– А-а-а…!!!
– Проснись, – Тобиас бесцеремонно тряс его за плечо.
Гай вскочил и, шаря диким взглядом по темным углам отсека, вжался в переборку.
– Это всего лишь сон, – улыбнулся Тоби. – Ты уснул, когда не должен был, вот тревога подсознательно и вылилась в кошмар.
– Прости.
Размазав по лицу липкий пот, Гай гулко выдохнул. Конечно, он виноват. Дежурил в первом отсеке и не заметил, как уснул.
– Ничего, я уже давно здесь сижу. Не хотел тебя будить. Вторая половина ночи всегда самая тяжелая.
– Сам не пойму, как это произошло, – виновато отвернувшись, Гай взялся за грудь, словно пытаясь поймать выпрыгивающее сердце. – Не хотелось бы, чтобы об этом узнали остальные.
– Успокойся. Они во втором. Сюда никто не заглядывал. И судя по тому, что никто не сбежался на твои вопли, бессонницей там не страдают. У трапа Святоша. У него тоже все в порядке. Я проверял.
– Хорошо, Тоби. Спасибо. Я громко кричал?
– Не волнуйся, меня ты не испугал.
– Еще бы! – хмыкнул Гай. – После того, что ты сделал с Неженкой, не думаю, что это вообще возможно, – он уже окончательно пришел в себя и, бросив на Тобиаса изучающий взгляд, тихо спросил: – а все же, что там произошло?
– Я тебе уже все рассказал.
– Ну, Тоби! Мы здесь одни. Сейчас-то ты мне можешь сказать правду?
Ответом ему послужил протяжный вздох, и Гай начал злиться.
– Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты убил Ахилла неизвестно откуда взявшимся и куда исчезнувшим топором? Но это же смешно! Эти небылицы для Дрэда, а не для меня. Я не видел никакого топора.
– Что ты вообще видел?
– Не знаю, – растерялся Гай. – Все произошло так стремительно. Ты уделал его, пока я открывал дверь.
– Но ты должен был заметить, что Неженка практически изуродован до неузнаваемости? Я не мог это сделать пустыми руками!
– Не уверен, что так оно и было. Ты не дал ничего рассмотреть. Но то, что он теперь приманка для грифов – это точно.
– У тебя на все это есть лучшее объяснение, чем мое?
– Да, Тоби, есть. По своей работе я чего только не наслушался. И каждый клялся, что его слова сама правда. Ты даже не представляешь, на что идут люди, чтобы выторговать хотя бы один лишний день жизни. Но для меня их обман был и не обман вовсе. Я их видел насквозь. Как сейчас вижу тебя.
– И…?
– Все куда проще. И мы оба это знаем. Ты суррогат, Тоби. И не простой суррогат, а из опасных.
– Гай, ты не последователен, – Тобиас ухмыльнулся кривой улыбкой. – Сначала Свимми, теперь я. В каждом углу у тебя прячется по суррогату. Почему ты их так боишься?
– Не всех. Я знаю, что, как правило, мутации не так уж и калечат людей. Бывает даже наоборот. Но иногда, непонятно от чего, появляются опасные суррогаты. Их скрытые способности направлены исключительно на убийство.
– Не бывает опасных или безопасных суррогатов. Все, как и у обычных людей – дерьма хватает и среди них. Как и полезных членов общины. А мутации вызваны повысившейся солнечной радиацией, а как и на что она влияет – вещь непредсказуемая. И то, что среди них выведена особая каста убийц – это миф.
– Я могу считать твои слова признанием?
Удивленно вздернув брови, Тобиас взглянул в глаза Гаю, надеясь увидеть спрятавшуюся смешинку, затем разочарованно произнес:
– Это слова переписчика.
– А я и есть переписчик. И на все мне нужен понятный ответ. Тоби, объяснение насчет топора не пройдет! Есть у тебя в запасе другое?
Тобиас печально вздохнул, затем окатил Гая взглядом полным сочувствия и тоски:
– Как же мне тебя жаль. Ты слишком прямолинеен и тяжело принимаешь то, что не можешь пощупать собственными руками. Абстрактное мышление вредит переписчикам. Складывается такое впечатление, что из вас его выжигают каленым железом. Со мной все иначе. Никто не ограничивал меня в моих фантазиях, и иногда они заходили слишком далеко. Временами мне кажется, что мы всего лишь плод чьего-то воображения. Так что за объяснениями – это не ко мне. Сейчас некто решил добавить игре остроты, и мы послушно и слепо следуем чужому сценарию, выслеживаем друг друга, чтобы убить им на развлечение.
