Нельсон взял одного из бойцов на мушку, слегка прижал спусковой крючок. Легкое движение пальца – и смерть отправится в полет, вырвав еще одну душу, по чьему-то недосмотру не сгоревшую в атомном пламени.
– Опусти оружие, дикарь, – раздался за спиной Нельсона напряженный голос.
Мужчина медленно обернулся: Карина, снова в уверенной и твердой стойке бойца, только дуло карабина теперь направлено прямо ему в лицо.
Даже если картечь не пробьет бронежилет, что уже сомнительно на таком расстоянии, ребра ему сломает. Стоило признать, что выхаркивать по кускам свои легкие мародеру не хотелось.
– Они идут не за нами. Мы им не нужны. Просто опусти автомат, – продолжила девушка. Голос дрогнул, и она добавила: – Я очень сильно не хочу стрелять в тебя.
– Вот, значит, как? – спросил Нельсон, снимая автомат с шеи и укладывая его на пыльный линолеум.
Девушка расслабилась и едва заметно улыбнулась.
А через секунду мародер бросился вперед, хватаясь за ствол «Сайги». Карина не успела отреагировать, как ствол уже смотрел в потолок, а запястье оказалось вывернуто под неестественным углом. Вспышка боли, удар, и мародер уже прижал девушку к стене, пережимая плашмя карабином ее шею, перекрыв дыхательные пути.
Она рванулась один раз, второй, но длина рук Нельсона не позволяла Карине дотянуться до него, чтобы сделать хоть что-то.
– Как ты с ними связана? – проревел мародер. Он наконец решил, что пришло время со всем разобраться. Нет больше смысла тащить с собой живую бомбу. – Скажи как, или я…
– Или ты убьешь меня? – с трудом прохрипела Карина. – Давай. Ты только это и умеешь, ублюдок.
Мародер стащил ремень карабина с плеча девушки и отшвырнул оружие прочь, после чего вытащил из кобуры на поясе пистолет. Рукоятка «ярыгина» легла в руку как влитая.
– Давай убей меня, – выплюнула она. – Скольких ты убил? Ты хоть помнишь своего первого, а? Или ты начал убивать людей еще до Войны, вонючий дикарь?
Остатки доверия рухнули к чертям. Полупридушенная девушка затравленно смотрела на Нельсона, расхаживавшего туда-сюда по квартире, тем не менее не теряя бдительности. Хотя боец из него в тот момент был никакой: руки попросту ходили ходуном.
– Можешь назвать меня дикарем. – Нельсон гнусаво рассмеялся, смех из-за маски противогаза превратился в непонятное хрюканье. – Можешь звать ублюдком, мутантом. Но, по крайней мере, я не один из тех, кто бросил граждан своей же страны подыхать на поверхности. А потом гнить в переходах без надежды на спасение. – Слова мародера звучали одновременно серьезно и как-то по-детски, будто обвинения ребенка, которого забрали из детского сада позже, чем обычно. – Хорошо вам там, да? Вода горячая, люди чистые и приветливые, консервов каких угодно. Теплицы наверняка под землей, может, загоны для скота даже… – На секунду Нель остановился и пнул жалобно скрипнувший диван. Нельсон опустил взгляд и, покачав головой, добавил: – Хотя чего мне вас осуждать? Сам бы то же самое сделал.
* * *
Испуганные, они жались друг к другу, будто птенцы. Здесь было два десятка детей от трех до семи и еще два десятка детей старше. Их вывели в этот зал под дулами автоматов пятеро мужчин, попытались было выстроить в ряд, но не смогли и бросили это дело, просто сбив ребят в толпу.
Напротив детей стояли родители. Шеренга вооруженных солдат частично скрывала их от детей, но Карина видела все, что происходило в зале.
Тогда девчонка еще ничего не понимала. Это позже старшие товарищи объяснили Карине, что произошло в тот день. Ей было очень сложно поверить им.
Сложно было поверить, что ее мать – женщина с синяками и кровоподтеками на лице, в разорванной одежде, стоявшая в толпе таких же избитых людей, – могла быть одним из зачинщиков переворота.
Сложно было поверить, что сдал ее властям отец Карины – мужчина, в медицинском халате поверх строгого костюма, с руками, привычными и к скальпелю, и к оружию.
На его лице в тот момент не было ни следа эмоций, он стоял за спинами автоматчиков среди другой группы людей, одетых либо в классические костюмы, либо в военные мундиры.
На ком-то были даже орденские планки, но ни медалей, ни орденов не было.
– Марат, зачем? – внезапно спросила женщина. Она не кричала, не просила – просто задавала вопрос. Ее светлые волосы были растрепаны, а на макушке, слипшись с кровью, теряли свой цвет, превращаясь в бурую массу.
Карие глаза отца Карины продолжали беспристрастно смотреть на происходившее. Он и не собирался отвечать.
Из его группы сделал шаг вперед еще один человек. Он был главным в этом бункере, должность его постепенно потеряла свое значение, в скором времени превратившись в имя.
Так его и называли – Мэр.
– Мы дали вам шанс, – спокойно произнес Мэр. – Мы дали вам шанс укрыться от войны, спасти себя и детей. И чем вы отплатили нам? Вместо того, чтобы жить и работать, вы строили козни, желая перевернуть устоявшийся порядок. У меня нет другого способа, чтобы предотвратить хаос, который наступит после этого. – Он будто извинялся за то, что должно было произойти. – Я не могу оставить их в живых.
Лицо матери, тело которой рвали автоматные очереди, еще долго стояло перед глазами Карины.
Призрак матери в окровавленной одежде, со следами от пуль на теле еще долго являлся ей в ночных кошмарах.
Призрак любящей матери.
* * *
– Зачем тебя отправили со мной? – спросил мародер, остановившись посередине комнаты и снова посмотрев на девушку. – Зачем меня вообще выпустили из этого бункера, зачем дали устроить резню? Вам и своих людей не жалко?
– Тебе нужно было просто пройти мимо, – ответила девушка, пожав плечами. – Вот и все. Выход на поверхность не охранялся, охранники получили нужные инструкции, всех остальных отправили вниз, слушать дебаты. Ты мог просто пройти мимо. Но нет, такие, как ты, не умеют действовать рационально. Чувства для вас превыше всего, месть – самое желанное, что может существовать на свете.
– Мне ваш покойный безопасник уже рассказал, какой я дикарь, недочеловек и так далее, – отмахнулся от Карины Нельсон.
Он ничего не чувствовал: ни угрызений совести, ни раскаяния. Народ из той рейдгруппы сам нарвался. А убив безопасника, Нель точно оказал большую услугу человечеству.
С другой стороны, он не чувствовал себя санитаром леса. Мародер убивал не плохих, он убивал тех, кто встает у него на пути. Он не упивался убийствами, он просто делал то, что должен. И кошмары ему не снились. Вернее, снились, но убитые в них не являлись.
Популяция начинает сокращать свою численность, как только начинают заканчиваться ресурсы в результате обострения конкуренции. Только здесь, в мире после Войны, ресурсов было полно, однако люди продолжали мочить друг друга. Такие вот неправильные популяции, такое вот неправильное животное – человек.
