– Должно быть, напугал тебя не на шутку, – покачал он головой.
– Просто ты был как чужой. Совсем не похож на себя…
Она продолжала искать нужные слова, чтобы выразить то неясное чувство, то волнение, которое испытывала, но без особого успеха. В голове опять все перемешалось, стерлось в кашицу, как свекла и морковь в заготовке для борща.
– Я стараюсь, – вздохнула, наконец, Лида. – Я правда стараюсь тебе объяснить, но, видно, у меня плохо получается. Ты не понимаешь.
Олег повернулся и, протянув руку, накрыл теплой ладонью ее запястье. Господи, ужаснулась Лида, обратив внимание на испорченный маникюр, мои ногти, боже, я ведь и не помню, как и когда их сгрызла. А все из-за него и его дурацких снов!
– Попробуй еще раз, дорогая, – ласково попросил муж. – Что же тебя напугало?
Лида уже готова была заплакать.
– Мы так долго вместе… Любое твое движение, любой жест, любой издаваемый тобой звук уже давно стали для меня привычными и знакомыми. Превратились в рутину, понимаешь?..
– Не очень-то приятно такое слышать от собственной жены, но… понимаю. Да, понимаю, – повторил он твердо. – Продолжай.
– То, как и над чем ты шутишь… Как смеешься, знаешь, как будто подхрюкивая. Как ты икаешь, отрыгиваешь после еды… Даже то, что иногда ты забываешь поднять ободок унитаза, когда мочишься, – все это обычное дело.
– Ну спасибо. Когда это я забывал?..
– А вот вчера ночью, – отмахнувшись, продолжила Лида, – ты был не такой, как всегда. Ты был необычный. Ты был… не ты. Словно рядом со мной оказался кто-то совсем другой, какой-то совершенно незнакомый мне человек, только притворяющийся тобой. Не могу передать словами… Жуткое ощущение.
– Еще бы, – согласился Олег. По голосу стало ясно, что он уже не шутит, а действительно говорит серьезно. – Но, думаю, это не повод так расстраиваться, дорогая. Всему ведь можно найти объяснение наверняка. Может, это какая-то форма сомнамбулизма? Вроде бы я где-то читал даже, что эта штука связана с возрастом, бывает у маленьких детей и стариков. Мы с тобой, конечно, еще не бабушка с дедушкой, но ведь и не студенты-первокурсники, какими были, когда познакомились. Помнишь, я еще на пары к тебе заявился с букетом?..
– Помню, – тихонько шепнула Лида, и на глазах у нее выступили первые слезы.
– Кто ж об этом писал-то?.. Должно быть, у Фрейда что-то такое было… как, бишь, его там?.. Сублиматность, что ли? Короче говоря – подсознание.
– Подсознание… – повторила Лида, позволив этому слову проползти вверх по языку, под нёбо. Вкус у слова был неприятный, отдающий гнильцой. И морозом. В том, как оно отозвалось у нее в голове, было что-то, что делало его похожим на отражение в зеркале, какой она видела себя этим вечером и все вечера в последние месяцы. Если бы слова могли обрести кожу и плоть, то у «подсознания» оказалось бы древнее, покрытое сетью старческих морщин лицо и неказистое тело с уродливо выпирающим брюхом.
– В любом случае, даже не представляю, что мне могло присниться, чтобы я так себя вел, – добавил Олег. – Прости, пожалуйста.
Он показался ей несколько озадаченным, и это было довольно мило, напоминало его такого, каким он выглядел в молодости. Каким Лида когда-то его полюбила – немного рассеянного, но забавного в этой своей всегдашней растерянности юношу. Сейчас, как и тогда, много лет назад, когда он, смущаясь и краснея, сунул свои жалкие три розочки, ей хотелось его обнять и поцеловать в лоб, как маленького испуганного ребенка. Лида не удержалась и, высвободив руку, погладила мужа по голове, пройдясь подушечками пальцев по тому месту у него на макушке, где раньше смешно торчали волосы, а теперь наметилась лысина.
– Обещай так не делать, чтобы больше не пугать меня, ладно? – попросила она, чувствуя, как приходит успокоение, а вместе с ним и сонливость.
– Обещаю…
– Ты уж постарайся, – вздохнула она и, оторвавшись от мужа, выключила из розетки ночник.
Комната погрузилась во мрак. Тихонько забарабанил по подоконнику дождь. Точно множество рук принялись выстукивать вразнобой давно забытую мелодию. Откуда к ней пришел этот образ, Лида не знала, но подумала во мраке спальни: «Подсознание…» – и поежилась.
– Спокойной ночи.
– Приятных снов, дорогая.
Укрывшись одеялом по пояс, повернулась на бок, спиной к мужу. Свернулась калачиком, как в детстве, и попробовала уснуть. Пару минут спустя почувствовала на плече его ладонь. Горячие, слегка влажные от пота пальцы, как червяки, сползли ей на грудь. В темноте он неосторожно царапнул ногтем ее сосок, заставив поморщиться от боли.
– Хочешь отвлечься от дурных мыслей, – прошептал Олег ей на ухо. Она поняла, что он опять забыл почистить зубы: дыхание мужа отдавало пивом и сушеными кальмарами, которых Лида терпеть не могла.
– Прости, любимый. Голова разболелась, – сказала она.
Это не было ложью: у нее в последнее время постоянно ломило лоб и затылок. Как видно, сказывалась изменчивая погода. Давление и эти перепады температуры – в их возрасте такое бесследно не проходит.
– Опять?.. Ну ладно. Доброй ночи тогда, – разочарованно просопел Олег, чмокнул ее в висок и грузно перевернулся на свою сторону кровати.
В темноте Лида продолжала слушать, как он дышит. Надеясь, что вскоре под его привычное размеренное похрапывание сможет наконец уснуть и сама.
– Вспомнил, – вдруг сказал он. – Про сны вспомнил. Это не Фрейд говорил, а Ницше.
– Что?..
– Маленькие кусочки смерти, – муж сонно заворочался. Пружины в матраце заскрипели от движения его массивного тела. Лида замерла, напрягшись. – Так Ницше называл сны. Маленькие кусочки смерти.
Звучало ужасно, хотя сейчас, в данное мгновение, в темноте, под глухой рокот усиливающегося осеннего ливня, в этом было что-то… что-то правдивое.
– Знал я одного парня… – пробормотал Олег глухо, и Лида догадалась, что он по обыкновению уткнулся лицом в подушку и уже засыпает. – Он рассказывал, про другого парня… С которым они когда-то работали в смене…
– Что?
– А?
– Ты хотел сказать про приятеля твоего друга.
– А, это… Ну… Вроде бы тот кого-то убил во сне. Ну или не во сне, не помню… Раздвоение личности там было или что-то вроде того. Кажется, отгрыз нос своей подружке… Должно быть, совала куда не следует… Когда его спросили, как он это сделал… Тот отвечал, что ничего не помнит…
Он продолжал что-то невнятно бормотать у нее за спиной, все чаще сбиваясь на сонливое сопение, а Лида лежала, поджав колени к животу, таращилась в душную темноту и думала.
Подсознание, думала Лида. Это значит, что в каждом человеке может быть скрыто что-то еще, чего сам он не улавливает, не осознает. Неведомое нечто, которое, наверное, как раз и является нам во снах, когда привычные, знакомые мысли и чувства исчезают. Когда сознание берет отпуск, место его занимает то, другое, первобытное… И его царство – это царство снов.