– С нами играют?
– Нет, Гай! Не с нами, а нами! Ты не игрок, а лишь жетон на игровом столе. И это огромная разница. И ты, и я, и Шак, все мы лишь пешки в чужой шахматной партии.
– Погоди, погоди! А как же ошибки в нашем восприятии? Отраженный свет, глаза, мозг? Ты говорил, что это все окружающий нас обман? Как быть с этим? Я только начал привыкать к одной твоей гипотезе, а ты уже о другой!
– Одно другому не мешает.
Гай долго молчал, задумчиво двигал скулами и наконец улыбнулся:
– И все же, придумай что-нибудь более оригинальное. Не верю ни одному твоему слову. Сочини такое, чтобы в него поверил даже переписчик.
Он поднялся, пересек отсек и выглянул в иллюминатор.
– Мне кажется, что тени стали короче? Взгляни, Тоби! – Гай поманил, но тут же в сомнении сморщил лицо. – Хотя, нет. Вот эта длиннее остальных, а та и вовсе лежит в другую сторону. Черт меня побери, если я хоть что-то понимаю. Как на счет Луны и теней? Они вписываются в чужой сценарий твоей игры?
Тобиас промолчал. «Какой же я кретин! – подумал он, разглядывая собственные пальцы. – К чему я снова завел этот бесполезный разговор?» Пожалуй, свою необычную теорию он смог бы обсудить с кем угодно, но только не с таким скептиком, как Гай. Уж лучше бы выложил ее глупому Дрэду. Этот бы ничего не понял, но послушно кивал. Легче убедить Святошу стать атеистом, чем Гая – поверить в то, что мир может быть гораздо сложнее, шире и не ограничиваться островами общины, да и всей планетой. Для него вся планета – это всего лишь вверенный для переписи район мегаполиса. Уже за его пределами для Гая начинался неизведанный мир.
За переборкой в соседнем отсеке неожиданно что-то рухнуло. Так падает шкаф, переполненный посудой. Грохот металла, вперемешку с треском досок и звоном стекла. Тобиас вскочил и, глядя на дверь, прислушался, вытянув шею. К шуму за стеной добавился топот ног, затем все заглушил дикий, захлебывающийся вопль. К нему добавился еще один, потом кто-то забарабанил в дверь, не сумев с испугу справиться с замком. Гай среагировал первый и, обогнав Тобиаса, ударил по рычагу, рванув на себя. В распахнувшуюся дверь ввалился Свимми, упал на четвереньки и, не разбирая дороги, бросился в противоположный угол. За ним попытался проскочить Метис, но Гай уже нырнул в проем, закрыв собой проход. Оттолкнув клерка в сторону, он ворвался во второй отсек, закрыв голову кулаками. Причину такой паники он видел в одном – внутрь пробрались выродки Шака!
Здесь было гораздо темнее, чем в носу. Лунный свет проникал всего из двух иллюминаторов, и Гай никак не мог увидеть противника. Прижавшись к стене, голосил Дрэд. Сорвав голос, он издавал всхлипывающие булькающие звуки, дико вращая глазами, и пятясь из света в тень. Хлопая водонепроницаемыми дверьми отсеков, на его крик прибежал Святоша Джо. Распахнув проем напротив, он раньше Гая заметил всему причину, замер, затем схватив с шеи крест, вздернул над головой. Святоша силился произнести хоть какую-нибудь молитву, но губы не слушались. За спиной вскрикнул Тобиас, и тогда наконец его заметил Гай. Он скрывался в самой темной части отсека, оттого виден был лишь неясный силуэт. Затем сделав пару нетвердых шагов, Ульрих вышел в пятно света, нагнулся, словно что-то искал, недовольно заворчал скрипучим голосом, мотнул головой, стряхивая воду с мокрых волос, и лишь потом обвел вокруг себя невидящим взглядом. Мертвенно бледное лицо сплошь было покрыто трупными пятнами и разъеденными солью язвами. Глаза, лишенные зрачков и затянутые молочной пеленой, слепо прошлись вдоль стен, скользнули по Тобиасу с Гаем, по Святоше с Дрэдом, и, ни на ком не задержавшись, уставились под ноги. То, что искал, Ульрих нашел – в его руках появилось невесть откуда взявшееся ведро. Он им звякнул, подняв на вытянутой руке, и вдруг, заглушая всхлипывания Дрэда, четко произнес:
