Щукин с удовольствием наблюдал за изменениями на лице Софрона Леонидовича – сначала появилась растерянность, затем паника, после чего маска страдания перекосила лик Бубы. Очевидно, он не ожидал такого разоблачительного поворота.
– Поймите, Софрон Леонидович, – начал увещевать его Щукин, ибо настало время брать дедушку тепленьким, – вы будете проходить как соучастник преступления. Это не шутки. А чистосердечное признание смягчит вину и наказание, учитывая ваш возраст…
– Я должен оболгать Стаса? – вдруг спросил он и тут же выпалил: – Не дождетесь.
В данной ситуации терпение лопнет даже у бронзовой статуи. Архип Лукич вскочил со стула, заходил по кабинету:
– Поймите же, в конце концов, упрямый человек! Стас совершил преступление, а вы потворствуете ему! Сойдет ему сейчас с рук – он и дальше будет теми же методами расправляться с недругами, а там и до убийства недалеко. Неужели это не понятно?
– Я понимаю, – закивал Софрон Леонидович.
– Так почему вы упрямитесь?
– Потому что Стас не стрелял.
– А кто стрелял?
– Отпустите Стаса.
– Нет уж, нет уж, Стас будет сидеть до суда. И я обещаю вам, что доказательства его вины найду и без вашей помощи. Идите.
Бубу как ветром сдуло.
– Вадик, садись ему на хвост, – устало выговорил Архип Лукич. – И паси, чего бы это ни стоило. Гена сменит тебя завтра утром.
– Вы надеетесь… – заговорил Гена, но Щукин перебил его:
– Нам надо поймать Бубу с поличным, он обязательно еще раз попытается выкинуть фокус, как со вчерашними выстрелами в пол, чтобы отвести от Стаса подозрения. Думаю, теперь ему будет помогать Тригуб-старший. Я этой шайке престарелых бандитов спуску не дам, обнаглели окончательно. Беги, Вадик.
– А мне что делать сегодня? – спросил Гена.
– Отдыхать.
Если бы Архип Лукич знал, что делать не только Гене, но и ему… Где этот чертов пистолет? И вообще, не ошибся ли он? Проклятые сомнения…
– Рад, рад без меры, – встретил Щукина Натан Ефимович, стоя на лестнице, ведущей на чердак. – Поднимайтесь.
На чердаке все осталось по-прежнему, вновь пришлось переступать через груды связанных папок, чтобы добраться до стола. Но под крышей было свежо – оба окна открыты настежь, вечерняя прохлада свободно гуляла по чердаку в виде сквозняка, который касался штор и всего легкого, от чего происходило движение. Учитывая исключительно мрачную атмосферу из-за склянок и колб на полках да тусклый свет, шевеление легких предметов казалось таинственным, чуть ли не мистическим и вызывало в душе небольшой трепет. М-да, в этом месте хорошо страшненькое кино снимать.
– Вы не боитесь сквозняка? – спросил Щукин, пробираясь к столу.
– Я закаленный. Раз вы боитесь, то вот сюда пожалуйте, в уголок. – Натан Ефимович снял два стула со спинки кресла, чтобы не мешали, поискал, куда бы их деть, и не нашел ничего лучше, как взгромоздить на кипу папок у стены. – По сто?
– Естественно, но сегодня угощаю я, – улыбнулся Щукин, открывая кейс. Он выудил оттуда водку, пару банок консервов, мясо в вакуумной упаковке. Натан Ефимович все равно открыл холодильник, достал свои деликатесы и приступил к приготовлению стола. – Я хотел спросить вас, Натан Ефимович: почему вы сейчас не собираете преступления? Мне попалось интересное дело, оно бы дополнило вашу коллекцию.
– Все, мой друг, когда-то надоедает. Даже собственная жена. Вдруг замечаешь рядом старую грымзу, о которой не подозревал десятки лет, и делаешь так, чтобы ни ты ей не мешал, ни она тебе. Так и с моим архивом получилось – надоело. Да и возраст не тот, чтобы бегать за следователями и выпрашивать у них материалы.
Архип Лукич достал папки:
– Ваш архив здорово мне помог, Натан Ефимович, я проделал много работы и… представьте себе, знаю теперь, кто убил Самойловых и Хижняка.
– Не может быть! – Несмотря на искреннее удивление, архивариус продолжал резать колбасу и сыр. – Признаюсь, странно это слышать. В советское время скрупулезно расследовали преступления, но у них ничего не получилось, как ни бились. Интересно, почему? Страшно интересно.
Архип Лукич долго и обстоятельно рассказывал, как заинтересовался не столько убийствами в прошлом, сколько людьми, жившими в то время, и самим временем. Так что сказать, будто он целенаправленно шел по стопам Фрола Самойлова и Огарева, нельзя, все получилось попутно, потому что во всех случаях фигурировали один пистолет, один почерк и, казалось, одна рука.
– Вы подумайте! – изредка вставлял Натан Ефимович, качая головой. Когда Щукин закончил свое повествование сегодняшним опросом Бубы, он вздохнул: – Трудно понять людей. Почему-то один, пройдя девятый круг ада, попадает в чистилище, душа его светлеет, сердце оттаивает, он перерождается в новое качество и прощает прошлое или хотя бы отставляет его в сторону. Другой, пройдя тот же путь, остается в аду, и вся его последующая жизнь соизмеряется с теми страданиями, которые выпали на его долю, он не способен провести черту между настоящим и прошлым, два эти понятия сливаются, отравляют существование, отсюда он пытается уничтожить прошлое. Меня в данной истории не факт вендетты потрясает, это не ново, встречается нередко, особенно в преступлениях на бытовой почве. И не потрясает то, что жертвы были напрасны, это тоже не новость, хотя и прискорбно. Вы подумайте: сколько вреда только от одного негодяя! Я имею в виду Якова Евсеевича. Его пагубная деятельность продолжилась и после смерти, он будто из преисподней протягивал руки к тем, кого не уничтожил при жизни, и добивал их. Вот кто из могилы мстил за собственное убожество и недалекость. Потрясающе! Это называется фатальностью и не объяснимо официальной наукой.
– М-да, не объяснимо… – пробормотал Щукин, сжимая стаканчик. – Но пистолет я не могу найти, а без него…
– Вы не думали, что в сегодняшнем случае присутствует третье лицо?
– Еще как думал. Я был уверен, что в Валентина стрелял Никита Огарев. Нет, Стаса я заподозрил раньше, но как-то не было уверенности, что это он, пока не вышел на Бубу. И тут выяснилась масса совпадений: Буба – друг семьи Стаса, он же и рассказал об Огареве, у Стаса конфликт с Валентином, в конце концов, Валентина не убили и даже не ранили, следовательно, почерк уже не тот, что в первых убийствах.
– Да, вы верно рассуждаете. А Огарева искали?
– Разумеется. По справке. Огаревы есть в городе, но не совпадают даты рождения.
– Поищите за чертой города, в близлежащих деревнях, – посоветовал Натан Ефимович. – Думаю, тот же Буба был не совсем соучастником, то есть он мог и не знать, зачем его посадили за руль.
– Вы считаете, все же Огарев стрелял? Почему же тогда не убил? Он поклялся убить всех потомков Фрола, а клятву исполнил… частично.
– Видите ли, Архип Лукич, чтобы ответить на ваши вопросы, надо знать наверняка. А у вас пробел есть, то есть вы сами не уверены, что Огарева нет в живых.
