Сикорский молча мотнул головой из стороны в сторону.
– А кто еще?.. – спросил он, уже почти решившись.
– Есть несколько человек. Но, думаю, с каждым годом таких будет все больше, благодаря интеллектуальному росту масс… Итак, твое слово?
– Согласен. По рукам! – махнул старик. – Если все действительно как вы говорите…
– Можешь не сомневаться. Репутацию нам подпортили идеологи Средних веков и Возрождения, но на самом деле организация дает стопроцентную гарантию выполнения своих обязательств. Дело за малым: сейчас я заберу твою душу.
– Все-таки непривычно как-то…
– Не надо бояться, это совсем не больно. Оп! Вот и она. – В банке с пивом что-то булькнуло. – Пардон, одну секундочку… – Дьявол улыбнулся и щелкнул пальцами: вместо «Жигулей» в его руке оказалась небольшая пробирка, высотой в ладонь, наполовину заполненная мутноватой жидкостью. – Несколько грамм твоей души. Испытываешь облегчение?
Сикорский прислушался к внутренним ощущениям. На всякий случай украдкой пощупал у себя в паху – мало ли. На удивление, чресла отреагировали на эти осторожные прикосновения весьма бурно, как в молодые годы. И он поспешно отдернул руку, чувствуя, как кровь приливает к щекам при виде похотливой дьявольской ухмылки.
– Недурно… Ну, то есть все на месте вроде бы.
– Что и требовалось доказать. Я ж говорю, аппендикс… Ну-с, мой добрый гнус, – бывай!
– Погоди! Но разве я не должен был подписать какие-то бумаги?
– Акт изъятия тебе подпихнуть? Отчет о сдаче-приемке?
– Не знаю, – развел Сикорский руками, тремор в которых, к его радости, прекратился. – По идее, надо скрепить договор кровью, разве нет?
– Старик, – теперь это слово из уст дьявола звучало как дружеское обращение, – перед кем ты собрался свидетельствовать собственными кровяными тельцами? Пред Всевышним? Так он и так все видит, все знает. Ему по должности положено. Засим, – он вытянулся по-военному, браво стукнув каблуками дорогих туфель, – оставляю тебя пребывать в жизни вечной…
Спустя тринадцать лет помолодевший, изрядно окрепший физически Феликс в освещенном флуоресцентными лампами подвале своего нового загородного особняка в поте лица пытался повторить комбинацию с пентаграммой, пластинкой и свечами.
– Не мучай кота, тебе говорят! – раздраженно рявкнул дьявол, возникая из воздуха между Сикорским и клеткой с животными.
Феликс кинулся на него, схватил мускулистой рукой за темный рукав, угрожающе занес над головой мачете.
– Чертов мошенник! Будь ты проклят за то, что сделал со мной! Мне плохо, плохо, Господи, мне ТАК плохо!
– Ты о чем, Ванюша? Пардон, запамятовал… – Дьявол взглядом отвел от своего лица широкое лезвие, тупую сторону которого украшали выгравированные золотом иероглифы. – Так-то лучше. И все же, о чем ты лопочешь, Феликс?
– Меня сосет, меня гложет, мучит! – Сикорский, вмиг обессилев, выронил оружие на мраморный пол, сам осел на колени и, обхватив кудрявую голову руками, зарыдал.
– Мучает ЧТО? У тебя что-то болит? Руки, ноги? Хвос-ст?.. Сердечко пошаливает?
– Нет. Нет, нет! БОЛИТ! Еще как болит! Не знаю что…
– А я тем более не знаю. Прекрасно выглядишь. Здоров как бык. Да тебя же просто не узнать! И правда смахиваешь на былинного Ивана, не то что доходяга Сикорский… С финансами тоже полный порядок, вижу, время зря не терял. Одобряю. Больше скажу – молодец! Иные в запой бесконечный уходят, а ты помозговитее оказался. Признаюсь честно: не ждал. Что же не так, старичок? Что мешает наслаждаться жизнью?
Сикорский поднял на него мокрые от слез, полные муки глаза и одними губами ответил:
– Душа!
Дьявол изогнул тонкую бровь, изображая удивление. Но в глубине изумрудных зрачков поблескивали все те же озорные огоньки, что Феликс подметил в них такой же темной безлунной ночью годы тому назад.
– Память никак подводит, старик? Никакой души у тебя давным-давно нет.
– Но она ВСЕ РАВНО болит! – проревел Сикорский. – Я же чувствую!
– Силь ву вуле, щ-ща посмотрим… – Дьявол на мгновение прикрыл веки. А когда распахнул их вновь, пухлые губы растянулись от уха до уха: – Ха! Даже не знаю, что тебе и сказать, старичок.
– Правду! На этот раз – правду!
– Да я ж тебе никогда и не врал, мон ами. Изучив кое-какую медицинскую информацию, могу лишь высказать предположение, к нашей маленькой сделке не имеющее никакого отношения…
– Говори!
Сатана наклонился и почти ласково погладил старика горячей ладонью по мокрой от слез щеке.
– Видишь ли, в чем тут дело… Души у тебя, как мы и договаривались, нет. Если помнишь, сегодня исполняется ровным счетом чертова дюжина лет с того момента, как я успешно ее ампутировал.
– Но что же тогда?..
Изумрудные глаза полыхнули:
– Удивительный феномен! Случайность, конечно же, ничего боле. Лихая превратность судьбы, предугадать которую не в силах даже я. То, что ты испытывал все эти годы, хирурги и психиатры называют «фантомные боли».
– Фантомные…
– Бо-оли… Все верно, мой нестареющий бонвиван. Бывает, человек теряет ногу или руку, но ему все одно кажется, что они остались на месте. Он чувствует, как удаленный орган болит. Ему хочется почесать пятку, которой он лишен. Слыхал о таком? Вот и тебе, старичок, чудится, что зудит смертным зудом бессмертная твоя душа, которой у тебя давно уж нет.
– Ты знал, – простонал Феликс, расцарапывая ногтями щеки до крови.
– Безусловно. Ты же не думал, что это картинки, мелом намалеванные, на меня подействовали, правда? Ты же не думал, что твоя никчемная душонка интересна сама по себе хоть кому-нибудь, что снизу, что сверху?
– У нас был договор.
– Но кто же мог предусмотреть подобный поворот сюжета? Пред Богом и людьми все законно, и каждый пункт соглашения исполняется неукоснительно. И будет исполняться во веки веков, как мы тебе и обещали. Что же касается твоей маленькой проблемы, старичок… Я ведь, кажется, сравнивал нашу сделку с валютными операциями, да? Так вот. Сугубо с финансовой точки зрения прошлогодний обмен вышел мне скорее в минус. Как я, опять-таки, уже говорил, твоя душонка и в самом деле не стоит ломаного гроша. Но в некоторых сделках прямая выгода меркнет в сравнении с дополнительными приятными бонусами. И помнишь, что я еще тебе сказал тринадцать лет тому назад? Вы, человечки, по природе своей обманщики, но чаще всего… Вы лжете сами себе. Ты лишен души, но чувствуешь ее боль – какой потешный самообман, ей-черту! Трэ бьян, трэ бьян, манифик! Я б лучше выдумать не смог…
– Черт! – выругался Сикорский.
– Дьявол, – поправил его собеседник.
И растаял, оставив человека в одиночестве, в роскошном пустом доме, посреди умирающей ночи, в отчаянии.
