– Ты не захотел ребенка, – тут же напомнила супругу Яна, но тот этого укола словно не заметил. Тогда Яна обеспокоилась и вернулась в их спальню, рассудив, что раз спрашивает, значит, всерьез раздумывает над сменой жизненных ориентиров. Как это ни странно, но она патологически боялась развода, хотя никаких показательных примеров перед нею отродясь не бывало: ее уже пожилые родители жили в браке долго и счастливо. И ведь Яна, помнится, тоже так собиралась и считала Владимирова для этого вполне подходящей кандидатурой: порядочный, спокойный, ответственный, чем не вариант? И вот теперь у этого варианта в голове определенно вызревала мысль о расставании, да еще и с такой скоростью!
Временами Яна пыталась представить, что произойдет, если развод состоится? И взвесив все за и против, снова и снова убеждалась в том, что ее беспокоит не столько гипотетическое безденежье, размен квартиры, сколько реакция окружающих. «Я – социальное существо», – объясняла она себе собственную трусость и ссылалась на то, что не хочет разочаровывать ни родителей, ни сына. Тот факт, что в стремлении избежать осуждения она невольно заедает жизнь собственного супруга, Яна игнорировала. Гораздо важнее для нее были внешние благополучие и респектабельность.
Совсем по-другому на эту же ситуацию смотрел загнанный в угол Скворцов, открыто заявивший жене, что «не любит» и «не хочет» и вообще не видит смысла в их взаимодействии, которого, добавил он, «как такового, в сущности, нет».
– И что ты предлагаешь? – полюбопытствовала жена, не питавшая никаких иллюзий на предмет чувств, лежащих в основе их брака.
– Жить отдельно. – Олег многого не требовал.
– Живи, – разрешила ему жена, но от развода отказалась, сославшись все на тот же эфемерный социальный статус, согласно которому женщина к сорока годам обязательно должна быть замужем. – К тому же, – добавила она, – я не для того выходила за тебя, чтобы сейчас взять и отдать тебя другой бабе.
– Ни о какой бабе не идет речь, – поморщился Скворцов и предложил Оксане откупные: квартиру в Братске, денежное содержание и полное обеспечение Евки. – Согласна?
– В обмен на штамп в паспорте? – тут же конкретизировала жена и озадачилась тем, как мгновенно улучшить свое материальное положение.
– Дался тебе этот штамп в паспорте! – искренне изумился Олег и сформулировал свои требования: – Штамп в паспорте можешь оставить себе. Мы просто живем в разных квартирах: ты – в Братске, я – в Ревельске. Только и всего, все остальное останется без изменений. Просто я должен быть уверен, что на мою территорию ты ни ногой.
– А ты на мою можешь заходить, – томно улыбнулась Скворцову жена и заскользила крохотной ножкой по его брючине. От неожиданности Олега даже передернуло, и это вызвало ужесточение требований со стороны Оксаны: – Наш развод для окружающих – тайна за семью печатями, это раз. Евка должна видеть тебя несколько раз в неделю, это два. Причем не на пять минут – вещи забрать, а по-настоящему – до утра. И наконец, три. Я – женщина и искать сексуального партнера на сайтах мне не к лицу, поэтому иногда тебе придется исполнять свой супружеский долг, невзирая на то что ты ко мне ничего не испытываешь.
– И как часто? – скривился Скворцов, даже не скрывая собственного неудовольствия.
– Ну а это уж как получится, – смилостивилась жена и отпустила Олега на все четыре стороны с твердым намерением выжать из того все, что только можно, пока позволяют обстоятельства.
– И как же? – растерялась посвященная в супружеский договор Аэлита и расплакалась.
– Я-то думал, ты обрадуешься, – удивился материнской реакции Скворцов, ибо еще какое-то время назад она всерьез предлагала ему завести любовницу и даже подсовывала телефоны знакомых знакомиц для того, чтобы как-то разнообразить досуг своего сына. Теперь же, насмотревшись по телевизору разнообразных передач под интригующими названиями «Честный разговор», «Тайная жизнь звезд» и так далее, Аэлита даже стала подозревать Олега в небанальных грехах, например содомии. И чтобы удостовериться в собственной правоте, начала следить за сыном. Она то приглядывала за ним в армейский бинокль, скользя взглядом по светящимся окнам, то внезапно вторгалась к нему в квартиру с надеждой обнаружить там нечто, что подтвердило бы ее подозрения, но все ее усилия были тщетны – жил Олег бобылем, в дом не водил ни друзей, ни женщин, спиртным не злоупотреблял и вообще неизвестно, чем был занят вечерами.
– Ты сойдешь с ума, – посулила ему Аэлита, увидев на диване сына книгу со странным названием «Как почистить свой сосуд кармы?». – Или тебя завербуют в секту. Какую-нибудь Аум Синрикё, – блеснула своими познаниями Аэлита Федоровна и приняла решение – спасти сына от надвигающегося разорения.
– Обязательно, – проворчал Олег и посмотрел на мать столь выразительно, что той не осталось ничего другого, как предложить самое простое решение выхода из кризиса:
– А хочешь, я тебе драники сделаю?
– С чего бы это вдруг?
– Плохо выглядишь, – обронила, не оборачиваясь, Аэлита и по-хозяйски направилась на кухню, откуда была выдворена через пять минут.
– Здесь я хозяин, – напомнил матери Олег и с раздражением отнял у нее недочищенную картофелину. – И я не голоден.
– А по-моему, очень даже голоден, – с какой-то странной интонацией сказала Аэлита и ушла не прощаясь.
«Обиделась» – так объяснил себе ее уход Скворцов и оказался не прав.
В сердце его матери не было места обиде, зато беспокойство укоренилось в нем основательно. Но об этом Олег не догадывался и по-прежнему считал Аэлиту женщиной недалекой, не способной на сильные чувства и тонкие переживания. Да, действительно, природа не наделила его мать каким-то недюжинным умом, но зато с лихвой одарила сильнейшей интуицией, которая в сочетании с житейской хитростью и элементарным расчетом всегда позволяла ей добиваться желаемого. Например, Аэлита категорически не желала мириться с одиночеством сына, потому что считала такое положение дел противоестественным. Любой мужчина, уверяла она, должен быть при женщине, и не важно, жена она ему или любовница. А у этого упрямца нет ни первого, ни второго, и поделать с этим ничего нельзя, потому что Олег глуп и совершенно не знает жизни. Он думает, что ему не везет с женщинами, а на самом деле – просто не понимает, как правильно выбрать. А ведь это целая наука, о которой, кстати, лично она имеет подлинное представление и вполне могла бы стать куратором, но разве в своем отечестве есть пророки?
Парадоксальное взаимодействие, с одной стороны, «сил необъятных», с другой – абсолютной беспомощности лишило Аэлиту покоя. Она томилась в бездействии и чувствовала себя в полной изоляции: обсуждать дела сына с близкими родственниками и немногочисленными подругами, а прежде – завистницами, казалось ей делом неблагодарным, просто невозможным. Тут-то Аэлита и вспомнила про Яну и позвонила той с призывом о помощи.
– Поговори с ним, Яночка, – заворковала Аэлита Федоровна, слепая интуиция которой в очередной раз подвела к судьбоносному выбору собеседника.
