– Я кредит в банке возьму, ателье открою, а вы можете бар небольшой организовать при ателье этом. Я слышала, вы официанткой работаете?
Женщины тогда проговорили до поздней ночи, а утром Татьяна тоже стала собирать бумаги для кредита.
Татьяне думалось, что бар раскрутится быстрее и доходов принесет больше, а вышло не так. Елена заняла ту нишу, которая пустовала, и продукция ее ателье была мгновенно востребована – полных, низеньких, неуклюжих женщин на свете куда больше, чем дам с идеальными фигурами, а баров было великое множество. Собственно, Татьяна могла бы это перенести, в конце концов, ее дело позволяло ей кушать бутерброды с икрой, и вовсе не с кабачковой. Но вот Кристина! В ее отношениях с Вадимом начался новый виток. Девчонка постоянно подчеркивала, что она – дочь директора, а он – всего-навсего сынок подчиненной ее матери. Парень не обращал на это внимания, а вот Татьяна страдала. Кристину же злило спокойствие ухажера. Чего она только не придумывала, чтобы вывести того из равновесия.
– Тань, ты слышь-ка чаво… – каждый день встречали словоохотливые бабуси Татьяну на лавочке возле подъезда. – Эта-то шельма, знашь, как твово Вадьку изводила седни? Дай-ка скажу! Она тако удумала…
Короче, что удумала шельма и как от этого должен был страдать Вадим, знал весь двор. Татьяна бесилась. Она не раз ловила Кристину и пыталась ей втолковать, что если только…
– А что вы мне сделаете-то? – нагло усмехалась девица ей в лицо. – Лучше скажите своему сыночку, чтоб перестал за мной таскаться. Надоел уже.
Татьяна и к Елене Ивской обращалась. Та обещала поговорить с дочерью, но от тех разговоров становилось только хуже: девчонка перед всем двором позорила парня, мол, тот бегает жаловаться к мамочке.
Потом Ивские переехали. Но не изменилось ничего. Елена теперь жила в роскошной квартире, в доме напротив, у Кристины появились новые, крутые дружки, а Вадька так и продолжал бегать за Кристиной. Елена Ивская тоже преклонялась перед своим чадом, поэтому и не отказала дочке, когда та попросила машину.
– Мам, ну у нас уже все ездят, одна я, как лохушка! – ныла шестнадцатилетняя краля каждый вечер.
– Но, доченька, тебе все равно еще нельзя ездить. Восемнадцать исполнится, тогда…
– Ага, им хорошо, они ездят, и никаких восемнадцати никто не спрашивает… а ты… Я же не виновата, что у меня папа слесарь, а не какой-нибудь начальник! Не могла, что ли, нормального мужика выбрать?
Денег на машину не было, но у Кристины неумолимо приближался день рождения, и мать решила дочурку порадовать. А деньги… что ж, ничего особенного не случится, если сотрудники немного подождут. Так у Кристины появилась новая машина.
– Эй, лопушок, – высунулась однажды Кристина из окошка дорогой иномарки, когда Вадим с матерью направлялись домой. – Ножками – оно конечно для здоровья полезней. Тем более, когда голова не работает!
Она уже не стеснялась Татьяны!
– А откуда у тебя машина? В театре зарплату не давали… – глупо проговорила она тогда.
– А зачем вам? Тоже, что ли, машину покупать собрались? Ножками топайте, ножками! – фыркнула дива, и в салоне автомобиля раздался оскорбительный гогот.
Татьяна видела, как съежился ее Вадик, как он постарался быстрее зайти в подъезд. И поклялась себе: у Вадима будет машина! И еще круче, чем у Кристины! Пусть она тогда подавится от злости!
Однако, понятное дело, трудами праведными ей Ивскую было не переплюнуть, театр и ателье Елены набрали уже обороты. И тогда Татьяна решила пойти на хищение. Она старательно спаивала клиентов побогаче, и от ее коктейлей развязывались языки даже у самых крепких. Никто не видел в ней опасности: милая, душевная женщина, за стойкой бара и только. Не узрела опасности и Софья Филипповна Рудина. Пьяненькая дама похвасталась Боевой, что очень скоро станет преуспевающей заграничной леди.
– И эта туда же… – фыркнула Татьяна и стала разрабатывать план.
Во время еще одного разговора она искусно вызнала, что старушка хранит деньги в погребе старого дома, и что дама страсть как боится там ночевать одна, а потому все чаще остается у дочери. В общем, дело оставалось за малым. Рудина была для Татьяны идеальным вариантом: богатых бизнесменов она побаивалась, слишком хорошо у тех поставлена охрана, да и вычислить похитителя специалисту большого труда не составило бы. А вот старушка…
А у Вадима дела шли своим ходом. После того случая он от Кристины отошел.
– Да, да, я знаю! – воскликнула Зинаида. – Он с девочкой из института стал ходить. И она поставила Кристину на место. При всех!
– Мы в курсе, – подтвердил Игнатий.
– Так, так, – мотнул головой Евгений Николаевич. – Тогда вы знаете и про избиение, да?
– Еще бы не да! Я же его и нашла! – подтвердила Зинаида.
– Вот этот случай и подтолкнул Татьяну к решительным действиям.
Татьяна вызнала, в какой день Рудина будет у дочери, проследила за ней – та действительно отправилась к Валентине – и спокойно стала дожидаться темноты. Поздно вечером она взломала окно на веранде дома и беспрепятственно залезла в погреб. Она была настолько уверена в том, что ей никто не помешает, что ничуть не торопилась: развернула тряпку, в которую были завернуты деньги, и убедилась, что старушка не врала. Неизвестно, что случилось, но именно в тот вечер Рудина вернулась от дочери домой.
– А мне известно! – снова вклинилась в рассказ Зинаида. – Дело в том, что у Вали, дочери Софьи, был мужчина, Генка, и они постоянно с мамашей ругались. А потом Генке надоело, и он просто выставил Софью Филипповну из квартиры в подъезд. Все, теперь молчу.
– А вот как… Что ж, тем более, все логично получается: дочь неожиданно выставила мать и та прибыла в свой домик на собственную погибель.
Софья Филипповна, когда увидела, что Татьяна роется в ее деньгах, подняла истошный крик. Вернее, она намеревалась закричать, но Татьяна зажала ей рот. И все же старушка никак не желала расставаться с деньгами. Она пыталась мычать. В ночной тишине и этот звук мог насторожить посторонние уши. И Татьяна зажала ей рукой и рот, и нос. Справиться с маленькой женщиной у Боевой хватило сил. Она не слишком испугалась даже тогда, когда Рудина затихла и перестала вырываться. Уже понимая, что женщина мертва, Боева собрала деньги и решила вину за собственное преступление перекинуть на ненавистную Кристину. Фломастером, который валялся на столе, она на руке уже покойной Рудиной написала: «Я не такая», то есть то же самое, что девчонка написала на руке ее сына. Но потом все же передумала и подожгла старый дом. По ее подсчетам, ветхое строение должно было сгореть за полчаса. Однако соседи оказались бдительнее, чем она предполагала, и тело несчастной осталось почти не тронутым огнем. Самое интересное: никаких улик на месте преступления не нашли.
– Так на чем же прокололась Боева? – не выдержал уже и господин Мотков.
– На вашей дочери, – смущенно крякнул Евгений Николаевич.
