– И что? Снится?
– Когда как, – уклончиво ответил Глебка и больше не проронил ни слова.
Признание сына разбередило и так неспокойную Ларисину душу. Ей почему-то показалось, что в этом есть определенная логика. Во всяком случае, она сама часто об этом думала: ведь не видела тогда Славиного лица, и понятно, по какой причине – крысы объели, а все остальное могло быть похожим.
«Я не мог-ла о-ши-бить-ся!» – снова и снова повторяла она, восстанавливая в памяти детали опознания, и поражалась тому, насколько легкомысленно повела себя в тот момент. Узрев знакомую одежду мужа, она отказалась от подробного осмотра тела, а ведь нужно было! Нужно было рассмотреть все то, что было известно только ей.
«Поздно!» – Лариса попыталась запретить себе мыслить в таком ключе, но ничего не получалось. – Я бы почувствовала!» – наконец взбунтовалась она и пошла по стопам сына – мысленно попросила Славу присниться ей. Бесполезно! Подсознание отказывалось служить своей хозяйке и молча дремало где-то на самом донышке ее души.
– Не о том вы думаете, Лариса Георгиевна, – раскочегарилась глупая Света, не стеснявшаяся говорить вслух о том, что уйти к другому работодателю ей не позволяет память о Вячеславе Витальевиче, которого она безответно любила. – Не о том! О другом надо!
– О чем? – с любопытством уставилась на нее Лариса.
– Думайте о хорошем, – понесла какую-то ересь Света, а потом запнулась и скомканно добавила: – Вообще-то я была бы не против, если бы вы, Лариса Георгиевна, снова вышли замуж.
– Замуж? – вытаращилась на нее Лариса.
– Замуж, – подтвердила Света, и губы ее дрогнули: – Вячеслав Витальевич, – она подняла глаза к потолку, – я думаю, тоже не возражает.
– А откуда вы знаете? – Ларисе стало неприятно подобное вмешательство в ее личное пространство.
– Я его вижу, – значимо сообщила Света и добавила: – Во сне.
Не дожидаясь конца рабочего дня, Лариса уехала на кладбище, где долго стояла возле могилы мужа и выла в голос, впервые за столько месяцев.
Ночью ей приснился Слава, бородатый и худой. «Больной», – догадалась Лариса и потянулась к нему обеими руками. «Испачкаешься», – сказал ей Крюков и посторонился. Ларисе стало обидно. «Где ты?» – строго спросила она его, но вопрос повис в воздухе – Слава исчез. «Дома. Спит», – вспомнились ей слова сумасшедшей бабки, предсказавшей смерть Жмайлову, и она проснулась со странным чувством: Ларису не покидало ощущение, что она действительно разговаривала со своим мужем. Но как ни пыталась она вызвать это странное состояние снова, ничего подобного больше не повторялось.
К апрелю Лариса почувствовала себя настолько уставшей, что всерьез задумалась об отдыхе.
– Ехала бы ты на курорт, Ларочка, – посоветовала ей свекровь и пообещала присмотреть за детьми.
– Только через мой труп, – взорвался Антон и пригрозил матери, что уйдет из дома, если здесь поселится бабка. Хватит ему прошлого раза.
– А мне что предлагаешь делать? – сорвалась Лариса. Эгоизм старшего сына ее задел за живое.
– Терпеть, – односложно ответил старший сын и, цинично улыбаясь, добавил: – Бог терпел и нам велел.
– Бог терпел и нам велел, – тут же подхватил Глебка и галопом обскакал всю квартиру, распевая на все лады понравившуюся ему фразу.
– Не могу больше, – неожиданно для сыновей расплакалась Лариса, и в доме воцарилась гробовая тишина. – Не могу, – повторяла она снова и снова. – Ну когда же это закончится, господи? Когда?
– Когда я вырасту. – Глеб опасливо коснулся ее волос и, обернувшись на брата, очень бережно, словно хрустальную поверхность, погладил мать по голове.
– То есть никогда, – с учительской интонацией провозгласил учительским тоном Антон и сел рядом с матерью. – Ты сама говорила, что жизнь продолжается. И сама же ревешь. Бабушка вообще сказала, что ты скоро можешь выйти замуж, потому что тебе тяжело с нами.
– Я ей такого не говорила, – возразила сквозь слезы Лариса.
– В общем, если чё, я не против, – закончил свою мысль Антон и отвернулся в другую сторону. Было видно, что говорить об этом ему было нелегко. – Только знаешь, – неожиданно оживился парень, – ты, конечно, выходи замуж, но не сейчас.
– Когда я вырасту, – подсказал Глебка.
– Когда ты вырастешь, дурашка, меня уже никто замуж не возьмет, – пошутила, всхлипнув, Лариса. – Дураки вы все-таки, мальчишки! Куда я от вас?
– Замуж… – буркнул Антон, и лицо у парня просветлело: «ни в какой замуж» его мать не собирается.
– А я против, – на всякий случай высказал свое отношение к предполагаемым изменениям Глеб и добавил: – Не надо нам никого, только ты. – Он встал между матерью и братом, чтобы обнять их обоих. – Ты, – смутившись, он посмотрел на Антона, – и я.
Так и порешили. Мысль о том, что надо что-то менять, Лариса отставила, а свекрови сказала:
– Не надо, Надежда Николаевна, больше с детьми об этом говорить.
– О чем? – картинно удивилась Славина мать и подумала: «Это ты еще вдовьего счастья не вкусила, Ларочка. Слишком мало времени прошло. Год еще не закончился. А очухаешься – взвоешь».
Лариса не стала развивать тему, в этом смысле Надежда Николаевна не была для нее союзником. Мало того, она не первый год ее знала, а потому легко могла предположить, что в глаза та говорит одно, а за глаза – другое. Проще всего – не обращать на нее внимания, а еще проще – изолировать от детей. Но это невозможно, ибо от Славы Ларисе в наследство досталось не только двое мальчишек, но и его мать – эгоистичная, самовлюбленная женщина, декларирующая жизнь по законам человеколюбия, а на деле – их отвергающая. Причем дальше, догадывалась Лариса, будет еще хуже: свекровь начнет резко стариться, может быть, слабеть умом, потребует ухода, постоянного внимания… «И будет у меня вместо молодого мужа старый ребенок. Капризный, вредный и противный до жути», – поежилась Лариса и запросила у небес долгого здравия для Надежды Николаевны.
Та в отличие от невестки видела совершенно другие перспективы. Она подозревала Ларису в чрезмерной холодности, отчасти в неблагодарности, в готовности сдать ее как ненужную обузу в дом престарелых и зажить полнокровной женской жизнью.
«Не дождетесь!» – внутренне митинговала Надежда Николаевна и, чтобы Лариса не расслаблялась, подробно пересказывала ей собственные сны, в которых, разумеется, главным действующим лицом был ее покойный сын.
– Ты не поверишь, – как-то раз позвонила Ларисе свекровь и в деталях рассказала о том, как в одном из ее снов выглядел Слава. – Худой. Бородатый. Глаза волосами заросли. Насилу узнала. И говорит: «Забери меня домой, мама». А я ему: «Так ты уже умер». А он: «Это я для других умер, а для тебя…» – Голос Надежды Николаевны задрожал. – Знаешь, Ларочка, надо бы Славика помянуть.
«Да я его и так по сто раз на дню поминаю», – захотелось выпалить Ларисе, но она сдержалась и вежливо ответила:
