Тень от двери вздрогнула, а вместе с ней вздрогнул и Гай. В этом застывшем мире теней ее движение показалось пугающе неуместным. Из-за двери выглянул Вольф и, рассмотрев в лунном свете лицо Тобиаса, ткнул пальцем вниз и, обращаясь только к нему, взволнованно произнес:
– Он не появился!
– Кто?! – не понял Гай.
Но для остальных в его словах загадки не было. Святоша вскочил и, нервно подобрав рясу, перекрестился, потом подогнул ноги и снова рухнул на палубу. Дрэд испуганно повис у него на руке. Свимми посмотрел на Тобиаса, затем на Вольфа и попятился, будто тот оказался как раз тем, о ком говорил.
– Наш немногословный Вольф говорит об Ульрихе, – пояснил Тоби. – Может, ты его не заметил?
– Меня должен был сменить Свимми. Я ждал на трапе, когда появится Ульрих, чтобы позвать Свимми и идти спать. Хотя Ульрих мне не нужен, потому что я и так знаю, когда смена. Смена – это когда луна станет точно над головой. Но луна уже ушла за рубку, а он так и не появился. Я подумал, что тебе это будет интересно узнать.
– Вы так разволновались оттого, что не явился призрак? – удивился Гай. – Обычно происходит наоборот.
– Одни перемены обязательно несут за собой другие перемены, – ответил Тобиас. – Ульрих появлялся всегда в одно и то же время, в одном и том же месте, повторяя одни и те же слова. Он был частью нашего маленького мира. Его постоянством. Мы к нему привыкли. А теперь пошло что-то не так. Оттого и волнение. Не появившийся Ульрих – это все? Или нам ждать чего-то еще? Теперь ты понял?
– Понял! – съехидничал Гай. – Вы заскучали по призраку. Вокруг моего холма тоже разгуливал тарбозавр. Все хотел застать меня врасплох. Кончилось это тем, что в конце концов я сам его убил. А потом мне его тоже не хватало.
Тобиас посмотрел на него долго и задумчиво.
– Это ты сейчас о чем?
– О тарбозавре, – ухмыльнулся Гай, почувствовав подходящий момент, чтобы перехватить нить разговора в свои руки. – Огромная такая тварь! А зубы, что этот крест! – он выбросил руку и потянул Святошу за тесьму на шее. – На нашей барже ему было бы тесновато.
Гай уже предвкушал начало рассказа, подбирая самые яркие краски, на которые только был способен. Один тарбозавр чего стоил! Его он мог бы описывать до рассвета. Но если все приготовились слушать, раскрыв рты, то Свимми застыл, повернувшись к нему спиной, словно все уже знал наперед, и что бы ни сказал Гай, ему было абсолютно не интересно. Такое пренебрежение Гаю не понравилось.
– Если бы тарбозавр наступил на нашего Свимми, – повысил он голос, – от него бы осталась лишь пропитанная дерьмом кучка тряпок. Ты слышал, Свимми, что бы от тебя осталось?
Нет, не хотел Свимми его слушать. Он застыл, глядя вдоль баржи, за разбитый в носу фонарь, за острый, как пика, флагшток без флага, и еще дальше, дальше и дальше. Затем он поднял руку.
– Смотрите.
Гай недовольно проследил за его пальцем и тоже встал.
«А вот и перемены! – подумал он, – долго ждать они себя не заставили.»
