре никакого отношения) – различие между двумя этими сооружениями будет ясно. В первом доме – те принципы и степень мастерства, без которых не может быть большой архитектуры, во втором – то, от чего она должна как можно скорее избавиться, как от суррогата и мещанской эклектики»
[74].