Далеко впереди, касаясь горизонта, тянулась гряда облаков. Еще не взошедшее целиком предрассветное солнце уже осветило их белые вершины, и оттого они казались выросшим средь океана горным хребтом. Ни позади, ни по сторонам такого не было. Облака появились впереди по носу баржи, охватив горизонт от края до края. Странное видение, и в тоже время неожиданное и удивительное. Гай глядел на приближающуюся белую стену, поднимающуюся из воды и словно подпирающую грозящее рухнуть черное небо. Если приглядеться, то и стена не казалась такой уж белой. Скорее серой. А если долго глядеть, то темно-синей, почти фиолетовой. А белой ее делали пересекающие вдоль и поперек нити молний. Сотни молний. Они брали начало средь неровных вершин, затем устремлялись в океан, исчезая в его фосфоресцирующей глади. Гай оглянулся за корму. Там вода была, как и прежде, мутно-зеленое стекло, уже ставшее привычным и набившим оскомину. Но впереди она светилась миллиардами ярких огней. Будто все звезды неба разом рухнули вниз. А дальше и вовсе произошло то, что окончательно вышибло его из колеи. Казалось, океан остановился, и стал заметен бег баржи навстречу блистающей молниями стене. Все это время мчался вместе с ней, а затем замер, предоставив барже самой выбирать путь. Перед носом появились буруны, за кормой завертелись водовороты. И все это на светящейся фосфором побежавшей рябью воде.
– Что это? – еле слышно выдохнул потрясенный Тобиас.
– В твоей компьютерной игре такого не было? – не отрывая взгляд от вырастающей на глазах стены, спросил Гай.
– Нет.
– Скучная у тебя была игра. Наша куда веселее. Только мне вот почему-то не весело.
Постепенно мелкая рябь сменилась белыми барашками, затем из их шипящей пены выросли волны. Они ударили в корпус, заливая палубу, и качнули баржу с борта на борт.
– Господи, не оставляй меня! – неожиданно взмолился Святоша, вмиг в намокшей по пояс рясе и путаясь в ее полах.
Набежавшая волна едва не сбила его с ног и, вцепившись в флагшток правой рукой, в левой он вздымал к небу распятие.
– Накажи тех, кто оскорблял тебя безверием! Но меня не бросай! Это они безбожники, а я есть слово твое, средь глухих в пустыне! Я есть….
Кем считал себя Святоша еще, не дал услышать ветер. Он вдруг налетел резким шквалом, сбив его с ног.
– Всем в трюм! – перекрикивая нарастающий вой, закричал Гай. Подхватив Святошу Джо под руки, он поволок его по скользкой, намокшей палубе к рубке. – Все бегите в трюм!
– Уйди, ирод, я говорю с Господом! – брыкался Святоша. – Это вы, отступники, вызвали его ярость! Пусть на вашу голову, а не на мою падет его гнев!
– Давай живо вниз! – тащил его за ворот Гай.
– Отпусти! – уже не кричал, а визжал Святоша. Изворачиваясь внутри сутаны, он пытался вцепиться в державшую его руку зубами. – Господь не оставит меня!
Теперь волны вовсю гуляли вдоль палубы, и Святоше никак не удавалось подняться. На мгновение ему это удалось и, запутавшись в рясе, он, ругаясь, отлетел с набежавшей волной, словно на парусах, к кнехтам, затем крепко приложился лицом о ржавые тумбы, лишь после этого наконец затих.
А дальше навалилась абсолютная темнота. Еще не успевшая скрыться луна исчезла вместе с так и не показавшимся солнцем. Погасла и светившаяся фосфором вода. Набирающий звуки, кипящий океан угадывался лишь по свисту в иллюминаторах да бьющим в окна мощным водяным валам. Гай загнал всех в трюм, а сам остался в рубке, глядя на гулявшие вдоль палубы волны сквозь заливающиеся стекла. В наэлектризованном воздухе волосы потрескивали и встали дыбом. Окна мерцали электрическими разрядами. Теперь баржа раскачивалась словно маятник. Исчезли смытые контейнеры, палуба оголилась от кормы до носа. Белая пена протяжно шипела, пытаясь ворваться в закрытую дверь. Гай глядел на ее потоки, бьющие в стекло завороженным взглядом и невольно шевелил губами, вспоминая, что уместно говорить в тех случаях, когда тебе по-настоящему страшно.
